В 2023 году исполнилось ровно 45 лет, как в тогда еще Советском Союзе вспомнили об архимандрите Макарии Алтайском. Это была небольшая статья новосибирского историка по фамилии Рижский о человеке, который изменил мировоззрение коренных народов большого Алтая и стал символом православной миссии. Без насилия, словом и делом доказавший истину веры и послушания слову Господнему. В СССР это было новизной — признание заслуг служителя Божьему слову. Автор тогда — в 1978 году — не побоялся отметить заслуги рядового священника в единении народов и его вклада в просвещение малых народов. Он, человек, о котором пойдет речь, много лет прожил в Бийске. О нем мы сегодня вспомним. О нем Рижский писал „…переводом Библии на русский язык занималось одно духовное лицо — миссионер из Алтая, архимандрит Макарий… и это была, пожалуй, одна из самых смелых попыток научного подхода к публикации текста Священного писания в России…“.
Маменькино горюшко
Маменька горевала. Ее сынок Мишенька заболел не на шутку. Горячка свалила мальчика после строгого наказания, которое ему выписал его учитель. Мише было 8 лет, и он уже поступил в Вяземское духовное училище: свободно делал переводы с русского на латынь. И потому, когда встал вопрос о том, чем ребятенок будет заниматься в жизни, выбора не было — священнослужение. Вот только наставник попался жестокий. Мишу Глухарева не раз он пугал фразой: „Послушай! Если ты опять не выучишь урок, я спорю тебе всю кожу от шеи до пят…“.
— Маменька, родненькая защити! Мне больно, огонь горит внутри… Папенька, помоги… — бредил ребенок…
И маменька, и папенька молились истово. Отец болящего — священник соборной церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, осознав неправедность воспитателя и в страхе потерять сына, решился на отчаянный для себя шаг — по выздоровлении отпрыска отправил его на учебу в Смоленск в духовное училище. Но здоровье мальчика уже было подорвано жестокой простудой, которую он заработал, просидевши холодную ночь над книгами, дабы исполнить наказ сурового наставника. Для маменьки он был и навсегда остался Мишенькой. О том, что ему предстоит сменить имя, ни он, ни его маменька еще не знали.
Я хочу — я знаю
Миша Глухарев, как сказали бы сегодня, оказался вундеркиндом. Он изучал основы сельского хозяйства, медицину, церковную археологию, богословие и классические языки, в том числе латынь и старославянский языки. В поле любознательности мальчика попали и иврит, и ветхозаветные писания. Он стал первым учеником Смоленского духовного училища. Казалось, жизнь будет спокойной, направленной на размеренность и покойное самообразование. Но грянуло испытание — Отечественная война 1812 года. Нашествие Наполеона перечеркнуло череду уроков: пока еще Михаил Глухарев получает наказ пребывать в службе учителя в Тверскую губернию в имение богатого помещика, дабы его детям преподавать латынь и Закон Божий.
— Не стану вам досаждать назиданиями и поучениями, — говорил он своим воспитанникам. — Хочу одного, чтобы вы поняли главное: покуда слово Божье до сердца доходит, до того времени и человек жив.
Воспитывая барских барчуков, Михаил Глухарев не забывает и о собственном образовании. Вращаясь в дворянской среде, он осваивает правила поведения в высшем обществе. Отступление Наполеона тогда еще Михаил Яковлевич запомнит на всю жизнь. Разоренные церкви, порушенные святыни, обездоленные крестьяне… Рваная рана от войны навсегда останется в его сердце, при этом укрепится вера и осознание истины выбранного пути. Спустя год после разгрома басурманина Михаил с отличием закончит семинарию и ему будет доверено преподавание латыни. Уже через год талантливый выпускник семинарии будет зачислен в столичную духовную Академию. Фраза „Я знаю — я хочу“ станет для него девизом на всю жизнь.
Мистика и реальность
— Накануне прочел я труды Штиллинга, Лопухина и князя Мещерского… — послушник Глухарев находится в собрании вольнодумцев Петербурга. — Задумался об озарении от Святого Духа и возможности возрождения. Понимаю сердцем и верой, что мистические радения вероятны для моего посещения.
Однако, приняв единожды в подобном мистилище, Глухарев сбежал оттуда и более никогда в них участие не принимал. Белые балахоны и огромные свечи навсегда отбили у него охоту в поисках параллельных истин и миров. С того времени единственной и истинной для него стала вера православная.
По воспоминаниям его сокурсников, во времена учебы в Санкт-Петербургской Духовной Академии Миша Глухарев студентом был даровитым и блестящим, наделенным живостью и восторженностью. За успехи в богословии ему даже была присвоена степень магистра и пожизненная стипендия размером ни много ни мало аж в целых 350 рублей в год. Согласитесь, деньги по тем временам не малые.
— Я хочу и готов поддержать господина Морица, — говорит Глухарев своим подопечным духовникам. — Свои деньги я трачу в основном на книги, более мне не надо. Я мало ем, много читаю и знаю ценность мудрости человеческой, записанной на страницы книг. И потому сомнений нет у меня. Мориц обратился в христианство, это благодать! И мне не жалко 150 рублей для библии на еврейском языке для этого господина. Повелико, сильна вера Господня — православная.
Он был строг к себе и своим ученикам. Став сам в детстве жертвой жестокости, он очень бережно относился к воспитанникам. Был осторожен в словах, а когда особо радетельные родственники приносили дары, немедля и без сомнений отдавал их на общую кухню: по себе знал, что семинаристы вечно голодны, ибо молодость требует хорошего питания.
Принцип
С церковным начальством отношения не складывались. Началось все с того, что епископ Екатеринославский Иов, не кто иной, как племянник Григория Потемкина, через своих знакомых решил продать семинарии пустовавший особняк. Цена тому была ужасающая по тем временам — 9 000 рублей. Глухарев отказался подписывать документы. Церковное руководство затаило неприязнь. Кроме того, к тому времени Михаил понимает, что женитьба его не блазнит, и принимает монашеский постриг. 24 июня 1818 года он становится Макарием, а еще через четыре дня — иеромонахом Киево-Печерской лавры.
Причинами отправки на дальние алтайские окраины „бунтаря“, уже Макария, невольно стали его лояльность и милосердие. „Шептуны“ ловко донесли Иову о том, что новоявленный монах Макарий, принимая письмо от бывшего ректора Санкт-Петербургской духовной Академии и члена Синода Филарета, встал на колени и начал молиться одновременно с английскими квакерами, которые по наивысшему царскому соизволению путешествовали по России. Это приравнивалось к отступничеству от веры. За Макарием Глухаревым закрепилось прозвище „отступник“. Отлучение от церкви, без которой он не мыслил своего существования, стало реальной угрозой.
Покровительство и любознательность
В миру — Василий Дроздов, в послушании — Филарет сразу разглядел в молодом монахе искру любознательности и тягу к просвещению. И когда он стал архиереем Московским, оставаясь членом Синода, сразу же принял решение, которое определило будущую жизнь Макария: зимой 1821 года в возрасте 29 лет он становится ректором Костромсокой семинарии и архимандритом Костромского монастыря. Мистика молодого архимандрита не отпускала, природная любознательность давала о себе знать. Макарий продолжал увлекаться сомнительной литературой, о чем постоянно докладывалось в Синод. Злопамятный Иов, понимая, что его консервативные идеи поддерживаются монархом и его ставленником Аракчеевым, утверждал, что „христианство в правильном церковном виде существует только в православной церкви“, что означало — Макарий Глухарев отступник и нарушитель канонов. В доносах о действии тайных обществ в России через Библейское общество имя костромского ректора упоминалось регулярно. Глухарев в понимании устоев становится вольнодумцем, которого желательно сослать куда подальше.
— Бросай!
— Боюсь, все ж Божий человек!
— Этот Божий человек — вольнодумец и отступник! Бросай говорю! Поделом ему — зануде!
В сторону Макария летит кирпич, который врезается в плечо. Молодой иеромонах с трудом сдерживает стон. Плечо долго болело, но еще дольше и больнее саднила душа: за что? Собрав остатки воли, он прощается с воспитанниками семинарии и, не выясняя, кто и за что бросил в него камень, покидает Кострому. Между тем среди его учеников были будущие светила православия, в том числе архимандрит Казанский Афанасий Соколов, который всегда отзывался о своем учителе с почтением и до конца своих дней оставался его последователем.
Тем временем всемогущий Филарет продолжал следить за тем, как складывается жизнь его протеже.
Пустынь и дорога в бессмертие
Магистратская пенсия в 33 года — 350 рублей. Дело даже не в деньгах, вроде бы хватало. Но душа требовала чего‑то нового. Время, проведенное после Костромы в Глинской Богородицкой пустыни, не прошло даром. Изучены труды Августина, Лествица Иоанна Лествичника, беседы Григория Великого и слова Федора Студийного… Келья в пустыне была настолько мала и темна, что начали болеть глаза. Не отпускала лихорадка.
— Почто сидишь в темноте? — спросил как‑то один из немногих, кого допускал к себе. Это был перекрещенный им же бывший католик Мартин Атлас. — Ты столько постиг, что по Божьей воле тебе надобно просвещать иных. Иди и проповедуй Евангелие сибирским инородцам!
Вскоре Тобольский Синод в лице архиепископа Евгения получает рекомендацию о том, что „архимандрита Макария следует обратить на дело проповедования, где сие представляется нужнее в виде опыта на первый случай, дабы по первым действиям его можно было судить, способен ли он к приемлемому для себя делу и в состоянии ли он будет отправлять оное с желаемой пользою…“. Макарий направляется в Бийск.
Миссия
В Бийск Макарий прибыл 29 августа 1830 года. Смиренно принял он и захолустный вид бывшей приграничной крепости, и угрюмость его жителей. Обрусевший кумандинец, некто Петр Синкин, подыскал странствующему священнику квартирку недорого — за 15 рубликов в месяц с учетом содержания и отопления. Впрочем, прожил Макарий там недолго, потому как уже 4 августа направился в Улалу. Еще через два дня он покрестил своего „первенца“ — кочевого татарина Елеку семнадцати лет отроду.
К 1834 году Макарий основывает два православных стана в Майме и Улале, разрабатывает свою программу „обращения некрещенных в православие“. Это была особая программа, построенная только на милосердии и просвещении. Никакого насилия или давления, которые Макарий не приемлел в силу своих убеждений.
…Конь ходил кругами и не подпускал к себе робкого седока. Макарий до этого момента никогда не ездил верхом. Один только вид раздувающего ноздри, недовольного коня пугал священника. Но было понимание, что иначе не добраться к удаленным аулам, а значит, новый неведанный ранее страх придется побороть.
— Ты бы, батюшка, не боялся… Конь, он чует страх, — подбадривает Елейка. — С Божьей помощью справишься.
Макарий, перекрестившись, усаживается в алтайское седло, уложенное на спину строптивого животного.
— А стегать‑то сильно? — спрашивает у крестника.
— Не, стегать вовсе не обязательно, — отвечает тот. — Наши кони сами знают тропы от стоянки до стоянки. Ты главное, батюшка, крепче за поводья держись, а коли понесет, так за гриву хватайся. Главное под копыта не упасть.
Так и ездил от аула до аула с Библией в суме. Да еще с краюхой хлеба в ней же. Новокрещенных становилось все больше — до 700 человек за год.
Домыслы и козни
Трещит лучина, развевается по углам от нее на сквозняке тонкая струйка дыма. Она не щиплет больные глаза, но мешает смотреть на пока еще неисписанный лист будущей богословной книги. Алтайский язык уже освоен. Оказался не сложнее латыни, выученной еще в восемь лет. Буквы и слова словно складываются сами…
— Божья помощь… — думает Макарий. — Знать, по истинному пути иду, по Божьей тропинке…
Он думал об одном, о вере. А тем временем в Санкт-Петербурге думали иначе: мол, накрестил нехристей, освободил их от налогов на три года с каждого рыла да пить горькую отучил…
Бывало и такое, что приедет Макарий в аил, а его там уж ждут. Не просто ждут, знают — у него, де когти на руках и ногах, а на спине промеж лопаток — крылья перепончатые. Так что миссионеру частенько приходилось с себя одежу сымать, дабы развеять слухи да домыслы.
Мало того, торговцы-купцы неоднократно жаловались самому царю на строгого миссионера, мол, сбивает им доход с продажи спирта, и просили „…избавить их от соблазна тех, которых он привел к Христу исповедью своей…“. Строг государь-батюшка, распорядился удалить Макария в Соловецкий монастырь. Да позабыл, что накануне сам же и подписал Указ совместно с Синодом о награждении отца Макария золотым крестом „за ревностное служение и отличные подвиги в проповеди Слова Божьего…“. Сам‑то Макарий от награды отказался, попросил только 1000 рубликов для помощи новокрещенным.
Покуда ездил по стойбищам да аилам, понял Макарий, что не донести до местных жителей то самое Слово, покуда не смогут сами они его прочесть. Так и зародилась идея перевести Библию православную на алтайский язык. Священное писание было переведено в кротчайший срок и направлено не кому‑нибудь, а самому императору Российскому Николаю Первому. Тот, знамо дело, суров был и такой дерзости потерпеть не смог. В Синод направляется петиция о необходимости наказания строптивому архимандриту. Рьяный до наказаний митрополит Петербургский Серафим и вовсе назначил Макарию Алтайскому заключение в Спасо-Ефимьем монастыре, при котором находилась психолечебница для лиц духовного сана.
По тем временам Макарий Глухарев считался не только вольнодумцем, но и запросто мог попасть в список неблагонадежных людей государевых. В 1841 году он знакомится с сосланными в Сибирь декабристами, за что получил от Томской епархии строгую епитимию: служить в течение шести недель литургию. Макарий только обрадовался такому наказанию: литургия занимала 6 часов, все остальное время он проводил в библиотеке Синода.
Уход
1844‑й, последний год пребывания Макария Глухарева в Бийске. Он все больше сближается с декабристами, сосланными в Тобольск, что ни коем образом не сказывается положительно на мнение о нем духовенства. Мечтает о паломничестве в Палестину и, несмотря ни на что, даже получает высочайшее соизволение на поездку к Голгофе… Но судьба распорядилась иначе.
Здоровье, которым он с той самой жестокой еще детской расправы не отличался — отказало вовсе. Началось воспаление печени, развилась желтуха.
Слова, с которыми он покинул этот мир, были следующими: „…Свет Христов просвещает всех…“.
Можно много гадать, рассуждать, был ли прав Макарий (Михаил) Глухарев в стремлении переводить Библию на национальные, в том числе русский, языки, но ясно одно, он прожил, как ему велели душа и вера. Он был честен перед Богом, перед самим собой и людьми. В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе митрополит Макарий Глухарев был причислен к лику святых.
В основу материала легли записи Бориса Хатмиевича Кадикова.
Марина Волкова
