Цикл «Люди и кактусы» оказался для меня более существенным и значимым, чем я предполагал. Мысль о том, как важно понимать/чувствовать тебе интересное в преломлении видения и опыта других людей, представляется все более непреложной. А память заботливо переворачивает одну подзабытую было страницу за другой.
Безусловно, тему эту буду продолжать. А значит необходимо написать о, пожалуй, самом известном деятеле отечественного кактусоводства последней трети прошлого века, о Георгии Георгиевиче Вольском.
Он скончался пять лет назад, тогда меня попросили написать некролог для одного из кактусовых изданий. Но я предпочел формат статьи памяти. И здесь я просто приведу тот текст. Перечитал сейчас – и почти ничего не исправлял/не уточнял.
«Не стало Вольского….
Георгий Георгиевич Вольский, 19.04.1947-30.05.2019. Физиолог растений, кандидат биологических наук. Более полувека возглавлял питерский (ленинградский) клуб любителей кактусов.
Можно добавить еще приличествующие случаю «огромный вклад», «невосполнимая потеря» - и получится достойный некролог для энциклопедического архива.
Конечно, такие некрологи необходимы – как информация (печальная) и как дань уважения.
Но о Георгии Георгиевиче – Гоше! – Вольском я хочу написать иначе. Что-то такое особенное оставил он в истории отечественного кактусоводства. И в том своеобразном мире, который объединяет почитателей кактусов. В мире, который каждый из нас так или иначе пытается осознать, как и свое место в нем.
Я не берусь за биографию Вольского, не пытаюсь анализировать и оценивать его жизнь и деятельность. Тут только мои впечатления. Субъективные по определению.
ЗНАКОМСТВО
Когда я только начинал заниматься кактусами и пришел в московский клуб, я узнал, что в отечественном кактусоводстве есть непререкаемо авторитетный и всеми уважаемый специалист – ленинградский биолог Георгий Георгиевич Вольский. Имя было знакомо: в то время я насквозь читал всю доступную кактусовую литературу и конечно не пропустил редкую статью соотечественника в ГДР-овском журнале “Kakteen-Sukkulenten” за 1977 г. В ней Вольский обстоятельно рассказывает о работе и истории ленинградского клуба (клубу шел тогда 18-й год – ого!).
А вскоре Георгий приехал в Москву с лекцией для кактусоводов. Было время, пожалуй, расцвета московского клуба. Залы заседаний тогда не вмещали всех желающих, докладчики были незаурядные: блистательный Борис Носков, яростный Глейзеров, мудрая Богданова, обстоятельный Вешников, эрудит Столяров, яркая Стрижак. Да и многие другие.
Но. Руководство клуба находило средства и приглашало Вольского. И неоднократно. И оказавшись на его лекции, я почувствовал, почему. Это было другое. Это был академизм в его лучшем понимании. Наверное, такие именно лекции в дореволюционные времена привлекали московскую общественность в университетские аудитории.
Лично мы с ним тогда не познакомились: окруженный, как кинозвезда, толпой, он спешил на обратный поезд. Да и предмета для знакомства не было – я тогда был новичком в кактусоводстве.
Знакомство началось и продолжалось в Ленинграде, куда я нередко ездил в командировки. Георгий оказался интереснейшим и приятным в общении человеком, и глубоким знатоком кактусов. Он сразу предложил перейти на «ты» и обращаться к нему «Гоша». Поразительным образом это «Гоша» замечательно подходило Вольскому. Несмотря на его внешний и внутренний аристократизм и органичную способность вежливо, но непреклонно выдерживать дистанцию со всеми коллегами и в любых ситуациях.
КЛУБ
В начале нашего знакомства я видел, что Георгий непривычно молод для авторитетного кактусиста. Но тогда я не знал, что в ленинградский клуб он пришел пятиклассником, в 12 лет. А уже через пять лет – в 1964 г. - стал его председателем. И бессменно оставался им до 2010 г.! И до своей кончины сохранял почетный титул Президента клуба.
Старший собрат питерского клуба – клуб московский – за этот период сменил десятки председателей, сонмы амбициозных, ярких, хитрых, умных, талантливых, да и просто случайных любителей кактусов с переменным успехом пытались улучшить, модернизировать, возвысить, использовать, разделить, объединить московский клуб. Во всей стране кактусовые клубы возникали и исчезали (когда-то их количество до сотни доходило). Да что там клубы кактусистов – представьте себе на минутку, как менялась страна и мир с 60-х гг. прошлого века!
Питерский же клуб оставался незыблемым, как Наука и Вера. И этот феномен неразрывно связан с Георгием Георгиевичем Вольским. Не знаю, с каким уж умением, талантом, упорством Гоша создавал, формировал, развивал, нет, даже не собственно клуб (как собрание, сообщество людей, объединенных общим увлечением), но принципы, и самое, на мой взгляд, значимое – стиль и традиции. Можно придумать и принять новые правила, названия, структуры. Но традиции голосованием не создаются. И сразу на ум приходит пресловутый английский газон…
А еще, как это ни банально, масштаб личности. Можно какую угодно распрекрасную идею и модель предлагать, но если сам мелковат, вряд ли воплотить удастся. Гоша на месте председателя клуба был безусловной глыбой.
Ох, непростые это люди – коллекционеры кактусов: самолюбивые, обидчивые, амбициозные, конфликтные (даже если они питерские). Одиночки и эгоцентристы, тянущиеся при этом к общению. Индивидуалисты, которым для самовыражения необходимы аудитория и признание.
Чтобы стать для них безусловным и постоянным авторитетом, не достаточно быть более знающим, более умным, более успешным. А семнадцатилетний Гоша таким авторитетом оказался. Как – загадка, феномен Вольского.
На мой взгляд, Гоша неплохо разбирался в людях, в разговоре давал точные, жесткие чуть ироничные характеристики. Но никогда ни уничижительных, ни восторженных отзывов – ни о ком. Может быть, и это – одно из слагаемых его феномена…
Долгие годы я каждую осень получал приглашение-программу работы ленинградского клуба на очередной сезон. Продуманная, логичная система умных докладов и значимых мероприятий. И Гоша в этой единой просветительной программе – не начальник, не координатор, не модератор, но – самое точное определение – научный руководитель. Индивидуальность, способности каждого – да, но никакого дилетантизма, никакой наукообразности. Наверное, этот стиль работы – еще одно слагаемое феномена Вольского.
И, наверное, еще одно обстоятельство: в многоликом и беспокойном околокактусовом мире у Вольского, насколько я знаю, не было ни врагов, ни союзников — он вообще в этих наших играх не участвовал. И даже со стороны не интересовался. Наверное, поскольку его приоритетом было Знание. А этот предмет не предполагает противоречий, борьбы, конкуренции.
Á propos
На рубеже 80-90-х в отечественном кактусовом сообществе едва не случилось эпохальное событие: создание всероссийского кактусового общества! Целый год в Москве заседал организационный комитет из представителей разных клубов и готовил соответствующую конференцию. Георгий Георгиевич в оргкомитет не входил (думаю, не мог приезжать в столицу), а пост будущего президента создаваемого общества примеряли некоторые активные и амбициозные функционеры. Конференция состоялась, общество, правда, так и не возникло — скорее всего, из-за революционных изменения в стране. Но президентом делегаты избрали все-таки Вольского! Ни интернета тогда не было, ни кактусовых журналов. Публиковался Вольский мало, книг не писал, с лекциями, думаю, только в Москву приезжал. Но в кактусовом мире его хорошо знали и авторитет его был незыблемым. Масштаб личности…
КАКТУСЫ
Когда я познакомился с Георгием, кактусов у него уже не было. Вообще. То есть, когда-то они у него росли дома, как и у всех любителей этих растений. Была и специализация – естественно, астрофитумы. Самая аристократичная и знаковая группа кактусов."
Прерву текст, потому что хочу отметить, что на своем канале не планирую методично представлять отдельные кактусы и их группы - этим занимаются многие другие энтузиасты, с переменным успехом. Но специальная статья про Астрофитумы (предумышленно с заглавной буквы написал) в планах значится - такие это знаковые (простите каламбур) кактусы.
И продолжу.
"Но столкнувшись с неизбежной проблемой несоответствия комнатных условий потребностям качественных кактусов и традиционной дилеммой: либо условия «подгонять» (перестраивать квартиру, переезжать и т.д.), либо растения «консервировать», Гоша, очевидно, выбрал третий путь: отказался от содержания растений дома, а свои замечательные и уже зрело-возрастные кактусы передал в оранжерею родного университета. Там я их и увидел: матерые, но уже явно бесхозные.
Кстати сказать, лабораторный стол Вольского в его кабинете в том время украшали прекрасные экземпляры зрелых шлумбергер. По его словам, они благоденствовали от мягкой невской воды. И совершенно очевидно, трогали какие-то его душевные струны.
Больше никакого непосредственного контакта Гоши с кактусами я не замечал. Его интерес к ним можно назвать платоническим: обладание кактусами было вне сферы его интересов. Он был свободен от желаний заполучить то или иное растение, находился вне обычных для всех нас поисков и добываний. Познание и просвещение – вот интересовавшие его сферы кактологии.
Á propos.
В платонической любви к кактусам Гоша, оказалось, был не одинок: в 2002 г. я познакомился с председателем Венгерского общества любителей кактусов, профессором Золтаном Мейсарошем, у которого тоже не было собственных кактусов! Если не считать двух растений на окне в его кабинете. Профессор был искренне убежден, что кактусами можно увлекаться, не заводя их и не выращивая.»
Снова прервал текст, чтобы отметить: ведь и у меня теперь наступил период самой что ни на есть платонической любви к кактусам.
Но продолжу.
«КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЕ
Затрагивая в общении с Вольским самые разные темы кактолоогии и кактусоводства, пусть даже не во всем с ним соглашаясь, я всегда ощущал общность взглядов. За одним поразительным для меня исключением. Практически все мои коллеги по увлечению кактусами — заядлые и самобытные коллекционеры. Кроме Гоши - что понятно, раз и кактусов у него не было. Но мало того. Как-то я увлекся, и стал развивать свою любимую тему об удивительном явлении — коллекционировании, о кактусах, как идеальном объекте коллекционирования, и о всяких там методологиях и стратегиях развития коллекционирования кактусов. И встретил полное Гошино не то что непонимание — отторжение этой темы. Очевидно, для него ортодоксальная ботаника (включая кактологию), безусловным апологетом которой он являлся, и любительское увлечение — коллекционирование были понятиями параллельными. И последнее никак его не интересовало, поскольку ровным счетом — и это верно — ничего не добавляет к вечной задаче познания Природы. Такое важное для меня понятие, как коллекционная ценность растения, для него, видимо, не существовало, кактусы для него были в первую очередь природными объектами с их, например, эволюционной, экологической, познавательной или природоохранной значимостью, но никак не с коллекционной.
К примеру, нашел в 90-х Книже синтию — сенсация в кактусовом мире! Конечно, Вольского заинтересовало место этого необычного вида в эволюции и системе кактусов - он мне писал об этом. Но массового стремления синтию заполучить он ни в коем случае не разделял.
ДВЕ ЗАГЛАВНЫЕ БУКВЫ А И ДВЕ ЗАГЛАВНЫЕ БУКВЫ П
Немного подытоживая свои мысли о личности Георгия Георгиевича и о его месте в кактусовом мире: думаю, его отличали основные качества, которые я рискнул бы назвать «две большие буквы А» и «две большие буквы П».
Аристократизм и Академичность. Два слова, иногда приобретающие флер ироничности и одиозности. Но остающиеся великими понятиями. Просто по желанию такие качества не возникают. Определенная генетика, определенный склад ума, определенное состояние души. И они — органичные особенности личности Вольского, в значительной степени, на мой взгляд, определявшие его место и роль в нашем кактусовом мире.
Познание и Просвещение характеризуют, думаю, основной смысл деятельности Георгия в кактусоводстве. Редкие в нашей среде приоритеты. Как настоящий ученый, Вольский настороженно относился к кактологии дилетантов (которая с конца прошлого века приобретает лавинообразный характер). Будучи профессиональным ботаником-физиологом, он тем не менее, никогда не проводил каких-либо собственных кактологических исследований, он не внес «лепту» ни в систематику кактусов, ни в понимание их биологии и эволюции. Он не публиковал ничего околонаучного или наукообразного, а в его лекциях не было никакой, извините, «отсебятины». Он поднимал уровень любительского кактусоводства, опираясь только на классическую науку и на результаты исследований профессионалов.
Думаю, свое место и задачи в кактологии он видел примерно так же, как его немецкий друг Вальтер Хаге. А основной труд Хаге - «Kakteen von A bis Z” - это пример работы как раз масштаба Вольского.
Замечу, что в 90-е годы, года книжные издательства ринулись эксплуатировать тему любительского кактусоводства, идея подобной энциклопедии заинтересовала одного из издателей. И я обсуждал ее с Георгием. И он готов был взяться за эту работу со всей необходимой основательностью. Однако коммерсантов тогда интересовала не академичная солидность, но быстрота и минимальность издержек. Проект не состоялся....
И НЕМНОГО ФИЛОСОФИИ
Драма жизни любого человека, а тем более яркого и незаурядного, связана с теми или иными проблемами, коллизиями, имеющими философский оттенок.
Вот в последние 2-3 десятилетия Гоша как-бы ушел в тень, в сторону от бурлящей околокактусовой жизни.
Один наш общий знакомый метко сравнил эту позицию Вольского с образом Охотника из великой сказкой Шварца «Обыкновенное чудо». Помните, знаменитый Охотник опасался произвести свой сотый выстрел. А вдруг результат не будет соответствовать уже достигнутым Охотником высот!
Конечно, Гоша понимал свое место в кактусовом мире, а кроме того, безусловно, был перфекционистом (в лучшем значении этого слова). И потому, очевидно, также не хотел рисковать: слишком серьезный масштаб им был заявлен когда-то, слишком высокой была планка. Думаю, поэтому он практически ничего не публиковал в последние десятилетия (наверное, наша с ним давняя статья в “Цветоводстве” была одной из последних его публикаций в кактусовой периодике: Вольский Г.Г., Семенов Д.В., 1987. Немодные кактусы: перескии//Цветоводство, 3.), а с докладами выступал только на серьезных форумах.
Георгий Георгиевич долго болел и скончался в одиночестве.
Увы, одиночество – традиционный удел личностей талантливых и незаурядных. К тому же академизм и аристократичность прямо связаны с определенным консерватизмом. В частности, насколько я знаю, Гоша так и не подружился с интернетом, а электронной почтой пользовался только на работе, до выхода на пенсию. Питерские коллеги рассказывают, как значимы были телефонные разговоры с Вольским.
На мой взгляд, метафора башни из слоновой кости очень подходит к последнему периоду его жизни…
Я — давний, но, конечно, совсем не близкий знакомый Гоши. Тем не менее какими-то важными для нас мыслями мы иногда делились. Одну я хорошо запомнил.
Как-то он рассказал, очевидно, о наболевшем. О том, что его научная карьера не сложилась. И наиболее значимым делом и достижением жизни он считает свой Клуб.
Знаете, по оценкам специалистов, публикации современных научных исследований полностью устаревают где-то в течение десятка лет. Самые выдающиеся любительские коллекции бесследно исчезают после ухода из жизни их создателей. А вот питерский кактусовый клуб, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба, остается в Истории. Неразрывно связанный с именем Геогрия Георгиевича Вольского.»
Кактусов у Вольского давно уже не было, но тем не менее в моей коллекции оказалось растение и от него: ему прислали семена малоизвестной маммиллирии – а ему зачем? Ну и подарил их мне.
Маммиллярия совсем необычная – описанная в 1945 г., но так и не ставшая известной/популярной Mammillaria yaquensis. Не уверен даже, что ее сейчас можно увидеть в коллекциях.
Хотя она яркая и своеобразная. Относится к небольшой самобытной группе крупноцветковых маммиллярий, у которых цветочки - не в пример типичным маммилляриям - не нежные/меленькие и не праздничными венчиками, но крупными яркими колокольчиками. И не признаешь в этих кактусах маммиллярию.
Среди крупноцветковых маммиллярия якенсис выделяется тонкими длинными и обильно ветвящимися стеблями. И густыми колючками, центральная – крючком. Нравом напоминает некоторые опунции, отростки-детки которых легко отделяются от материнского куста и легко цепляются за что угодно, рядом проходящее - распространяются они так. Полагаю, эта ветвистость-цепкость-ломкость и помешала необычной маммиллярии стать коллекционно интересной. Свой экземпляр, который из семян от Вольского, я тоже в конце концов передал в один достойный зимний сад.
Сейчас маммиллярия якенсис признается подвидом маммиллярии торнбери - Mammillaria thornberi ssp. yaquensis. Сама маммиллярия торнбери более компактная, аккуратненькая и цветки у нее покрупнее. Вот ее в коллекциях можно увидеть. И у меня она тоже была, и тоже от одного незаурядного коллекционера (о котором как-нибудь может быть).
