Философский собор «Великое русское исправление имён» попал во внимание либеральной прессы. Вышел казус полного непонимания.
«Возможно, озвученные на «соборах» проекты вскоре действительно станут методичками к действию для полицейских, чиновников и судей, ректоров вузов и вообще всех тех, кто сейчас работает под брендом «российское государство», - предполагает антрополог Роман Шамолин в своём эссе, недавно опубликованном в «Новой газете» (признанной иноагентом).
Мы как организаторы философского собора «Великое русское исправление имён» будем стремиться оправдать эти высокие надежды.
Роман Шамолин ознакомился с XIII заседанием философского собора и дал на него критический отклик.
Разберём тезисы этого эссе там, где возможно их различить за обилием фантазий и художественных приёмов, к которым прибегал автор.
1. Первый тезис таков. Российское государство, отрезая себя «от цивилизации и международных прав», хочет себе гарантий и утешений и потому может прибегнуть к философским соборам, потому что «изоляция и нелюбовь к миру» являются источником идейного вдохновения для собирающихся на соборах мыслителей.
Печально осознавать, что антрополог – подразумевается, надо полагать как минимум наличие высшего гуманитарного образования – прибегает к устаревшей концепции исключительности западной цивилизации, потому что никакая иная – ни индийская, ни китайская, ни африканская, ни мусульманская, ни латиноамериканская – не пытается изолировать Россию. Более того, Россия – её борьба с американской гегемонией – создаёт и укрепляет её международные связи по ряду направлений, давая возможность создания многополярного мирового порядка, где в действительности можно будет говорить о международном праве.
То, о чём говорит автор, является лишь однополярным порядком, где правила игры, навязываемые гегемоном, противоречат праву. Прецеденты в виде войн и цветных революций в Ираке, Йемене, Ливии, Сирии, Югославии и других странах нам кажется излишним даже упоминать, но автор, кажется, ничего о них не знает, как и то, что Западом мир не исчерпывается и международной изоляции России не получилось и не получится.
Один из участников философского собора Александр Дугин занимается теорией международных отношений и многополярного мира, в котором России уготована не изоляция, а роль одного из полюсов в новом мироустройстве.
Что касается нелюбви к миру, то здесь антрополог прав, особенно если он имеет в виду изумительную заповедь Христа: «не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей». Но надо понимать, что это мир как человеческое сообщество, погрязшее в стремлении к наживе, в грехе и в нашу эпоху - в гипнозе прогрессистских идей, исповедуемых, по-видимому, антропологом. А мир как творение Божие, думается мне, ни у кого из наших участников нелюбви не вызывает.
Российское государство, конечно, самым естественным образом может прибегнуть к идеям философского собора, так как они проистекают из русской традиции философствования о путях России.
2. Участники собора пытаются сделать понятие война привлекательным и придать ей предельно простые метафизические основания для просвещения масс.
Нет, мы лишь сделали публичным процесс диалога философов современности, которые не боятся мыслить о войне. Цели поэтизировать войну и её пропагандировать нет. Отсылаем интересующихся к описанию целей философского собора.
3. Антрополог главным образом ставит в вину нам то, что небытие, которое обнажает война, мы хотим использовать для того, чтобы предельно упростить вопрос о человеческом бытии. Попробуем понять, как?
«Из гипнотической паузы рождается настоящая эйфория, блаженство всепоглощающего здесь и сейчас, в котором нет тревожного будущего, а прошлое уже незначимо. Нет границ, все дозволено. А еще — незамутненное сомнениями величие. Вот что дает близость небытия, близость смерти. И этого никогда не понять тем, кто занят вопросами жизни, ее поддержанием или развитием. Не понять тем, для кого будущее и прошлое имеют значение», – пишет автор.
Как ни странно, здесь он утверждает всё ровно противоположное тому, что говорилось на заседаниях философского собора, вновь выдавая свою фантазию за мысли его участников. Дело как раз в том, что война как травматический опыт исцеляет от химер «дивного нового мира».
Быть может, автор имеет в виду исключительно некую "эйфорию" философов? Ведь те, кто сражается сейчас на передовой, меньше всего подвержены такому пороку, как мечтательность и эйфория. А ощущение своего величия с людей на передке отлетает при первом же обстреле. Но опыт смерти вообще, к которому война приобщает весь народ, пусть в разной степени интенсивности, действует одинаково. И философы, пусть в иной степени, чем воины, имеющие войны как повседневный непосредственный опыт, также его проживают.
Что же касается забвения о прошлом и будущем, именно война возвращает народ в контекст истории, связывая каждого с прошлым и прокладывая мост в будущее.
Что же касается того, что «всё дозволено», это наиболее странное утверждение. Как раз наоборот, война как тяжёлое испытание рождает новую этику и ограничения, кончая со вседозволенностью. Чтобы понять это, даже необязательно быть антропологом.
Дальше автор прибегает к ложному противопоставлению, утверждая, что одни занимаются смертью (участники философского собора?), другие – жизнью («антропологи» из либеральных изданий?). Но дело в том, что жизнь в её отдельности от смерти – это химерическая вечность трансгуманистического толка, отчуждая человека от его сущности, от его человечности.
Цитируемый в статье немец Вальтер Шубарт вернее сказал про русских, чем автор статьи с русской фамилией: что мы града небесного чаем, не удовлетворяясь действительностью. Антрополог Роман рассуждает, как гуманист начала 19 века, ставя жизнь человека превыше всего, будто не было ни двух мировых войн, ни 10 лет бомбежек Донецка. Этим событиям нисколько почему-то не помешал гуманизм, а где-то прямо им и способствовал.
Он доходит до вывода, будто бы следующего из логики философского собора и слов Вальтера Шубарта о том, что русский человек готов «отказаться от жизни как сам, так и право на жизнь других ценит весьма невысоко». При этом автор как бы забывает, что право на жизнь есть не только у тех, кому в этом не откажет западная цивилизация, от которой Россия, по мнению автора, «отрезает себя». Именно в этой войне Россия и отстаивает право на жизнь. Своё и не только своё.
Николай Арутюнов, руководитель культурного пространства «Солнце Севера»