30 марта на сайте sport.tvp.pl появилось интервью Мацея Рыбуса главному редактору данного сайта. Мой хороший знакомый согласился перевести данное интервью. Сразу предупреждаю, что формулировки оставлены оригинальные. Также просьба воздержатся от оскорблений в комментариях.
«В России у меня жена, два сына, недвижимость, жизнь, которая развивалась более десяти лет. Именно там я стал настоящим мужчиной, создал семью, заработал денег и обеспечил наше будущее. Там же я добился самых больших футбольных успехов. Оставить всё это в один момент было не так просто», – сказал в откровенной беседе с главным редактором TVPSPORT.PL Себастьяном Сташевским Мацей Рыбус, бывший игрок сборной Польши, давший первое интервью с начала войны в Украине.
Себастьян Сташевский, главный редактор TVPSPORT.PL: – У тебя всё ещё есть польский паспорт?
Мацей Рыбус: – Ну ты и начал…
– Это для разогрева.
– Да, есть. А почему бы и нет?
– Читая комментарии, появившиеся в Интернете после того, как вы решили остаться в России после начала войны в Украине, можно было заметить, что один появлялся исключительно часто: «Рыбус, отдай польский паспорт».
– Получал разные сообщения. Писали, что я продался, что меня должны призвать в русскую армию. Чтобы я пошел на... и больше не возвращался в Польшу. Что я тряпка, предатель, русская онуча. (онуча – обвертка на ногу, портянка, прим. пер.)
– Это огорчает?
– Огорчало. Но решив остаться в России, я знал, что меня может ждать.
– Начнем с начала: 24 февраля 2022 года войска Российской Федерации вторглись в Украину и начали войну, которая продолжается и по сей день. Несмотря на войну, ты решил остаться в России и выступать в местной лиге. Почему?
– Всё это сложнее, чем кажется людям.
– Это не ответ. Жизнь – это искусство выборов.
– Сначала я не хотел реагировать опрометчиво. То, что произошло, поразило всех, меня тоже, никто не знал, как будет развиваться ситуация, сколько продлится эта война. Я бился с мыслями, анализировал. Остаться? А может уехать? Я не знал, что мне делать.
– У многих спортсменов такой дилеммы не было. Они просто собрали чемоданы и через несколько месяцев покинули Россию. Так, как Себастьян Шиманьский или Рафал Августыняк. Ты остался.
– Ничто не связывало их с этой страной. У них были контракты, и всё. У меня там жена [из России], два сына, недвижимость, жизнь, которая развивалась более десяти лет. На самом деле, именно в России я стал настоящим мужчиной, создал семью, заработал денег и обеспечил наше будущее. Там же я добился самых больших футбольных успехов. Оставить всё это в один момент было не так просто.
– И, оглядываясь назад, после двух лет войны, ты думаешь, что это был хороший выбор?
– Для моей семьи – конечно.
– А для тебя?
– Как профессиональный спортсмен, я неоднократно сталкивался с резкой критикой, но то, что произошло после начала войны, было похоже на лавину, которая обрушилась на меня. В какой-то момент я не справлялся, масштаб ненависти был невероятным. Это были тысячи записей, сотни личных сообщений. Некоторые выходили за рамки дозволенного, писали, например, чтобы я сдох. Люди из моего окружения посоветовали мне отказаться от социальных сетей, но я не хотел дать себя затравить. Окончательно я этого не сделал, но в течение нескольких месяцев я старался ничего не выкладывать в Twitter или Instagram, потому что любая активность вызывала сплошной негатив.
– Твое решение вызвало в Польше огромные эмоции, иногда – как ты сам заметил – крайние. Хотя, ты мог ожидать этого.
– Интересно, что эти эмоции я видел только в Интернете. На улицах меня никто не трогал. Ни в России, ни в Польше, ни где-либо ещё. Недавно в Анталии мы встретили группу поляков. Единственное, что я услышал от них, это просьба сфотографироваться. То же самое было сразу после начала войны, когда я хотел прилететь в страну. Связи с Москвой уже не было, кто-то подсказал лететь в Калининград, а потом пересечь границу пешком. Я путешествовал со старшим сыном, люди нам очень помогли. Ситуация изменилась только в сети. Там я сразу стал «русским».
– Говоришь о семье, о ее благополучии. Разве это не обычная отговорка?
– Нет.
– А может ты всё-таки повел себя цинично и выбрал деньги, которые мог заработать в российских клубах? Бывший замглавы Министерства иностранных дел Марцин Пшидач когда-то назвал их «кровавыми».
– А что именно он сказал?
– Процитирую его пост от июня 2022 года: «Нет ничего более постыдного, чем прикрывать себя «благополучием семьи», когда речь идет просто о больших деньгах. А это кровавые деньги».
– Это мнение министра. Он имел на него право. Но, собственно, можешь ответить мне на один вопрос: почему я должен был уехать из России?
– Каждый найдет разную причину.
– Но я спрашиваю тебя: почему, по-твоему, я должен был тогда уехать?
– Хотя бы потому, что зарабатывать российские деньги во время войны, когда в Украине гибнут тысячи людей, в том числе дети, когда мир обнаруживает резни, такие как в Буче, аморально.
– Но разве я причиняю кому-то вред?
– Тебе не нужно бегать по лесу с винтовкой и стрелять, чтобы причинять вред.
– Я делаю то же самое, что делал до войны.
– Однако обстоятельства изменились. Раньше войны не было, теперь она есть.
– Понимаю, каждый на моем месте имеет право принять свое решение. Я принял свое. Не под давлением людей или сообщений в Интернете, а по моей совести. Мне нравится жить в России, в Москве. Я быстро акклиматизировался там, узнал язык, завёл друзей. Семья там чувствует себя комфортно. Но, к сожалению, началась война… Некоторое время назад, когда я летел в отпуск, место рядом со мной занял Анатолий Тимощук, легенда сборной Украины. После войны остался в Петербурге. Он в той же ситуации, что и я, у него русская жена, дети, которые там родились. И у него были подобные дилеммы. Кто-то скажет, что мы заработали много денег, поэтому мы могли бы переехать в Испанию или на Кипр в любое время. Возможно, мы могли бы, но это означало бы начать жизнь заново. Ничего приятного, особенно для детей.
– Они понимают, что происходит вокруг папы?
– Вероятно нет, сыновья слишком молоды. Но Лана регулярно получала оскорбительные сообщения. По-польски, по-русски, по-английски. Она прошла через ад. Но это осетинка из Владикавказа, там женщины очень сильные.
– Война не накаляет ваши отношения? Ты поляк, она – русская.
– Нет, мы вообще об этом не говорим. Ещё вначале иногда случалось, потому что известно, что для всех происходящее в Украине было шоком, но позже мы решили обойти эту тему. Может быть, это кого-то удивит, но у нас в квартире нет российского телевидения. Польского, впрочем, тоже. У нас есть телевизор, но мы смотрим на нем только Netflix, YouTube.
– И ты не знаешь, что происходит в мире?
– Я заглядываю в Twitter, но я стараюсь избегать военных тем.
– Это удобный вариант. Закрываешь глаза, затыкаешь уши, а в нескольких сотнях километров люди умирают. А ты говоришь: «Я не знаю, я заработал».
– Это не так. Я очень переживаю за всё это. Но я не хочу сходить с ума. У меня есть семья, чье существование я должен обеспечить, у меня есть работа, которую я должен выполнять. Повторяю: своим поведением я никому не причиняю вреда.
– В таком случае можешь прямо сказать, что осуждаешь войну в Украине?
– Я считаю, что каждая война – это зло, потому что каждая несет смерть и множество других ужасных вещей. Как и все разумные люди, я бы предпочел, чтобы в мире царствовал мир. Но, к сожалению, это не всегда так.
– Летом 2022 года у тебя была хорошая возможность сменить окружение. После пяти лет игры в «Локомотиве», твой контракт с этим клубом закончился. У тебя были карты на руках, ты был хозяином своей судьбы, ты мог выбрать игру в другой стране. Почему ты не воспользовался этим шансом?
– Потому что я получил только одно предложение: от «Спартака». У меня также была возможность продлить контракт с «Локо» на год, но «Спартак» предлагал контракт на два года. Других вариантов у меня не было.
– Это был только июнь, начало трансферного окна. Если бы подождал несколько недель, вероятно, что-то появилось бы.
– Может быть, а может и нет. «Спартак» предложил контракт на два сезона, за очень хорошие деньги. Мне нравится держать всё под контролем, особенно в такие неопределенные времена. Поэтому я решил, что в моем возрасте, – а мне вот-вот исполнится 33 года, – лучше сделки не будет.
– То есть, однако, деньги решали.
– Скорее стабильность, которую они могут нам гарантировать.
– Тебе никогда не приходило в голову покинуть Россию?
– Однажды. Когда начался поход Пригожина на Москву. Лана с детьми была в столице, а я – в Казани. Мы все были охвачены страхом.
– Вы могли бы переехать в Польшу… – Папа, когда он был ещё жив, сильно уговаривал меня на это, особенно в первые месяцы после начала войны. Мы думали об этом, но я не знаю, смогла бы Лана найти себя в Польше. Она была бы далека от семьи, друзей, не знала бы языка. Так и наши сыновья, которые в основном говорят по-русски. Для них это было бы полностью новым. Я сам не живу в Польше уже несколько лет…
– Итак, как живут поляки в России? – Так же, как и перед войной.
– Не чувствуешь враждебности?
– Никто там поляков на улицах не трогает, пальцем на нас не показывает. В канун Рождества я пошел на мессу в польский костел в Москве. Впервые с тех пор, как я играю в России. 21 декабря мой папа умер, и что-то внутри подсказало мне идти... Месса была отслужена по-польски, большинство в церкви были поляками, хотя также немало было иностранцев. Это не значит, что я единственный поляк в России. Их много. И все нормально функционируют. Только один раз у меня были проблемы перед матчем плей-офф со Швецией. Мне позвонил Роберт Левандовский. Он спросил, безопасно ли в Москве, должны ли мы играть против россиян. Позже было принято решение, что мы бойкотируем матч. Мы должны были опубликовать в Instagram пост с заявлением о том, что мы отказываемся играть. Не подумал, что живу в России, и тоже написал это. Ну и хейт хлынул с другой стороны. Сотни сообщений. Через пятнадцать минут я решил, что удалю этот пост.
– Ты хотел играть с россиянами?
– Нет, дело было не в этом. Я хотел спокойствия.
– Говоришь о семье, стабильности, спокойствии. А может просто признаешь, что Россия это твое место на Земле? Ты уехал туда больше десяти лет назад, в Грозный. Впрочем, этот эпизод твоей карьеры тоже некрасиво состарился. Сегодня жестокие бойцы Рамзана Кадырова воюют с украинцами.
– Не предвидел этого в 2012 году…
– Напрасная ирония.
– Но что ещё я должен ответить на такой вопрос? В «Тереке» нас было четверо: Пётр Польчак, Марцин Коморовский, Мацей Макушевский и я. Мы играли в футбол, а не занимались политикой. Три из четырех лет мы жили, впрочем, в Кисловодске, в нескольких сотнях километров от Грозного. Город мы посещали только по случаю домашних матчей. И там было очень безопасно. Конечно, можно было заметить следы войны, разрушенные здания или вооруженные до зубов полицейские патрули, но в целом – там ничего не происходило.
– Кадырова ты всё-таки встретил. И был в его резиденции.
– Да, один раз, со всей командой.
– Ты также получил от него Мерседес. В подарок на день рождения, когда забил два гола «Динамо» Москва. Он у тебя до сих пор есть?
– Не от Кадырова, только от Магомеда Даудова, президента «Терека». Это был подарок, который я получил не из-за симпатии, а из-за футбольных достижений. Я ездил на нем полтора года, а потом продал тренеру команды.
– Покинул Чечню через четыре года, переехав в Лион. Однако во Франции продержался всего один сезон. И… снова вернулся в Россию.
– Я мог тогда остаться в Грозном, мне предлагали миллион евро в год, самый высокий контракт в истории «Терека», потому что раньше там платили максимум 600 тысяч. Но я отказался, хотел попробовать что-то другое. «Олимпик» – это был большой клуб, вице-чемпион Франции, в нем играли отличные игроки, как Мемфис Депай, с которым я хорошо общался. Я сыграл там несколько матчей, в четвертьфинале Лиги Европы с «Бешикташем» забил пенальти в серии одиннадцатиметровых, в полуфинале с «Аяксом» сделал результативную передачу. Классное приключение, но, к сожалению, не хватало минут, проведенных на поле, а приближался чемпионат мира в России, на который мне очень хотелось поехать. Поэтому решил сменить окружение. Отличное предложение сделал «Локомотив».
– И это был выбор жизни?
– Определённо. С «Локо» я выиграл чемпионат, два кубка, суперкубок. Я сыграл тринадцать матчей в Лиге Чемпионов, против «Баварии» Мюнхен, «Ювентуса», «Атлетико» Мадрид. Я заработал много денег. И провел там замечательное время, потому что это клуб, которому далеко до корпорации, какой, например, является «Спартак». Это место, где я чувствовал себя как дома. Я до сих пор общаюсь с сотрудниками клуба. В конце концов, я болельщик «Легии» и «Локомотива». Я никогда не пожалею об этом выборе.
– А трансфер в «Спартак»? Как я уже говорил, это была прекрасная возможность покинуть Россию. В конце концов, – кроме денег, – ты мало что получил от этого перехода.
– «Спартак» – самый популярный клуб в России, так же, как у «Легии» в Польше, есть болельщики по всей стране. Хотя, когда я был там, как раз была акция протеста, и посещаемость стадиона была низкой. Когда же мы выезжали в другие города, спартаковцы были в гостиницах, в аэропортах, в магазинах. Однако я сыграл всего несколько матчей, и хотя в лиге мы заняли третье место, на самом деле, я не могу считать этот трансфер успешным.
– В итоге ты перешел в «Рубин» Казань, за который с начала сезона, собственно, не играешь.
– У меня не было большого выбора. Отозвался только «Рубин», был также малоконкретный запрос из «Балтики». В Казани всё началось хорошо, потому что по случаю матча со «Спартаком» представители клуба вручили мне бронзовую медаль за предыдущий сезон. Но в лиге я сыграл только один раз, несколько минут, именно тогда. И по сей день я лечу травму.
– Если ее вылечишь, всё равно собираешься играть в российской лиге?
– Посмотрим. Пока не забегаю мыслями так далеко. А может больше не вернусь к игре?
– Это реально?
– Всё возможно. Я давно страдаю от травм колена, мышечных травм. Зимой я почти два месяца работал в Турции над тем, чтобы выздороветь, и на данный момент всё идет в правильном направлении. Мне не хватает удовольствия от футбола, не хватает адреналина. Но некоторые вещи я не перемахну. Если я не смогу играть на хорошем уровне, то закончу.
– Тогда, может, наконец уедешь из России?
– Я ещё не думал об этом. Когда-то я планировал, что после завершения карьеры буду помогать Мариушу Пекарскому в качестве связного на востоке. Отношения Польши с Россией казались безукоризненными, ни в одной стране, ни в другой не было чувства ненависти. Поэтому я думал, что буду жить в Москве, использовать контакты, знание языка и помогать в организации трансферов. Но началась война. Я также планировал, что буду жить в двух странах, потому что прямо из Варшавы в Москву летало до пяти самолетов в день. Но началась война. И мои планы снова расстроились. Вот почему я сейчас ничего не планирую.
– А если в итоге будет предложение из другой страны, не России?
– Я поеду туда, где меня захотят. Это не значит, что я уперся в Россию.
– В Польше карьеру, пожалуй, не закончишь…
– Сомневаюсь. Если буду здоров, думаю, смогу сыграть ещё два, может, три года. Но «Легия» меня уже вряд ли возьмет.
– Может, «Пеликан» Лович, которого ты воспитанник?
– Скорее, откажусь.
– В сборной Польши ты тоже вряд ли сыграешь. Хотя ещё в марте 2022 года тебя вызвали на матч плей-офф со Швецией. Впрочем, это вызвало много эмоций.
– Тогда Чеслав Михневич вызвал меня, Крыховяка и Шиманьского, которые играли в «Динамо». Вместе с Крыхом (Гжегож Крыховяк, прим. пер.) мы добрались в кадру (сборная Польши, прим. пер.) через Калининград, туда долетели самолетом, а потом в Польшу, пересекли границу в Безледах. К сожалению, на следующий день после этого выяснилось, что у меня коронавирус, и против Швеции я не играл. Как оказалось, это, видимо, была моя последняя возможность выступить в красно-белой футболке.
– Как воспринял решение Михневича?
– Сначала мне было жаль, никто не хотел бы так прощаться с кадрой. Но я понимал тренера. Впрочем, сперва Михневич мне позвонил. Я как раз был у сестры в Ловиче. Он сказал, что не будет вызывать меня, потому что споры, связанные с этой ситуацией, очень велики, вся эта шумиха помешала бы подготовке. Ну что ж, наверное, он был прав.
– Цезарий Кулеша или Михневич уговаривали вас покинуть Россию и, благодаря этому, сохранить шанс выступать за сборную?
– Это моя жизнь и моя карьера. Никто не будет говорить мне, что делать.
– Я спрашиваю, было ли давление.
– Нет, его не было. Ведь как футболист «Локо» я получил вызов. Но я знал, что вопрос времен, когда меня не будут приветствовать в кадре. Впрочем, у меня были некоторые сигналы, мой менеджер также был агентом Михневича, так что до меня дошли утечки информации.
– PZPN 20 июня 2022 года опубликовал коммюнике. «Селекционер сообщил игроку, что в связи с его текущей клубной ситуацией он не будет вызван на сентябрьские сборы в сборную, а также не будет принят во внимание при определении состава команды, которая поедет на чемпионат мира». По твоему мнению, было правильное решение польской федерации?
– Когда Михневич позвонил, я не удивился. «Тренер, у меня нет претензий». Мне было уже за тридцать, в клубе я не играл регулярно, молодёжь давила, и не было никакой уверенности, что я поеду на чемпионат мира. Я смирился с этим. Неприятной была только мысль, что я больше никогда в сборной не буду играть.
– Если бы ты был уверен, что поедешь на мундиаль, ты бы уехал из России?
– Конечно, я рассмотрел бы это более серьёзно.
– Всего за сборную ты отыграл 66 матчей. Не ожидаешь прощания на «Народовом»?
– Нет. Вместо аплодисментов, вероятно, было бы много свиста.
– Всё ещё общаешься с товарищами по сборной?
– Конечно. С «Гликсоном» (Камиль Глик, прим. пер.), «Грошиком» (Камиль Гросицкий, прим. пер.), Шиманьским, Каролем Свидерским, Томкем (Томашем, прим. пер.) Кендзёрой. С ним недавно даже переписывался. Думаю, каждый из них понимает мою ситуацию.
– Почему ты молчал последние два года?
– Не хотел подливать масла в огонь. Из польских СМИ у меня было несколько десятков предложений интервью, после матчей в микс-зонах российские журналисты спрашивали меня о политике, паспорте. Но я не хотел говорить об этом. Я не хотел вредить себе, своей семье. В наше время одно слово может вызвать бурю. Впрочем, Марио [Пекарский] сам убедился в том, какой может быть скандал после такого интервью. После одного пришлось удалить учетную запись Twitter.
– Сейчас ты не боишься?
– Я созрел для этого. Кое-что я обдумал, наверное, должен был понять. Оглядываясь назад, хорошо, что на некоторые вопросы я не ответил горячо. Жизнь имеет много оттенков, и иногда их трудно заметить. Мне не в чем упрекать себя. На протяжении многих лет я делал всё возможное, чтобы наилучшим образом представлять свою страну, и я думаю, что не заслужил того обращения, какое получил после начала войны. Но я знаю, каково это, эмоции очень сильные, поэтому я принимаю то, что произошло со мной.
– А не боишься, что тебя запомнят не по 66 выступлениям за сборную, в том числе с Германией, когда в Варшаве мы выиграли 2:0, а именно по решению, которое ты принял в начале 2022 года?
– Мне всё равно.
– Каждый хотел бы, чтобы он хорошо запомнился.
– А ты как меня запомнишь?
– Мы знаем друг друга 15 лет, дружим. Так что я не объективен. Речь идет о миллионах болельщиков.
– Меня интересует, как меня будут помнить люди, которые мне не безразличны. И они запомнят меня как солидного футболиста и хорошего человека. Это всё, что мне нужно.