Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Пожалуйста, голубчик, не лижись,
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жизнь на свете стоит.
Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.
Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться
Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и не всяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?
Она придет, даю тебе поруку,
И без меня в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват…
Исследователи творчества Есенина не раз попытались выяснить, был ли прототип у той, что «всех безмолвней и грустней», и почему, вспоминая о ней, поэт испытывает чувство вины… Знакомство двух великих людей поэта Сергея Есенина и артиста Художественного театра Василия Качалова состоялось в 1925 году.
Вот как актер вспоминал об этом знакомстве: «Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой... Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня... Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, моей собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел, увидел Есенина и Джима - они сидели на диване, прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: "Что за лапа, я сроду не видал такой". Джим радостно взвизгивал, высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо; а когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: «Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи». Поэт сдержал слово. Стихотворение «Собаке Качалова» было написано в том же году и опубликовано в газете «Бакинский рабочий» перед приездом театра МХАТ с Качаловым на гастроли в Баку. Как позже написал артист в своих «Воспоминаниях», в гостиницу к нему пришла молодая, миловидная смуглая девушка и спросила: Вы Качалов?... «Я Качалов». «Один приехали?» - «Нет, с театром». - «А больше никого не привезли?» Недоумеваю: «Жена, - говорю, - со мной, товарищи.» - « А Джима нет с вами?». «Нет, Джим в Москве остался». - «А-яй, как будет убиваться Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: « Вы не знаете, что это за собака! Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу и буду с ним купаться в море»… Девушка передала мне записку и отошла явно огорченная: «Ну что ж, подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима»… В записке я прочитал: «Дорогой Василий Иванович. Я здесь напечатал стихотворение Джиму. В воскресенье выйду из больницы ( болен легкими). Очень бы хотелось увидеть Вас за 57-летним армянским. А? Жму Ваши руки. С. Есенин»… Основываясь на этих воспоминаниях, долгое время считалось, что таинственная смуглая посетительница «что всех безмолвней и грустней» - знаменитая Шаганэ Есенина, которой он посвятил стихотворение:
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ…
Однако известный исследователь творчества поэта Илья Шнейдер в своей книге «Встречи с Есениным», написал: «Это ошибка: учительница русского языка из Батуми - Шаганэ Нерсесовна Тальян познакомилась с Есениным зимой 1924 года. В Баку во время пребывания там Есенина она не была, что подтверждается ее собственными словами: «В конце января 1925 года Сергей Есенин уехал из Батума, и с тех пор мы не встречались с ним»… Передать записку Качалову от Есенина она не могла. Сделала это, вероятно, бакинская поклонница поэта, так и оставшаяся безымянной... Предполагаю, что причиной лирической грусти поэта была всё же скромная учительница Шаганэ. А вы как считаете, уважаемые читатели?