Забегая вперёд, признаюсь, что после этого случая у меня появилась подозрительность к художникам, композиторам и прочим представителям творческого хэнд-мейда. Потому как в ту ночь, о которой пойдёт речь, я сама могла написать Второй Концерт Рахманинова или оттяпать лишнее у куска итальянского мрамора. Всё равно на выходе получился бы Давид Микеланджело. Вот сейчас прям жаль, что в больничном коридоре не завалялось куска благородной земной коры. В том состоянии творческого подъёма, в котором я была в ту ночь, я бы вынудила мировое искусство отречься от всех своих достижений, и от Давида в том числе.
Для тех, кто впервые на моём канале — это была шутка.
Вообще-то по ночному ритму я "жаворонок". В восемь часов вечера я уже смотрю в сторону койки и начинаю готовиться ко сну. Лечь могу и в десять, но встану всегда с петухами. Что случилось в ту первую больничную ночь, я поняла позже.
А случилось то, что я не хотела спать. Совсем. Мне хотелось бузить, творить и спасать человечество. Человечество спало сладким сном по палатам и ординаторским, а я лазила по коридору и прислушивалась к звукам из открытых дверей. Вдруг кому-то понадобится подушку взбить или потолок побелить...
Долго ли, коротко ли длился мой ночной дозор, но вдруг из пятой палаты соседнего отделения (у нас в одном коридоре два самостоятельных отделения) разнеслось истошное:
— Памагити!!!
Началась организованная мной суматоха. Из сестринской выскочила всклокоченная медсестра и быстро сориентировалась в ситуации.
— Она психическая, не обращайте внимание, она так круглыми сутками кричит.
Бабушке что-то укололи и она успокоилась. Зато у меня начался писательский гон.
В голове заговорила Маняха.
— Вот и тебя белка навестила... А я всегда знала, что ты закладываешь за воротник.
Сейчас я не могу передать и сотой доли того, какими текстами сыпала моя кошка. Это были перлы, десятикратно помноженные на интеллектуальный юмор самых уважаемых мною сатириков. Записывать за кошкой её ночные шедевры мне, конечно, пришло в голову, но... я же понимала, что творится что-то ненормальное. В три часа ночи кошки наяву не разговаривают. Во сне — да, случается, но не наяву... И, если я сейчас открою телефон для записи Маняхиных шедевральных речей, я закрою перед собой шанс поспать хотя бы два часа до больничного подъёма.
Я честно пыталась уснуть - считала овец, читала им нотации, отбивалась от барана, пряталась от него в сарае с местным котом-предпринимателем... с которым в ходе сюжета регистрировала ООО по выпасу стад, чтобы отбиваться от барана силой законного документа... пока не поняла, что счёт овец приводит меня к новой мыслительной активности.
Запомнила, что, как только я закрывала глаза, под веками расцветали умопомрачительной окраски цветы, переходящие в картины ночных кошмаров Босха.
Позже я вспомнила, как один мой товарищ рассказывал мне свою личную историю. Он много и долго пил. Уже поставил на себе крест, да его дети оказались Людьми. Вскладчину отправили папу на кодирование в клинику Маршака, после чего он не пьёт уже много лет. Не пьёт, но помнит, как в белой горячке ему, натуре творческой, пели песни деревья и кусты. Песни неслыханной красоты, но с такой музыкой, такими словами, что в мире нет таких шедевров, которые бы могли сравниться с этими песнями...
Вот и мне сейчас в голову лезли феноменальные сюжеты для рассказов, которые у меня оторвали бы с руками режиссёры из Pixar. Во всяком случае, Pixar насторожился. Костяк сюжетов надо было срочно записывать, иначе они грозились исчезнуть, как вода в горячем песке, но...
Но было уже пять утра, силы были на исходе, отделение начинало просыпаться. Пришла медсестра с утренним уколом и невинным, но — в моём случае — издевательским вопросом.
— Доброе утро. Как спали?
Стала я выяснять, что мне вчера вкололи, что я всю ночь бузила. Ответить прямо медсестра почему-то не могла. Видимо, им не разрешается посвящать пациента в тайну его внутривенных вливаний. И все-таки её удалось разговорить. Оказалось — обычный дек-н (не могу написать целиком, это всё-таки лекарство).
— Если у вас на него такая реакция, то давайте подождём лечащего врача...
Одним словом, следующую ночь мы с дек-ном провели в сепарации. Белка ускакала из больничного коридора и я спала, как младенец...
Вы спросите, чего же я не попросила уколоть себя димедрольчиком? В полночь, когда до меня дошло понимание ненормальности ситуации, дежурная медсестра уже спала, а сестра соседнего отделения, разбуженная мной для психической бабушки, не имеет права вмешиваться в дела соседей. Мне было жалко будить человека. В четыре утра, когда она уже копошилась в процедурной, было бессмысленно колоть снотворное.
Зато теперь, когда мне кто-то из творческих деятелей скажет, что он свои шедевральные полотна создаёт исключительно силой своего разума, я всегда буду помнить — иногда силу разума десятикратно раскрывает обычный медицинский препарат.
Но использовать его не надо. Сегодня он раскроет наш творческий потенциал, а завтра мы от него завянем раньше срока. Вот сейчас я говорю серьёзно, медики не дадут соврать, а они у меня на канале есть.
На обложке больничная белка навестила автора канала, когда тому (той) из добрых побуждений вкололи лишнего.
