Бледен и хмур ты ныне, Царевич.
Устал после долгой дороги. Отощал телом, поседел головою.
Один глаз ты оставил кикиморам, ухо срезал в дар рыбе стохвостой, а язык сторговали чайки-потешницы.
Нем ты, наполовину слеп и глух. И все же чую, как теплится плоть в костлявой груди.
Достиг ты того, что желал.
Знаешь, кто я? Слышишь гулкое эхо цепей?
Под правым крылом моим — бездна морская, под левым — мрак небес. Железный клюв у меня, а чешуя и когти стальные. Я ворон, я же и змей.
Мне ведомо все от рождения мира.
Много дорог исходил ты — струпьями кожа обвисла. Багровую реку вплавь одолел — собственной крови отдал три ведра. Двенадцать лет подземными колодцами добирался — кости твои обмыла мертвая водица.
Но вот ты здесь.
Отчего же невесел? Отчего буйну голову повесил?
Может, ищешь кого у меня под крылом?
Молчишь.
Иль забыл?
Так изволь же, напомню.
Одному тебе наследства царского не хватило, и потому пришлось добывать его силой. Семь братских земель захватил ты, семь братских голов закопал, а их вдовам скормил что осталось. Стал вождем горделивым и властным. Враги под ноги ковры настилали, из серебряных кубков угощали вином. Жил ты в почете и славе, в золоченых палатах спал в броне, с мечом под рукой, с платком у лица.
Пришел черед тебе невесту выбирать. Не захотел ни заморских красавиц, ни боярских дочерей, ни княжьих сестер. Велел силой привести колдунью лесную, заговоренную болотной водицей, хранимую лунным светом и под ним лишь желанную. Говорили мудрецы, что отцом колдунье сам Черень, а матерью — утопленница.
Принесли слуги кочку болотную, а поверх мха лягушка сидит. Сидит и глядит на тебя, присматривается. Полюбился ты ей, Царевич, и статью, и речью. Едва солнце зашло, у ног твоих девица оказалась. Вороная коса дивный стан обвила, а глаза — словно два изумруда. Взгляда пылкого не смог ты отвести.
Молвила колдунья в первую же ночь:
— Коли будешь любить так же страстно, встану рядом с тобой. Рука об руку полмира завоюем.
И пошли воевать твой меч и ее вороная коса.
Еще семь земель отобрали. Семь лет пировал ты на горьких пирах, а ночами с колдуньей жарко любился. И множилось от той любви лишь твое войско, а нутро человечье погибало.
Так полмира вам поклонилось. Так полсердца у тебя осталось.
Но вот однажды ранней весной, в ту пору, когда Ярило к земле губами льнет, ты с войском подошел к границе одного княжества. Местный князь был стар и мудр, решил добром с тобой уладить. Он прибыл к тебе на поклон и привез с собой младшую дочь. У девы той золотая коса ярче света дневного, краше колоса наливного. А ты стать младую не разменял еще на седую, покорился взгляду девичьему, нежному и живому. Не вернулся в палаты златые, где ждала тебя колдунья.
По первой зелени старый князь устроил вам свадебку. В светлый терем сосновый позвал ты князей и врагов, замирился с каждым, каждому слово доброе сказал. А князья и враги дивились, заново братались, на молодых любовались.
Был на той свадьбе и племянник твой, чьему отцу ты голову рубил, чью мать кормил потрохами. Звали молодца Граем, умом и нравом он вырос в твой род удалой. Он и вернулся к колдунье, низко поклонился и об измене поведал.
Знамо ли тебе, Царевич, что такое сердце чернильное?
Хоть головой мотни ты, что ли….
Не знаешь….
Так вот, у колдуньи твоей как раз такое. Из болотной черни сплетенное, гнилью скованное, темным духом отца вскормленное. В таком сердце жалости и прощению места нет. Неужто думал, будто отпустит тебя с миром?
Но прежде колдунья решила подождать — вдруг одумаешься, отдашь сердца половину живую.
Меж тем в лесном княжестве молодая раскрасавица затяжелела в любви и ласке и к посеву родила тебе сына. В глазах у младенца синева небесная расплескалась, по темечку прядками луч солнечный лег, ручки крепеньки, ножки плотненьки. Не иначе, богатырь будущий родился, всей земле отрада. А твоему царству — преемник.
Собрался ты жить в покое и радости, с надеждой в угрюмом сердце.
Вот тогда и налилось злобой сердце чернильное. Сбросила колдунья кожу лягушачью, распустила смоляную косу. Сделалась вмиг горбата и черна, словно идол, из болота вынутый. Палаты златые обернулись чертогом гнилым, из костей вырос трон.
Послала колдунья клич в те земли, которым ты прежде зло учинил. Явились враги, поклонились новой хозяйке, позабыли, как братались с тобой на свадьбе. Выставили против твоего полцарства войско кромешное. Во главе того войска встал Грай, у которого за год и половины от сердца не осталось. Все отдал колдунье, лишь бы до горла твоего добраться помогла.
А за тебя князья встали. Сошлись две рати на великом поле и бились семь дней. На рассвете восьмого дня остался Грай без головы, а ты вернулся в сосновый терем.
Но потемнело доброе дерево, по углам тени приосанились. Умерла сперва твоя жена молодая, гнилью истекала вместо крови. И сколько бы ни молил ты богов, сколько ни кланялся знахарям, не смог уберечь и сына — вслед за матерью сгинул.
С тех пор не ищешь ты власти и славы. Бродишь по свету, влекомый ущербным сердцем к той, для кого оно все еще желанно. В землях людских тебя прозвали Кощеем за скорбный вид, за лютый взгляд.
Что сказать тебе? И чем утешить?
Ее здесь нет. По-прежнему в гнилом чертоге восседает, губит сердца и молодится кожей лягушачьей.
Не удивил тебя, как вижу.
Так что ты ищешь в обители моей?
А, знаю. Помощи, чтоб мести волю дать.
И я помочь готов.
Да только цепи вот мешают, видишь? Милостью Сварожичей на вечность заперт здесь. Меня измучил лязг и эта темень тяготит.
Ты все ж подумай, ну.
Не просто так ты отдал глаз. И ухо. И язык. Ведь чародеем стал. Я вижу перстень. И венец. И книгу. Тебе под силу цепи эти снять.
Так что же медлишь? Неужто обликом для мести не гожусь? По мне, как раз. Гляди, какая мощь, какие зубья! И крылья за спиной способны вызвать ураган.
Боишься. Передумал.
Что ж, ладно. Тебя я не виню. Да и не время снова битву затевать с сынами Сварога. Пускай живут пока и наживают. Пускай забудут про меня.
А ты иди.
Впрочем, вот тебе мой дар и мой совет, коль уж забрел так глубоко и скуку плотную отвлек. Бессмертен будешь ты отныне, ни время, ни война, ни мор тебе не учинят преград.
Чему ты рад?
Бессмертие — есть вечный тлен, поверь тут на слово, я знаю по себе.
Ступай.
Ах, да! Еще ведь обещал совет.
Так вот, свои полсердца спрячь в игле, иглу — в яйцо, яйцу быть в утке, а утку — в заячье нутро. Тогда спи крепко: не услышишь ведьмин зов.
Возьми еще вот зеркало-чешуйку, пускай сей будет твой трофей. И если снова захочешь заглянуть во мрак, услышать лязг цепей и мой совет, то позови. Отвечу, подскажу.
К тому же очень любопытно взглянуть на Явь мне самому.
Вот и все, пора в обратный путь. Надеюсь, не подвел твоих я ожиданий. Верши свой суд, неси смятение в мир.
И не забудь: ты тот, кто цепи может снять….
Автор: Екатерина Белугина Оригинальная публикация ВК.
