Наум
Наум Васильев родился в 1895 году в деревне Топтыги Смоленской губернии, в крестьянской семье, окончил сельскую школу. Когда ему было 12, его взял на воспитание к себе брат отца, который работал в Петрограде мастером на суконно-ткацкой фабрике. Мальчика дядя устроил на фабрику учеником слесаря, проживали в бараках, на окраине города, вместе с дядей. Дядя устроил его учиться. Наум успешно закончил школу и получил среднее образование.
В апреле 1917 вступил в ВКП(б). Участвовал в гражданской войне. После войны отправился в Москву, работал на заводе, поступил в Промышленную Академию на экономический факультет. Учился в одной группе с Н.А. Вознесенским, чье имя носил Ленинградский финансово-экономический институт.
После успешного окончания академии Наум Иванович Васильев был направлен в Главк резиновой промышленности экономистом, а затем — директором завода «Красный богатырь» в Москве. За время его директорства вместо бараков вокруг завода построили хорошие каменные дома, благоустроенную больницу, магазин, детский садик и ясли.
В 1930 году Наум Иванович познакомился с Марией Евсеевной, своей будущей женой. Она в это время работала акушеркой в роддоме.
В 1932 году Наркомтяжпром направил успешного директора возглавлять Ленинградский комбинат «Красный треугольник», куда входили несколько заводов: «Промтехника», шинный, галошный, сапожный и другие. В это время ввели в строй Шинный резиновый комбинат в Ярославле и Васильева в конце 1933 года направили наладить работу этого предприятия. За успешную работу в Ярославле Наркомат тяжелой промышленности премировал На3ума Ивановича в январе 1937 года легковой машиной, вот только воспользоваться ей семье не удалось...
Арест
Из воспоминаний Марии Евсеевны Васильевой:
Тяжелые дни пережил Наум Иванович: смерть Кирова, смерть Орджоникидзе. После смерти Орджоникидзе начались аресты на предприятиях резиновой промышленности. Арестовали начальника Главка, заместителей. Не избежали этой участи директора заводов и их заместители на комбинате «Красный треугольник».
21 апреля 1937 года утром прочитала статью в газете «Ленинградская правда», что снят с работы генеральный директор комбината «Красный треугольник», как не справившийся с работой. До этого в газете «За индустриализацию» была статья, что генеральный директор Н. И. Васильев плохо работает. Одновременно и в московской вечерней газете написали, что генеральный директор «Красного треугольника» всю жизнь держал против КПСС камень за пазухой. Это я прочитала, когда освободилась, случайно у знакомых в Москве.
Вечером 21 апреля Наум Иванович собрался ехать в Москву, выяснять это недоразумение — план выполнялся, людей награждали, и вдруг «не справился». Но ему позвонили из НКВД и велели перед отъездом заехать к ним. Он торопился на поезд и отказался. Сразу появились трое — один в форме НКВД, и начался обыск квартиры. Даже у спящего ребенка, а ему было два года, под матрасом чтото искали. Взяли книгу В. И. Ленина «VI партсъезд» и больше ничего, только все опечатали, оставили одну комнату, где спал ребенок.
У меня во время ареста Наума Ивановича была мама из Москвы — приехала помочь мне, я сдавала экзамены. Пришлось ее отправить с ребенком в Москву. Когда мы выходили за ворота нашего дома, нас задержали, произвели обыск чемодана, но там были только детские вещи. Куда-то позвонили и отпустили. За последнее время во дворе нашего дома появилось много дворников в белых фартуках, а раньше был один. В доме много арестованных. «Дом специалистов» — так назывался он.
В моей квартире комнаты были опечатаны, остальное все описано. Самая большая ценность была библиотека. Ее не описали и не проставили цену. Через некоторое время мне позвонил следователь Кораблев, велел принести носильные вещи, продукты не разрешил. Я явилась в Большой дом, не узнала мужа — сидел на стуле худой, бледный, с трясущимися руками и головой. Заикается мой муж. «Разговаривать только о ребенке, больше ни о чем», — сказал следователь, как сказал муж мне. Когда я спросила: «В чем же вы его обвиняете?», следователь ответил: «Свидание прекращено»».
Военной Коллегией Верховного суда СССР 24 августа 1937 года Васильев был приговорен к расстрелу. Он обвинялся в преступлениях как участник троцкистской террористической диверсионно-вредительской организации в резиновой промышленности. Приговор приведен в исполнение в тот же день.
Приказом № 381 от 3 октября 1937 года, уже после расстрела, Наум Иванович Васильев как «враг народа» был исключен из ЛХТИ, до ареста он был студентом-заочником IV курса технологического факультета.
Через 20 лет дело Наума Ивановича Васильева было пересмотрено. «По вновь открывшимся обстоятельствам» приговор был отменен, и дело «за отсутствием состава преступления» было прекращено, а Васильев — реабилитирован.
Мария
Мария Евсеевна родилась в 1905 году в Москве. Получила высшее медицинское образование в Первом Ленинградском медицинском институте. Беспартийная. Вышла замуж за Наума Ивановича Васильева. Работала детским врачом в больнице имени К. Либкнехта. В семье рос маленький сын Юра, в 1937 ему было два года.
После ареста мужа Мария Евсеевна продолжала работать врачом, «обслуживала участок в районе больницы Мечникова и видела, что за мной ходит один и тот же человек — и в трамвае, и около больницы, и везде».
Я ходила только на работу, так как люди меня избегали. Писала жалобы, заявления всюду, явилась к прокурору города, который выгнал меня из кабинета. Единственный добрый человек принимала меня — депутат Корчагина-Александровская, народная артистка. Она меня знала и раньше. Когда я сразу после ареста Н.И. явилась к ней на квартиру, она сразу взяла трубку и позвонила Жданову. Жданова не было, трубку взял секретарь Горкома Кузнецов. Она стала просить его помочь, и что арест Васильева — недоразумение. Кузнецов ответил ей: "Не беспокойтесь, разберемся". Не успела я уйти, как явился к ней прокурор Позерн. Я была в другой комнате и слышала их разговор. Он предупредил Екатерину Повловну, чтобы она не звонила никому, а иначе и ее не минует эта участь. После этого Е.П. не спала ночами, ждала, что за ней придут арестовывать»...
Ее арестовали в ночь с 8 по 9 сентября 1937 года, как члена семьи изменника родины — ЧСИР. Повезли в тюрьму «Кресты», расположены были женщины на полу, в камерах места не было. Одежды теплой Мария Евсеевна с собой не взяла — туфельки и легкое пальто, постелить было нечего — только сидела.
Следователь вызвал один раз, «накричал на меня, что я знала о вредительстве мужа, на не донесла. Ничего не подписала», — так напишет Мария Евсеевна об этом времени в марте 1990 года, заполняя анкету репрессированного.
Особым совещанием НКВД ее осудили как члена семьи изменника родины «на 8 лет Нарымских лагерей, без права переписки».
«Через некоторое время большой этап отправляли вечером, автобусами. Ехали по Невскому, велели всем лечь на пол — автобус был освещен, и повезли. Привезли к поезду где-то в тупике, много собак, охраны, женщины кричат, плачут — картина тяжелая. Посадили в теплушки - товарные вагоны, 2-х нарные доски мокрые, со снегом, в середине отверстие — туалет, и повезли. Долго-долго на каждой станции стояли в тупиках»...
Фактически Мария Евсеевна пробыла в лагерях в два раза больший срок — 16 лет, испытав весь ужас пересыльных тюрем Томска, Омска, Новосибирска, Перми, Вологды, Котласа и, наконец, Архангельска.
В сентябре 1992 Мария Евсеевна написала несколько страничек, рассказав о своей жизни после ареста. Приведем здесь расшифровку этого текста.
Отправка в Воркуту
Получив 8 лет без права переписки Нарымских лагерей, нас повезли в лагеря. Все были плохо одеты, в летнем. Начались морозы, стены вагонов покрывались инеем. Начальник Томской тюрьмы встретил этап и сказал: «Такого этапа я еще не видел.»
В лагере заключенных разместили по баракам. Уборная-туалет был один на 2003 человека, вода привозная. Привезли два титана больших для кипячения воды для лагеря. Я сама напросилась топить — легкая работа. Второй титан топила врач-хирург из Москвы. Титаны стояли на дворе, надо было воду налить в них, подготовить дрова. Привозили ёлку сырую, распилить, расколоть и просушить зимой при морозе 40 градусов.
Через два года вызвали на комиссию и направили как специалиста по спецнаряду ГУЛАГа в Воркуту этапом. Образование медицинское у меня: Медполитехникум 3-х годичный Московский и 1 Мединститут им. Академика Павлова в Ленинграде. Стаж работы был более 8 лет. Отправили вдвоем с Коротыгиной Елизаветой, ленинградкой. Она студентка Медицинского института 3 или 4 курса, ее как медсестру. Началось самое ужасное — пересыльные тюрьмы. Томск, Омск, Новосибирск, Пермь, Вологда, Котлас и, наконец, Архангельск.
В Пермской тюрьме у меня повысилась температура тела, заболел палец панариций гнойный. Помощи не было, так как охрана встречала Новый год. Обожженой спичкой проколола я сама, зная, что панариций дает большую смертность, чем даже аппендицит.
В Вологодской тюрьме соседи уголовники стали разбирать стену, чтобы попасть к нам. Молодых нас было только двое, я и медсестра Лиза, остальные старухи получившие срока за «колоски» — по 8 и 10 лет. Подняли все крик. Уголовников перевели в другую камеру.
В Омской пересыльной тюрьме было столько крыс, что они бегали по людям. В Котласе гоняли на уборку урожая в замерзлой земле. Выковыривали морковку. В Котласе жили в палатках, перевели затем — нужна была помощь в медицинском пункте.
Привезли в Архангельск, но навигации, на наше счастье, не было. У меня отекли ноги. Ослабли обе с Коротыгиной и написали в Верховный Совет не направлять в Воркуту. Пришло разрешение оставить в Архангельске и использовать по специальности. Я работала в пересыльной тюрьме. Комиссовала прибывающие этапы заключлюченных, а их прибывало большое количество и днем и ночью. С одним из этапов прибыла Е.И. Калинина, жена М.И. Калинина. Ей дано было 15 лет лагерей, в формуляре написано, что она была членом Верховного Суда и проживала в Кремле. Она была старая, дряхлая, истощена и больна гриппом. Я ее оставила при медпункте в стационаре (открыла стационар на 10 коек для особо тяжелых). А затем она работала санитаркой в стационаре.
Война
Началась Отечественная война. Поступило из ГУЛАГа распоряжение организовать в пересыльной тюрьме областную больницу УИТЛиК. Меня сделали старшим врачом, и я начала организацию. Из вольнонаемных медиков была только медсестра, окончившая курсы. Прибыли еще две медсестры, затем врач и начали готовить стационар на 200 – 300 коек для тяжелых больных.
Расположена пересыльная тюрьма на левом берегу реки Двины. За бараками — колхозные поля. Город — на правом берегу, вокзал и пристань — на левом берегу. И вот началось шествие: по левому берегу на носилках с поездов и пристани прибывших тяжелобольных заключенных из мест, занимаемых немецкими войсками. Больные, в основном, с дистрофией второй и третьей степени, пеллагрой и др.
В больнице открыли терапевтическое, хирургическое, нервное, туберкулезное отделение с открытой формой. Начали прибывать заключенные врачи: хирург Чинкин, невропатолог Руденко, лаборант Сошкина и другие. В хирургическом отделении — бараке — стояли кровати, и дали еще кровати для нервного отделения, так как там много было с параличем. Сняли забор, рядом колония №1 ИТЛ и присоединили еще три барака.
Руководство лагерей и колоний хлопотало о моем освобождении и от 11 ноября 1942 года срок наказания был снижен на два года, а 8 марта 1947 года Особым совещанием при НКВД СССР — реабилитировали и все ограничения были сняты.
Освободили 9 сентября 1943 года, но из лагеря не отпустили, а направили в Северодвинск, бывший Молотовск, на работу — начальником санчасти на завод Пром ИТК МВД № 3 по выпуску мин. Там вспыхнула эпидемия — сыпного тифа, дизентерии и другие. Умирало много людей от дизентерии. Сделано было всё возможное и невозможное. На помощь прислали только что окончившего молодого врача Шаронова Н.А. из Нижнего Новгорода (город Горький), и через некоторое время эпидемия резко снизилась. На заводе работало много вольнонаемного состава из городских жителей. Их одежду прожаривали. Проводили тщательную прожарку одежды, осмотры, работа была проделана большая.
Меня отпустили в 1944 году в апреле в областную больницу и дали должность зам. начальника больницы и главврача. После моего отъезда в Северодвинск, был уже начальником больницы офицер МВД, а главврач был заключенный — врач Глебов. У меня на руках имеются справки об эпидемии, отзывы, благодарности. В областной больнице организовали курсы медсестер по уходу за больными и раненными. Я была начальником этих курсов, имеются документы с благодарностью. В организации этих курсов помог городской Красный Крест. На курсах из выздоравливающих заключенных с малыми сроками отправляли в госпиталя и на фронт.
После окончания войны я хотела уволиться, но меня не отпустили. Есть ответ, что ГУЛАГ не разрешает (нет замены), есть документы...
Работая главным врачом Областной больницы УИТЛиК МВД, я проживала в коммунальных бараках с ВОХРом рядом с больницей, 2 минуты ходьбы, куда привезла и сына. Расконвоированные выздоровевшие заключенные вылавливали из реки Двины бревна бесхозные, из которых в зоне больницы была построена хорошая добротная баня, дом 2-х этажный рядом с больницей для медперсонала, куда въехала и я. В больницу заключенные провели водопровод, вода была привозная в бочках.
Я имела хороший контакт с председателем колхоза-миллионера Примяковым, который разрешил выздоравливающим уборку урожая овощей. Это помогло больным получать витамины. Развели при больнице свое хозяйство с помощью колхоза, коров, лошадь. На лето коров выгоняли на колхозные поля, для зимы заготавливали сено.
Фактически я при лагере и в самом лагере пробыла не 6 лет, а 16, так как без выхода в город, день и ночь, обслуживала заключенных. Ночью вызывали на операции, так как хирург был уже вольнонаемный и жил на правом берегу, а пароход не ходил ночами.
Уволилась я только 3 июня 1954 года, когда меня отпустили. В больнице больных уменьшилось — была амнистия с бытовыми статьями. В дальнейшем поступила на работу в Загорск Московской области заведующей здравпунктом Птицеграда — громадный птицесовхоз организовала новый здравпункт. Обслуживала всё население и институт птицеводства, техникум и других.
В 1959 году прибыла в Ленинград, организовала медицинскую санчасть №30. В телевизионном институте проработала последние 16 лет. Всего проработала 48 лет. Награждена: орденом Знак Почета, Ветеран Соц. труда, имею медали, грамоты, благодарности с каждого места работы...
М. Васильева
Дом специалистов
Дом № 61 по Лесному проспекту называли «Домом специалистов» потому, что он был предназначен для советской элиты, появившейся в 1930-е годы, — учёных, организаторов производства и специалистов предприятий и организаций.
Многие жители дома стали жертвами сталинских репрессий. В Ленинградском мартирологе упомянуты 39 жителей дома. Их память увековечил проект «Последний адрес», установив в 2016 и 2018 годах на стене под аркой корпуса номер один металлические таблички с краткими сведениями о каждой из жертв репрессий. Большинство из них были осуждены и приговорены к высшей мере наказания по обвинению в «подрыве промышленности», «вредительстве» и «участии в террористической группе». Имя Наума Ивановича Васильева — в их числе.
- Рейнгольд Янович (Иванович) Абе — заведующий конструкторским бюро завода «Электросила», расстрелян за «шпионаж» и «подрыв государственной промышленности» в июле 1938 (34 года).
- Петр Артемьевич Буханов — ученый секретарь Института философии ЛОКА, перед арестом — научный сотрудник Института иностранного туризма, расстрелян в феврале 1938 года за «контрреволюционную агитацию и пропаганду», «участие в террористической группе» (33 года)
- Наум Иванович Васильев — директор завода «Красный треугольник», арестован и расстрелян в августе 1937 года за «вредительство», «подрыв промышленности», «участие в террористической группе» (42 года).
- Хаим Иосифович Гарбер — профессор Ленинградского индустриального института, зампред Сектора истории техники Института истории науки и техники АН СССР. Арестован в апреле 1936 года, расстрелян в Сандармохе в октябре 1937 (34 года).
- Эрвин Рудольфович Детерс — студент Индустриального института (28 лет), расстрелян за «шпионаж», «контрреволюционную агитацию в составе террористической группировки» в январе 1938 года.
- Израиль Ефимович Дубовский — начальник 4-го цеха завода «Красный Октябрь». Расстрелян за «шпионаж» и «причинение ущерба промышленности в составе террористической группы» в апреле 1938 года (38 лет).
- Василий Захарович Захаров — начальник трубо-прессового цеха завода «Красный Выборжец», арестован и в сентябре 1938 года расстрелян за «подрыв промышленности» в составе «террористической группы» (36 лет).
- Яков Соломонович Левиев-Коган — директор завода «Красная заря», расстрелян за «причинение ущерба промышленности в составе террористической группы» в августе 1937 года (38 лет).
- Наум Семенович Любарский — уполномоченный Наркомата внешней торговли СССР по Ленинградской области, расстрелян за участие в «контрреволюционной террористической группировке» в марте 1938 года в возрасте 44 лет.
- Николай Георгиевич Романов — технический директор завода «Большевик», расстрелян в мае 1937 года за «подрыв промышленности», «вредительство» и «участие в террористической группе» в возрасте 55 лет.
- Александр Викентьевич Страковский — возглавлял цех № 4 завода Севкабель, арестован и через месяц, в январе 1938 года, расстрелян за «подрыв промышленности в составе террористической группы» (40 лет).
Источники:
- Архив Фонда Иофе. ф. 02 (Б-1) оп. 1. Дело Васильев Наум Иванович; Дело Васильева Мария Евсеевна;
- С.К.Лопатина. «Судьба директора». Газета « Красный треугольник» №3(8445) от 16.12.1995;
Полную информацию о людях, названных в этой публикации, вы сможете посмотреть в их личных карточках Томского мартиролога.
Музей располагает электронной базой данных более чем на 200 тысяч человек, прошедших за годы советской власти на территории Томской области через горнило «чрезвычаек» и «троек», раскулачиваний и массовых депортаций народов.
Наум и Мария Васильевы
Музей «Следственная тюрьма НКВД»
#репрессии #репрессиивтомске #репрессиивсибири #томск #нквд #репрессивнаямашина #томскиймартиролог
#участиевтеррористическойгруппе #шпионаж #домспециалистов #чсир #контрреволюционная #последнийадрес #реабилитация