Ужегов лежал тихо, даже не шевелился, осунувшееся лицо побледнело, и глаза были закрыты. Со стороны могло показаться, что не живой. Для проверки старшина Пермяков наклонялся к раненому и все же чувствовал слабое дыхание между потрескавшимися губами. Жилка на запястье пульсировала слабо и редко.
- Поддержать бы его чем, - вздохнул старшина.
- У меня еще осталось, - Максимов оцепил от ремня обшитую сукном фляжку и озадаченно потряс ей, - булькает. - Затем отвинтил крышку и налил в нее самогона.
- Эх, за мной бы когда так ухаживали, - Пермяков макнул указательный палец в крышку и помазал им губы Ужегова. - Глотать-то можешь?
Веки Сереги в знак согласия дрогнули. Тогда старшина приподнял ему голову и осторожно влил в рот самогон. Кадык раненого судорожно дернулся.
- Значит на месте, сейчас полегчает. - Через минуту, две Пермяков опять нащупал пульс, - забилось сердечко, не боись, жить будешь. - А про себя подумал, - только долго ли тебе осталось, все равно вышак.
- Тише, - Максимов прислушался, - похоже едут.
- Не одна машина.
Минут через двадцать на делянку выехал прокурорский ГАЗик, за ним УАЗ, называемый в просторечье Буханкой.
- Ну как, живой? - Из ГАЗика вышел прокурор.
- Дышит, - отозвался Максимов.
- Уже хорошо. - На Буханке приехали хирург и медсестра. - Достать бы его отсюда. - Врач пробрался в расщелину, быстро осмотрел Ужегова. - Носилки из машины несите.
Сейчас, - сержант Круглов и водитель с Буханки достали носилки и принесли к расщелине.
- Сколько он тут лежит? - Спросил Хирург.
- Третьи сутки, - ответил старшина. - Сам сюда забился. Еле нашел его.
- Думал хана мне, - неожиданно прошептал Ужегов и открыл глаза, - а тут вроде как могилка.
- Во как с самогона растащило, - усмехнулся Пермяков и объяснил хирургу, - мы ему для поддержки, чтобы кровь, значит, не застаивалась.
- Правильно, - похвалил хирург, осматривая раненого. - Проникающее ножевое ранение в брюшную полость?
- Так. Крови много потерял. Я перевязал, лапнику подстелил. А еще, похоже, рука у него сломана.
- Ну с рукой потом, давайте доставать.
Ужегова осторожно достали из узкого места, при этом он даже не стонал, хватило сил прикусить губу. На носилках Серегу донесли до Буханки и там положили на стол. Машина предназначалась для перевозки тяжело больных. Хирург и медсестра занялись раненым, остальные терпеливо ждали. Прокурор осмотрел место, где старшина обнаружил преступника, но ничего не нашел, что подтвердил и Пермяков. Обратно ехали медленно, Ужегову поставили капельницу, чтоб как-то поддержать в этом человеке жизнь. В больнице Серегу проаперировали, и хирург уверил, что опасности больше нет. Евсеев конечно рвался тут же допросить задержанного, но доктор пока не разрешил.
В этот же день занялись и упавшей с моста машиной. Подогнали трелевщик, зацепили ГАЗон тросом и сначала перевернули, поставив на колеса, а потом вытащили. Правда пришлось предварительно выровнять обрывистый берег. Часть вещей беглецов нашли в машине, что-то обнаружили ниже по течению, где маленькая речка разбегалось на несколько ручейков. Деньги, заработанные на махинациях, оказались в чемодане и не пострадали. А вот мешок с золотом порвался окончательно, и драгоценный песок разнесло водой и вернуло в родную стихию. Осталось мало, крупинки зацепились за ткань, но и только.
Ужегов начал потихоньку поправляться, мог и говорить, только не хотел. Отказ давать показания как-то не вязался с желанием жить, о чем преступник заявил Максимову в лесу. Несмотря на тяжелые для него обстоятельства, Серега оставался своенравным, даже наглым и не хотел торговаться за свою жизнь. - Нет, так нет, умирал уже один раз, ну и что. Что хочешь делай, не нравятся мне следователи, и все.
- Вот ведь гад, - сетовал следователь областной прокуратуры, приехавший в Юву допрашивать подозреваемого. - На что он рассчитывает? Улик в отношении него хватает, судья все равно обвинение поддержит. - И невдомек было следователю, что Ужегову хотелось излить свою душу, поговорить, быть может даже услышать сочувствие в свой адрес. Хотя какое в таком положении могло быть сочувствие, тем более от сотрудника правоохранительного органа.
- Петр Сергеевич, поговори ты с ним, - предложил Евсеев, - ты у нас знаток душ человеческих. Не все еще ясно в этом деле, да и выходить в суд без признания нехорошо, не профессионально даже. Да и не все фигуранты и эпизоды еще установлены. Записка твоя, ну, которую ты нашел в яме...
- ОБХСС заявил, есть у них мысли про эту записку.
- Да мысли есть, только что толку от мыслей, если их проверить не получается. Ну и потом, Ужегов сам теперь потерпевший, а Курехина...
- Доктор что говорит? Когда его везти можно?
- Ничего пока не говорит, да и следственные действия по эпизодам здесь должны проводиться.
- Хорошо, поговорю. Только какой я знаток, так ни о чем.
- Вот и хорошо. А я пока список вопросов подготовлю.
Уже в больнице Максимов посмотрел на эти самые вопросы, усмехнулся и убрал листочек подальше от греха.
- Сыскарь, и тебя ко мне подослали? - Увидев Максимова, спросил Ужегов. Он полулежал на кровати в отдельной палате, где была выставлена охрана.
- Попросили с тобой поговорить, - поправил капитан.
- Ты что, особенный? - Усмехнулся Серега. - Я и тебе ничего не скажу.
- На вышку настроился?
- Как пойдет.
- Ну раз так, дело твое. Только три жмура на тебе висят, доказательств хватает… Не обидно будет?
- За что?
- За то, что по Юлькиному получится. Она тебя на тот свет хотела отправить, так и будет.
- Э-э-э, начальник, не дави.
- Что тут давить, говорю как есть… Что молчишь? Отомстить ей не хочешь?
- Это как?
- Жить остаться!
1 глава, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 33
Антология произведений о Максимове