В крохотной комнатке хрущёвки на первом этаже серого кирпичного дома стоял гроб. Комнатка, считавшаяся в этой убогой квартирке «большой», вмещала в себя только раскладной старый, потёртый диван «клик-кляк», от которого в разобранном виде места до стены оставалось ровно только для гроба. В нём, самом простом, фанерном, обитым красной тканью, лежала, закрыв глаза и скрестив руки на груди мёртвая пожилая женщина. Была глубокая ночь и в свете полной луны лицо её, и без того серого землистого цвета, казалось ещё больше бледным и страшным. Седые волосы собраны в устрашающую причёску, накрученную химией, губы тонкие, синие. Она как будто недовольна, как будто хочет всех отругать. Сама женщина немаленьких размеров, дородна,я высокая, такая привыкла командовать. Она и сейчас словно хочет всем скомандовать: «А ну-ка, чего разлеглись!»
Мебели в комнате почти нет, разве что комод, да старый журнальный столик. Ехидный свет луны добавляет интерьеру ужасающие краски, делает предметы в комнате жуткими, наполненными смертью… Этот свет подает через окна с решётками, этаж-то первый, и разрисовывает траурную комнатушку в длинные тюремные квадраты… Столик, на котором стоит чёрно-белая фотография мёртвой женщины с чёрной ленточкой нижнем углу, отбрасывает на гроб странную, крестообразную тень, зеркало на стене завешено белой простынёй. Гроб стоит на двух табуретках впритык к разложенному дивану, на котором спят двое людей.
Один из них престарелый худощавый мужчина с взъерошенными волосами, покрытым оспинами лицом, в белой майке и семейных трусах, видимо сын. Он спит, не снимая массивных квадратных очков со сломанной, перемотанной изолентой дужкой, и безбожно храпит. Рядом с ним женщина, тоже не молодая, наверное, супруга. Она красилась в рыжий цвет, но когда-то очень давно, оттого свалявшиеся на подушке волосы теперь напоминают паклю. Женщина спит крепко, не слыша храпа мужа, привыкла. Скорее всего они просто пьяны, так как на лицах у обоих нескрываемые ничем черты глубокого запоя. Так они и лежат все вместе втроём в рядок – мужчина, женщина и труп мёртвой женщины в гробу, буквально как продолжение дивана.
В соседней комнате, которая считается "маленькой", хотя разницы в них нет, и на крохотной хрущёвской кухне, спят люди. Их много, человек десять, не меньше. Как они все здесь уместились? Женщины, мужчины, ребёнок… Они занимают собой всё пространство небольшой квартиры, лежат везде – на полу, на детской кровати, на стульях. В затхлом воздухе витает едкий смрад паров алкоголя. На свободном от людей пространстве все завалено мусором и пустыми бутылками, мойка забита грязной, давно не мытой посудой, по полу бегают тараканы, сейчас их время, они здесь хозяева… Кто-то вскрикнул во сне, кто-то закашлялся, никому нет дела, все забылись в тяжёлом, беспробудном водочном сне. Завтра похороны…
*****
Тем вечером Глеб зашёл к Анжеле с Миханом в гости. Не то, чтобы он очень хотел, или было нечего делать, да уж больно звали, неприлично отказываться. У подъезда ему встретилась иномарка, а в дверях он столкнулся с выходившим Мишкой, давнишним знакомым.
- О, Глеб, пришёл всё-таки, молодец. Ты заходи, Анжела дома, а я быстро мотану по делам и вернусь.
Глеб удивился, но прошёл в глубину старого подъезда. Из подвала под лестницей, закрытого на замок, пахло землёй и сыростью. Несмотря на старину, кто-то здесь поддерживал порядок. Все чистенько, покрашено, нет бычков на полу, исписанных матом стен. Недавно он побывал в бывшей заводской общаге, переделанной в жилой фонд, красной высотке, рядом с парком Победы. Как в 90-е вернулся. Вот там матёрый подъезд. Тут тебе и окурки, и шприцы, и наркоманы, курящие бычки по углам, и грязные заблёванные мусоропроводы, исписанные стены, проваленные полы. Человеческое дно. Он был поражён, что такие места ещё сохранились в природе, оказывается не так мы далеко и ушли.
Тут конечно другое дело, дом сам по себе старый, но ухоженный, какой-никакой косметический ремонтик, относительная чистота… Он подошёл к знакомой железной двери и нажал на звонок. Ему тут же открыла Анжела. Она не менялась с годами, всё та же. Высокая, мощная, напоминающая внешностью и хамоватой манерой поведения гибрид актрис Ирины Розановой и Анны Уколовой. Как всегда в свитере и обтягивающих джинсах, стеклянные глаза выдают, что она глубоко «под шафе».
- О, Глебыч, - икнув сказала Анжела, - пришёл всё-таки.
- Да вы же сами звали.
- Да…да… Проходи, не стесняйся, Михан скоро будет.
- Да, я его встретил в подъезде.
- Во-во, ну иди вон на кухню, присаживайся, - Анжела закрыла дверь и пошла в комнату к ребёнку.
Глеб разулся, повесил куртку в прихожей, прошёл на кухню. Да, тут не развернёшься… Ещё первый этаж и рядом тротуар, так что каждый мимо проходящий как на ладони, да и они у него, благо вечер и народу не так много. Он сел за небольшой столик. Кухня недорого, но всё равно отремонтирована, конечно очень небогато, но всё же. Видно, что многое делалось своими руками, даже может и всё, но аккуратно, с любовью. Вроде всё есть для такого крохотного помещения – стол, небольшой, гарнитур, мойка, микроволновка, чайник, на стенах плитка, на полу кафель. Всё как у людей. На столе початая бутылка водки и остатки закуски на тарелке – недоеденные солёные огурцы и помидоры в рассоле.
Зашла Анжела, достала рюмку, налила, выпила, не закусывая и не запивая, даже не передёрнулась. Встала у окна, открыла форточку, закурила.
- А у нас тут вот… Похороны, поминки…