Женщина на рабочем месте задержалась, потому что спешить некуда. Даже кота дома не было.
Все коллеги ушли, а она сидит, дела неторопливо в порядок приводит, к следующему дню готовится.
Захотелось чайку горячего, были у женщины зефир и пакет с печеньем.
Пошла на кухню, вдруг начальник показался, налил воду. К себе пошел, в дверях качнуло его, и женщина услышала: «Ой, что-то не то со мной». И скрылся в кабинете.
Плохо человеку, посмотреть надо. Заглянула, а он сидит, голову на руки положил.
Подошла и спросила: «Что с вами»?
Поднял голову, лицо бледное: «У меня бывает что-то вроде приступа. Вдруг такая слабость нападет, дрожь по всему телу. И тогда что-нибудь съесть надо, а я сегодня на обед не ходил».
И сказала женщина: «Минуточку, я сейчас».
Вернулась с чаем, в тарелочке зефир и печенье. Поставила на стол.
Между ними субординация, так всегда бывает. Он высоко, она внизу. Позовет в кабинет, идешь и волнуешься, иногда и дрожь в ногах.
А тут сидит женщина, смотрит, как начальник чай пьет, и говорит: «Война войной, а обед по расписанию. Я это в детстве и в юности не понимала. Бывало, что меня мама за руку к столу тащила. Я упиралась и орала. Свалюсь на пол, а она все равно тащит и приговаривает, что к стулу привяжет. Странная у меня мама».
Улыбнулся начальник. Женщина продолжила: «А сейчас не могу без еды, надо, чтобы всегда было, что поесть».
У начальника лицо детским стало: «А меня бабушка закармливала. Мастерицей была пироги печь. До сих пор вспоминаю. Вы не поверите, но я в детстве был толстым мальчиком, наверное, от пирогов. И сейчас люблю, только вот бабушки нет уже на свете».
Уже вдвоем улыбнулись.
Подчиненная сказала, что ее бабушка терпеть внучку не могла: «Придем с братом, она сует ему сладости, а мне не дает. Подойду, а она резко скажет, чтобы не просила. Как-то сказала, что мне в армию идти не надо, а мальчишек всех забирают».
Начальник чай допил, она сходила, принесла еще: «Вам сладкое надо, углеводы. Я где-то читала».
Взял мужчина печенье: «А я в армии не был. В юности язва появилась, часто в больницах лежал. Вот так и не служил».
Неожиданно между ними связь душевная появилась. И почувствовали, что расставаться не хочется.
Долго сидели, разговаривали, смеялись – как старые друзья. Он ее потом до дома на машине довезет.
Уговор негласный: каждый день задерживались. Она в офисе, он в кабинете. Уйдут все, откроет дверь и скажет: «Заходи, никого нет». И до поздней ночи.
И стало обоим казаться, что вся радость жизни друг в друге сосредоточилась: как конца рабочего дня дождаться?
А в коллективе шептаться начали, потому что родилась смачная сплетня.
Самая старая работница к женщине подошла: «Уймись, стыд должен быть. У нас никогда на работе разврата не было. Ты же его совратила, думаешь, никто не видит? По головам полезла? Через разврат карьеру хочешь»?
И прошипела: «Бесстыжая».
Когда все ушли, плакала у начальника в кабинете, теперь не начальника – родного, дорого человека.
Он утешал, просил внимания не обращать.
С незнакомого номера матери женщины позвонили: «Ваша дочь развратничает с начальником в кабинете по ночам. Опозорилась ваша дочь».
Мать не спала, тоже уговаривала дочь опомниться.
Всё это было неприятно, гадко, мерзко. И у женщины были глаза красными – от слез. Коллеги видели, некоторые радовались: не все коту масленица, пусть страдает, пусть свое место знает – выскочка ненормальная.
Было большое совещание. Начальник вел. В конце сказал: «Дорогие коллеги, хочу сообщить вам нечто личное. Мы с Ириной Петровной решили пожениться».
Все замерли. А он добавил: «Не рады за нас? Поздравить не хотите»?
Шум до потолка. Подходили, улыбались, поздравляли.
Закончился рабочий день – быстро по домам разошлись. А женщина осталась, потому что право есть – невеста!