Солнечным полднем 15 мая 1696 года четыре галеры во главе с “Принципиумом” одна за другой бросили якоря у черкасской пристани. Атаман Фрол Минаев на серебряном подносе протянул царю хлеб-соль. Петр, отломив кусочек хлеба и макнув его в соль, бросил в рот. Обняв смущенного атамана, он расцеловал его трижды под гром пушечного и ружейного салюта, который громыхал с бастионов и крепостных стен казачьей столицы.
В станичной избе, куда Минаев привел Петра и его свиту, гостей ждала легкая закуска. Выпив чару меду, царь обратился к атаману:
- Какова обстановка на море и вкруг Азова, Минаич?
Фрол, давно ждавший этого вопроса, начал уверенно и обстоятельно: “Неделе с полторы до твово приходу в Черкасский, государь, посылал я на море, для поиску, стал быть, две с половиной сотни казаков на стругах во главе с Леонтием Поздеевым. В море, невдалеке от Азова-города, встренули они два больших басурманских корабля, кои шли в крепость с грузом и янычарами. Поздеев с казаками бросились на си корабли и, несмотря на пушечную пальбу с них, потопили басурман. Затем казаки принялись за полугалеры, кои следовали за утопленными кораблями: десять оных полугалер было захвачено, а еще десять посажено на мель, государь. Все захваченное казаками в семь бою хранится тут, в подвале. Не изволишь ли заглянуть, государь?” Минаев рукой указал на окованную широкими полосами железа дубовую дверь, ведущая куда-то вглубь избы.
- Показывай, Минаич! – вскочил заинтересованный царь. Фрол кивнул, и подошедший с ключами казак отворил тяжелую дверь. Минаев с толстой свечей в руке первым шагнул за каменный порог, по ступенькам спускаясь в подвал. Внутри на дубовых полках лежали в добром порядке кожаные мешочки с золотыми монетами. Петр взял один из них, подкинул, взвешивая, удовлетворенно спросил:
- И сколь у тебя сего металла, Минаич?
- Пятьдесят тысяч червонцев, государь!
- Добре, атаман, добре!
Помимо золота, гости осмотрели лежащие на специальных подставках тюки добротного сукна, аккуратные горки холодного оружия, ящики свинца, захваченного у турок несколько дней назад.
После осмотра трофеев, Петр устроил смотр частям дивизий Гордона и Ригемана, незадолго до приезда царя прибывших сухим путем из Тамбова. В тот же день началась погрузка на суда батарейных орудий, мортир и снарядов, оставленных в Черкасске осенью прошлого года. Так продолжалось три дня.
В ночь на восемнадцатое мая в Черкасск на запаленных конях прибыл из-под Азова станичный атаман Леонтий Поздеев. Постучав в двери минаевского куреня, он, торопясь и волнуясь, доложил, что к Азову морем подходит сильный турецкий флот.
- Погодь гутарить, Леонтий! – набрасывая кафтан и обуваясь, остановил Поздеева Минаев. – Сей час идем к государю, ему и поведаешь все сие”.
Петр встретил атаманов одетым, будто ждал их прихода.
- Вот, государь, Леонтий с вестями с-под Азова прибыл! – рукой показал на Поздеева Минаев.
- Говори, Леонтий! – деловито бросил царь, усаживаясь в деревянное кресло.
- Как послал нас Фрол Минаич на море, надзирать, стал быть, за басурманами, так с тех пор мы и стоим на взморье”. Поздеев сглотнул слюну, успокаиваясь, и продолжал обстоятельно. – Вчерашнего дня, государь, утром увидели мы два басурманских корабля, окружили их и бросились с крючьями на приступ. Однако ж борта тех, государь, кораблей оказались дюже высокими. Хотя мы и рубили оные топорами, бросали в басурман гранаты и стреляли в них из ружей, взойтить на корабли нам не удалось. Забрав четырех наших раненых казаков, мы пошли в отступ, а корабли те турские и доныне стоят в море невдалеке от устья Дону, государь…
Выслушав Поздеева, Петр велел своему денщику Александру Кикину идти за Гордоном и Ригеманом. На рассвете в доме Минаева собрались сподвижники Петра, единодушно решившие атаковать турецкие корабли соединенными силами русского флота и донской казачьей флотилии. Тотчас после окончания совета Гордон посадил четыре полка в галеры и в седьмом часу утра двинулся вниз по Дону в Новосергиевску. Через три часа вслед за ними пошли девять галер и сорок казачьих стругов. Петр на “Принципиуме” плыл следом…
…Стояла ветреная погода. Мощной громадой Азовская крепость недвижно лежала в устье Дона, готовясь к отпору российским войскам. Бей Гассан Арасланов, комендант Азова, вышел на крепостную стену города, пристально вглядываясь в водную даль. На взморье, бросив якоря, стояли суда с янычарами, боеприпасами и продовольствием, присланные в помощь азовскому гарнизону великим султаном. Порыв северного ветра, мощный и холодный, заставил бея плотнее укутаться в плотный шерстяной плащ. “Ужель не смогут подойти корабли великого султана, да продлит Аллах его дни, ближе к берегу и высадить янычар, выгрузить продовольствие и боеприпасы? – с тревогой подумал Арасланов. – Ужель государь неверных, который вот-вот появится здесь с войском и кораблями, помешает высадке? Тогда нам не выстоять! Постояв еще немного, комендант собирался уже уходить, как в устье Дона, из-за поворота вынырнула белопарусная галера, потом еще одна, еще… То прибыли под Азов петровские корабли. С сокрушенным сердцем бей Гасан Арасланов покинул стену крепости, душой поняв: Азов обречен…
Вечером девятнадцатого мая атаман Фрол Минаев, посадив в струги восемь сотен отборных казаков, по реке Каланче вышел в море. За казаками осторожно следовали девять галер под командой Петра. На галерах, готовые к абордажу, сидели солдаты одного из полков дивизии Гордона. Верховой ветер, согнавший воду, затруднял движение судов. Сунувшись в рукав Каланчи под названием Кривая Кутюрьма, казаки не смогли проплыть по нем. Тогда пошли в море по другому рукаву – Прямой Кутюрьме. Вначале все шло благополучно, но у самого устья галеры уткнулись в мель. Приказав укрепить галеры якорями, Петр пересел на казачий струг и на рассвете вышел в море.
Розовый рассвет всходил над водой. Ветер трепал волосы царя, который пристально вглядывался в мглистую даль. Там на прочных якорных цепях качались высокобортные турецкие тумбасы и ушколы. Петр, горячась, велел было атаковать неприятеля, но его отговорили опытные казаки, напомнив о неудаче казаков Поздеева. Царь смирился… Оставив Минаева на лодках в устьях Кутюрьмы, Петр, ворча, пересел на шлюпку и возвратился в Новосергиевск.
Вечером двадцатого мая казаки, сидевшие в засаде в устьях Кутюрьмы, заметили как мощные силуэты турецких тумбасов один за другим двинулись к Азову.
- Надобно ударить, Минаич! – загорячился Леонтий Поздеев, дергая Минаева за рукав кафтана. Тот молчал, соображая, потом согласно кивнул головой и тихо молвил:
- Вперед!
Казачьи струги, словно стая волков на стадо буйволов, налетели казаки на турецкие суда. Споро перекинув на борта тумбасов веревочные лестницы с крюками, казаки завязали абордажный бой, в результате которого захватили десять тумбасов. Перегрузив оружие, сукно и съестные припасы на струги, казаки подожгли турецкие суда. Яркое пламя осветило окрестности. За этим удивительным зрелищем наблюдали с одной стороны турки, с другой -–россияне. Турецкий военачальник при виде пылавших тумбасов велел срочно сниматься с якорей и уходить в море, опасаясь ночной атаки юрких казачьих лодок. В суматохе донцам удалось поджечь еще один вражеский корабль, второй, замешкавшийся на мелководье, подожгли сами турки, дабы не достался казакам.
Победа была впечатляющей, Петр, донельзя довольный увиденным, велел своим галерным артиллеристам и пушкарям Новосергиевского укрепления салютовать славным казакам Минаева, и первый поднес факел к фитилю. Мощный пушечный залп потряс землю и воду.
Описывая эту победу донских казаков в письме Андрею Виниусу, Петр перечислил захваченные трофеи: “На тех тунбасах взято: 300 бомб великих, пудов по пяти, 500 копий, 5000 гранат, 86 бочек пороху, 26 человек языков и много всякого припасу: муки, пшена, уксусу ренского , бекмесу, масла деревянного, а больше сукон и рухляди многое число; и все, что с ним на жалованье и на сиденье прислано, все нашим в руки досталось”.(Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.1. Спб.,1887. С.69-70).
На несколько дней активные боевые действия прекратились. С утра двадцать седьмого мая, разыгралась непогода. Сильный ветер нагнал с моря воды, притопив острова, на которых расположились лагерем солдаты Гордона. Пришлось часть пехоты переселять на суда. Петр распорядился выводить флот в море. Корабли прошли по Прямой Кутюрьме к гирлу Кривой Кутюрьмы и вышли на морской простор, где на якорях стояли суда турецкого флота. Совершив маневр на виду неприятеля, Петр перегородил судами залив, прочно закрыв для османских кораблей все водные пути к Азову. Тамошний гарнизон был обречен…
Покончив с морскими делами, царь обратил свой взор на сушу. В один из дней конца мая, он побывал в расположении дивизии генерал-майора Карла Ригемана, насчитывавшей более десяти тысяч бойцов. Она занимала позиции, где в прошлом году стояли полки Лефорта. Левее дивизии Ригемана, ближе к Дону, устроил лагерь для своих четырех сотен казаков донской походный атаман Лукьян Савинов, который поведал Петру, что намедни басурманы напали на них, но были отбиты с потерями.
- А вот и пленник, коего мы вчерась захватили в бою! – сказал Савинов, поставив перед царем рослого черноусого турка в цветастом шелковом халате. Коротко допросив янычара, Петр выяснил, что комендант Азова Гассан Арасланов с великим нетерпением ждет помощи от великого султана. “Без помощи этой, - заключил свой рассказ турок, - бей Гассан Арасланов не надеется отбиться от неверных.” Последняя фраза обрадовала Петра, он велел казакам справно кормить турка и не забижать его.
Осада Азова продолжалась… В начале июня к городу поступью уверенных в победе людей подошли полки дивизии Патрика Гордона. Их встретили пушечным и ружейным салютом. На военном совете, собранном седьмого июня в шатре главнокомандующего армии боярина Шеина, войскам Гордона был определен правый фланг диспозиции; в центре со своей дивизией стал Головин. Шеин голосом твердым и властным прочел приказ для всех дивизий русской армии: “Чинить над турским городом Азовом всякий промысл днем и ночью, вести шанцы, в шанцах делать раскаты, а на раскатах ставить большие пушки, галанки, мозжеры и полковые пищали”.
Началась подготовка к непосредственному штурму… Солдаты днем и ночью сооружали траншеи, устанавливая в удобных местах орудия. Петр с удвоенной энергией руководил подготовкой к приступу, появляясь то в траншеях, то у пушек, то на кораблях.
Десятого июня, на рассвете шум конной атаки и яростные крики бойцов заставили царя обратить свой взор в сторону степи. Оттуда, разворачиваясь мощной лавой, с гиканьем шли в атаку татарские всадники. Впереди на черном коне, в белоснежной чалме и развевающемся на ветру халате сказал рослый, плотнотелый всадник. Сабля в его правой руке описывала замысловатые круги, мощно рассекая воздух.
- Кто сей всадник? – спросил Петр Фрола Минаева, невдалеке готовившего своих казаков к контратаке.
- Это сам Нареддин-султан, государь, хан татарский, воин зело храбрый и умелый. А вон сбочь его скачет Бек-Мурза-Чурубаш – молочный брат Нареддина”. И, обращаясь к казакам и калмыкам, прокричал: “Стрелы и луки к бою готовь!” Петр с душевной теплотой смотрел на быстрые, умелые и точные движения сынов степи, увидев, как грозная стайка стрел ушла навстречу бешено мчавшимся татарам. Еще мгновение и спорый бег неприятельской конницы замедлился, всадники вместе с лошадьми один за другим стали валиться на зеленую траву степи, обагряя ее кровью. Получил стрелу в плечо и Нареддин-султан.
- На конь! – скомандовал Минаев, лихо взмахивая в седло. – За мной!” Стена казачьей и калмыцкой конницы обрушилась на татар. Закипел бой… Солдаты и стрельцы, рядовые и офицеры с ликованием наблюдали за тем, как донцы сломили басурман, которые небольшими группами и в одиночку уходили в степное марево…
Вернувшись из погони, атаман Минаев бросил к ногам Петра связанного турка в дорогом халате:
- Молочный брат Нареддина Бек-Мурза-Чурубаш, государь! – устало бросил атаман, вытирая пот с лица. – Сам Нареддин, раненый стрелой, ушел-таки, черт! Ну ничего, вдругорядь споймаем!” Петр, широко улыбаясь, обнял Минаева, троекратно расцеловав его потное смущенное лицо. Потом спросил:
- Кто ж ранил Нареддина, Минаич? Покажи мне сего казака, хочу наградить его”. Атаман сделал знак рукой, и из толпы казаков вышел калмыковатого вида воин с большим луком и стрелами за спиной.
- Вот он, государь” “наградил” султана стрелою. Зовут его Дигилеем! Зело меток, черт!
- Держи награду, молодец! – протягивая золотую монету Дигилею, сказал Петр. – Служи так же усердно, и я умножу сию награду!” Петр велел позвать толмача, а когда тот явился, приступил к допросу пленного Бек-Мурзу-Чурубаша. Получасовая беседа царя с ним показала, что азовский гарнизон, не готовый к длительной осаде, с нетерпением ждет помощи. “Корабли великого султана, да хранит его Аллах, должны подойти к Азову-городу в четырнадцатый день сего месяца”, - хмуро буркнул напоследок Чурубах.
- Ну что ж, будем ждать гостей! – вставая с табурета, заключил царь.
К середине июня установилась солнечная погода. Ветер стих, море успокоилось, только чайки гомонливо носились над водой, будоража тишину.
Днем четырнадцатого июня на горизонте забелелись паруса многочисленных судов. Петр, наблюдавший за морем в зрительную трубу, насчитал шесть больших кораблей и семнадцать галер. Вскоре турские суда приблизились и стали на якоря на виду российского флота, не решаясь подойти ближе, а тем более атаковать русских. Петр тоже выжидал...
В изнурительном противостоянии прошел день. Ночью казаки атамана Минаева, подобравшись к одной из турецких галер, выкрали “языка” – бородатого янычара в белоснежной чалме. Тотчас по прибытии к “Принципиуму”, казаки передали пленника Петру. Допрос начался сразу:
- Кто начальствует над сими кораблями? – нетерпеливо спросил царь. Толмач проревел.
- Анатолийский Турночи-паша! – быстро ответил турок, едва до него дошел смысл государева вопроса.
- Сколь судов насчитывает турский флот? – уже спокойно продолжал Петр. Умеренный тон, каким был задан вопрос, подействовал благотворно на пленника, он перестал суетиться, ответил обстоятельно и уверенно:
- Флот Турночи-паши имеет в своем составе три каторги, шесть кораблей, четырнадцать фуркат и несколько мелких судов, кои идут вслед за ним. А на судах этих находится десант в четыре тысячи янычар, много ядер, бомб, оружия, сукна.
- Молодец! – похвалил Петр турка, дружески хлопнув его по плечу и, обращаясь к Меншикову, добавил: “Накорми, Данилыч, сего басурманина. Как только Азов будет нашим, мы отправим его на родину, пусть живет. А с флота турского глаз не спускать”. Лефорт, которого касалась эта последняя реплика царя, согласно наклонил голову…
Вечером царь отправил письмо сестре своей Наталье Алексеевне, беспокоившейся за судьбу брата. “Сестрица, здравствуй! А я, слава Богу, здоров. По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтоб не ходили; однако хотя и ходят, только по ся поры вежливо. Турки на помощь пришли, да к нам нейдут; а чаю, что желают нас к себе”.
Второе письмо Петр отправил князю Ф. Ю. Ромодановскому. Сообщив о прибытии под Азов турецкого флота во главе с “Анатолским Турночи пашей”, царь удовлетворенно заметил, что “увидя нас, холопей ваших, вынужден намерение свое отставить; и стоит выше помянутый паша в виду от нашего каравана и смотрит, что над городом делается”.
Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России, академик Петровской академии наук (СПб).