Насколько велик русский язык, настолько же плох академический язык в гуманитарных и общественных областях знания России. Проникает последний и в естественные и технические науки. Запутанность изложения, избыток ненужных терминов и общее усложнение простого — таковы внешние проявления этого псевдонаучного, наукообразного языка. Пороки эти были бы переносимы, если бы тихо отмирали. Но они воспроизводятся вновь и вновь во множестве псевдонаучных, псевдоучебных и просто академических «аналитических» текстов. От этой проблемы принято брезгливо отмахиваться, но она является индикатором состояния науки и образования. Она открывает важнейшую, человеческую сторону процесса.
Плох ли, хорош ли язык изложения — создают его люди. Одни стараются писать просто и ясно, избегая пустых слов и оборотов. Другие поступают наоборот. Они громоздят горы тяжелых, нечитабельных предложений, наполняют их неоправданно сложными категориями и туманными отступлениями. Примечательно: некоторые авторы таких произведений не просто перетаскивают в свои тексты как можно больше иностранных терминов, но придумывают новые понятия. Они могут брать иностранное слово в русской транскрипции и вкручивать его в свои тексты. Как приятно бывает после поговорить о научной новизне этих понятий, якобы позволяющих нам куда-то проникнуть.
Пример псевдонаучного текста: «Интегральные возможности городского развития могут быть расширены за счет новых факторов, обеспечивающих преобразующий эффект в рамках современной парадигмы». Однозначно нельзя сказать, что имел в виду автор этих строк, так как абстрактность его слов не заземлена примерами. В общественных науках не стесняются включать подобные обороты в записки, идущие по линии экономических или иных ведомств. В министерских аппаратах болезненно воспринимают рекомендации начальства поработать с такого рода «научными предложениями».
В биографиях многих формальных ученых можно встретить указание: автор нескольких учебников. В последние десятилетия в России были написаны горы низкокачественных учебников или учебных пособий. Иные из них проникали в школы. Новый учебник де-факто копирует старые, но должен давать новые выражения, «инновационную подачу темы». Действуя по этой логике, авторы учебников легко превращают простое в бессмысленное и сложное. Формулу «от перемены мест слагаемых сумма не меняется» они способны переделать примерно так: «Изменение местоположения элементов операции суммирования не ведет к изменению первоначально возможного результата расчетов». Подобные «улучшения» падают на головы учеников школ, студентов колледжей и ВУЗов.
Другим частым недостатком учебников/учебных пособий по гуманитарным и обществоведческим дисциплинам является подмена предмета: фактически они наполняются историей идей по поводу заявленной темы. Раскрытия природы данного предмета в них не найти. Так, например, в учебниках/учебных пособиях по социологии по определению предметом является общество, в том числе – современные общественные процессы. Однако чаще всего в них обсуждаются разного рода обществоведческие концепции, и, в большинстве случаев, устаревшие. Иначе говоря, наука подменяется историей науки, а философия – историей философии.
Россия в последние годы пережила множество скандалов из-за качества учебников и учебных материалов. В высшем образовании их было меньше. Политолог Владимир Киреев так описал причину этого: «Наши студенты, к счастью, редко читают всю эту безобразную гуманитарную литературу, пропитанную духом неолиберализма, а часто и прямой отработки западных грантов. Это их неуважение якобы к научной форме, имело положительные политические последствия – студенческая масса не поддалась прозападной агитации. Но вредные представления следует сменить на полезные, ВУЗам нужна гуманитарная учебная литература нового качества и во многих случаях принципиально иного содержания».
Если анализировать тексты научных статей и монографий по темам гуманитарно-общественного знания (экономика, социология, философия, политология и т.д.), то выделяются следующие проблемы:
1) избыток терминологии и компиляций теории в качестве замены обоснования тех или иных тезисов;
2) ставка на непонятные громоздкие предложения, где бессознательно или умышленно автор запутывает мысль (молодых ученых учат писать не кратко и ясно, а «искусно»);
3) сложными предложения любят начинать абзац, что является базовой установкой быть непонятым, тогда как короткие предложения в начале абзаца втягивают в понимание (в хорошем тексте большое предложение — кульминация, до которой необходимо подняться через ряд малых логически связанных фраз);
4) склонность к большим абзацам, затрудняющее восприятие информации.
Можно выделить следующие причины подобного положения. Во-первых, это говорит об отчужденности от общества, которое не привыкло в прессе, популярной литературе и в блогах встречать подобное изложение, но авторы тяжеловесных форм этого не знают – они от народа далеки. Во-вторых, личные психические проблемы, удаляющие индивида от социума. Особое значение имеет концептуальное понимание науки как страдания, что распространяется на стиль и методы преподавания, и на административную организацию дела.
Если бы бессознательные приверженцы садомазохизма в науке и образовании могли рассуждать, они рассуждали бы примерно так: если ты, странник в мире людей, взялся за серьезную книгу с трудным и часто громоздким заглавием, ты должен быть готов к тяготам познания, ибо познание не есть благо в себе, оно исключает удовольствие, оно несет в себе страдание. Потому, добавили бы они, нацеленному на знание человеку следует напряженно думать над всякой фразой автора такого труда, который и зовется справедливо — труд.
Древнегреческий философ Протагор учил: «Кто ясно мыслит — ясно излагает». А тот, кто пишет путаным, малосодержательным и крученым языком, явно так же и мыслит. Его размышления носят вынужденный, не вполне добровольный характер и потому его труд является отчужденным и создает интеллектуальный продукт проблемного качества. С точки зрения образования, это создает огромные трудности: демотивирует студентов и молодых ученых, формируя устойчивое отрицательное отношение и к людям в той или иной отрасли науки и образования, и к их деятельности, и к её формальным результатам. Но нет ли здесь подсознательного демотивирующего посыла, своего рода мести новым людям в познании за недобровольность личного к нему приобщения?
Есть здесь и демонстрация собственного превосходства, воли, приведшей к образованности, званиям и должностям в академической системе государства. Воля – способность терпеливо заниматься нелюбимым делом, без намека на удовольствие от него самого, с преимущественно формальными результатами (ранги, количество монографий, статей, грамот, грантов и т.п.) – внушается новым поколениям граждан, от которых общество ожидает совсем иного. От них требуется иная воля: увлеченное устойчивое творческое занятие наукой ради удовлетворения собственной любознательности, общественной пользы, мирового и национального прогресса. В образовании такой подход означает проповедь новым поколениям любви к знанию и созиданию.
Серьезнейшая проблема российской академической системы в том, что и до неолиберального её реформирования, и после, в зонах, подвергшихся ударам и оставшихся во многом вне их, царит ремесленный подход к делу. Профессия ученого понимается большинством как экономическая профессия, не как вид творческой деятельности, выбор которой порожден внутренними мотивами и ими более всего поддерживается (этим создается научная честность, которая как правило отсутствует у наемных ученых). Это меньше касается естественно-научной сферы, и является колоссальной проблемой для общественных наук.
Министерству науки и высшего образования России следовало бы поощрять публичную активность и блогерскую деятельность преподавателей ВУЗов и колледжей. Одновременно следовало бы резко уменьшить требования по формально научным публикациям – не поощряя их, поскольку произошло засорение формально научных изданий схоластическим мусором. Публикации в прессе должны приравниваться к материалам научных журналов, которым следует научиться конкурировать за внимание «буржуазной публики», которая интересуется научными вопросами, но требует ясности в их освещении, а не быть изданиями формально академических текстов, безразличными даже классу их авторов. К прискорбию, ныне поощряется писание в журнальчики и сборники, которые никто не читает. Поощряется графомания и скудоумие.
Эти пороки не интересны обществу и бесполезны для государства.
Проблема языка академического сообщества не есть вопрос лингвистики или логопедии, а выражение проблемности национальной академической системы.
Авторы: Василий Колташов, Андрей Коряковцев, Антон Скнарь // Продолжение здесь // Начало здесь
Книга "Купола Кремля" здесь Книга "Три власти" здесь и здесь Книга "Встреча с жизнью" здесь