ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя-а-а…, пожалуй, пояснения.
Хочу пояснить про «Лерку и Валерку», про повесть.
Повесть написана в жанре нон-фикшн, что в переводе – не вымысел!
Повесть состоит из реальных событий, у которых есть даты, имена, географические точки на планете.
А вот главные герои, те, что связывают истории… Да не-е-ет. Они тоже существуют. То есть у них есть первообразы. И они действительно дружили и рассуждали о жизни. И потом – дружат, и общаются, и рассуждают. Но вычислять их, выискивать их прототипы и соприкосновение их с действительностью – не советую. Ради своего же здоровья. Я серьёзно.
Лерка и Валерка – они вне времени. Или точнее, они прыгают по времени, как кузнечики. Больше по времени, чем по пространству.
Ну, простите их, простите автора!
Дело в том, что автор сам раньше любил читать больше повести, чем сборники рассказов. И вот он придумал, как сделать из множества интересных рассказов – повесть. Чтоб они не потерялись в океане нахлынувших в литературу новелл.
А все истории, какие Валерка с Леркой представляют – это реальные люди и правда о них.
Лерка же с Валеркой – вне времени.
НЕМНОГО ПРО НОН-ФИКШН
Жанр non-fiction объединяет В себе множество разных направлений нехудожественной литературы:
публицистика, психология, саморазвитие, наука, искусство, красота, здоровье и многое другое.
Такие книги помогают расширить кругозор, научиться новому, улучшить качество жизни…
ПРИНИМАЙТЕ. НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!
11 ГЛАВА 11
Лера шла в ту самую – в притягательную деревню, в тот самый – притягательный дом, за тем, что особенно притягивает – за общением с пониманием.
Она сейчас не представляла встречу. Ей только хотелось, чтоб всё было хорошо. Это и являлось выстроенным намерением. Но представлять подробности – она считала вредным. Вредным для её романтизма. Пусть лучше будет что-то слегка сюрпризное, короче, как получится.
Да, ей и было чем заняться. На улице непогодь. Промозглость. Сырой снег, и тот с заворотами за воротник из-за ветра-воротилы. Вам уже стало неуютно холодно, да? А Лера любила и такую погоду. М-мм… не то, чтобы любила вот этакую-у-у, а просто – и такая не могла ей помешать быть в счастливом ожидании беседы – «назидательной». С этим словом Лера познакомилась вчера. И удивилась, как точно оно описывает её с Валеркой разговоры, куда пустословие не успевает просунуться. И их общение на разные темы как бы выстраивает-обогащает их личности.
Наконец, она вся такая свежая, с румяными щёчками, вошла в вожделенный пятистенок… Ой, да ладно! Выражение-то какое-то слишком сильное для входа в частопосещаемый дом. И, правда, она всегда это делала скромно, не преувеличивая мечтания. Вообще, никаких «таких» воображений у неё и не было. Мы ведь уже в курсе, что ребята не были друг в друга влюблены. Поэтому они, чистенькие такие, на эти темы даже и не задумывались. Не царское это дело.
Валерка вынес свиньям пойло. Разоблачился из фуфайки, и, сполоснув руки из незвонкого умывальника, кивком головы пригласил Леру в учебку. Она вслед хозяина перешла в другую избу. Там они, не без подглядок, пересказали правила, заданные по русскому, решили пару примеров и задачку, над которой вообще-то пришлось слегка пкумекать, а потом сдавали экзамен друг другу по теме «диффузия» и «состояния вещества».
– Получается, смотря, в какой среде окажешься, ну-у, в то и превратишься. То ты – пар, то – вода, то – лёд.
Смешное Леркино рассуждение вызвало у Валеры ухмо-улыбку.
Но он не успел догадаться, чего бы тут поотвечать, как Леру явно пронзила новая мысль.
Т – Слушай, а ведь можем создать атмосферу… – она говорила за-ме-е-ед-лен-но, как бы на ходу подыскивая слова, чтобы правильно описать возникшее представление, которое как раз и сулило то самое «назидание, – где с нами становятся то жгучим паром, то текучей жидкостью, то твердолобым льдом.
Валера тут тихо хохотнул, стараясь постигнуть глубину Лериной идеи.
Т – То есть один и тот же человек с разными людьми буде по-разному.
Т – Да. Или с одним и тем же – тоже разный, смотря по настроению собеседника.
Т – Точно-о-о!! – Лера была рада расширению открытия.
Т – Знаешь, есть люди, которые… фу! Глаза бы не глядели! А ведь это, может, моё, как раз, отношение… моделирует… извините, – это она шутливо-весело извинилась за умненькое словечко, – его ответное ко мне нерасположение. Вот Сашка, хорошо, что с нами больше не учится, он меня так раздражал! Какая-то флегма. И губками так противно, как крысёнок…, – она показала. И хоть у неё, наверное, не сильно получилось, но стало очень понятно, какой Сашка.
Т – Да, не ты на него влияла, что он такой. Но, конечно, он чувствовал, что не нравится тебе, и, кагыцца, не приставал к тебе.
Лера скривила губки, видимо, представляя, Сашку.
Т – Он такое омерзение у меня вызывал, как тот слизняк, которым в меня Витька запулил.
И вдруг она почувствовала, что перепрыгнула через нечто важно, и вернулась.
Т – А что на него влияло? Ты, вроде, намекнул на что-то…
Т – Ну, отчим у него…
Т – Чево? – Лера уже успела представить, что отчим бил Сашку, или принуждал много работать…
Валера смотрел на неё. Как-то совсем не по-парнишечьи. В его взгляде был такой винегрет! Там как бы и забота: «тебе это лучше не знать», и растерянность: «ну, как я тебе такое скажу!?», и даже страх: «лучше бы вообще об этом не говорить…!»
Но Валера – человек без подъездов и стибёжа. Никого не заставлял оставаться в недоумении. Если уж А-кнул, то и Б-экнуть должен.
Т – насиловал он его…
Валера имел привычку говорить несколько громче необходимого. А это он сказал так интимно тихо.
И Лера удивление с непониманием выразила почти шёпотом: Чево-о-о!?
Непонимания, о чём речь, в ней было больше, чем удивления от неожиданного слова «насилие».
Она, конечно, не раз размышляла о том, что если ребёнка дома бьют, то есть применяют силу, то это насилие. И она вровень с этим ставила контроль со стороны родителей, который подаётся под соусом «забота», а то и «любовь». То есть контроль ей казался – может, так оно и есть – более жёстким и убийственным насилием.
Но в словах Валерки стояло нечто интимно-тёмное, жутко-гадкое, чего Леркина душа не касалась, не знала.
– Можно, я не буду объяснять подробности? – Валера был красный. А это с ним бывает крайне редко. Разве что – да, там-то зачастую – в тренировках на секции. Секциями ребята называли спортивные занятия вне школьной физкультуры.
Лере представился спецтупик для поезда. То сеть разговор дальше не пойдёт. А возвращаться к оговоренному… Зачем. Она скупо подосвиданькалась и ушла.
Ей нужно было с кем-то об «этом» поговорить. Томка, конечно, ответила бы ей, что бы «это» значило. Человек, хоть и симпатичный и даже красивый, но видавший виды, двое детей всё-таки. Но не по телефону же об этом.
Оставалась Нюська. Нюська была начитанная. И у неё не второе место после Лерки в посещении библиотек, а первое. Потому что её никто не зунимал читать книги. С ней такой ерунды, как с Лерой, не произошло. Но дело даже и не в образованности. А в том, что Нюська была какая-то, взрослая что ли. Выглядела, как все девчонки, доступная и простая, а училась даже послабже Лерки. Но… Но она откуда-то всё знала. Чего пока ещё не знали ровесницы.
И Лера поняла – она обязательно зайдёт к Нюше. Ей до завтра никак не отложить. У Пеньковых, это Нюськина фамилия, домик был не то, что у Пушкарёвых, где обитал наш Валерка.
Лера постучалась в тёмных сенях наощупь в дверь. Зашла, поздоровалась. Бабушка и мать у Нюськи были вообще нормал. Мама Нюркина хоть и казалась серьёзной, но это не было неприветливостью. Лера разулась и показала Нюське, что, мол, поёдём в переднюю. Перегородки с просветами не дали бы им поговорить по секрету. Но выручало радио и гром посуда да всякое шкворчание на кухне.
Т – Нюра, как может мужик использовать мальчика… ну-у-у… насильничать. Как?
Т – Да, как – в жо…
Нюська вот такая и была, прямая, как грабли. Да ещё сказанёт таким тоном – типа, «чё не понятно-та?». Она, конечно, слово договорила. То, которое Лера произносила только в сносных синонимах, и то редко. Глаза у неё раскрылись от такого «открытия»
Т – Ну, чё, про Сашку узнала?
Говорила-то Нюська тихо, нельзя было про это. Даже если кто и знал.
И Лере по умолчанию было понятно, что об этом надо молчать.
Т – Пойдём, провожу тебя, – Нюська накинула домкуртку с капюшоном. Лере не хотелось, честно говоря, продолжать разговор. А может, и хотелось. Но лучше бы не надо. Поэтому она не знала, радоваться или не радоваться, что Нюська пошла с ней. Но та оказалась уместно деликатной. Не стала спрашивать, «кто тебе сказал». А только выразила своё отношение.
Т – Не знаю, почему этого не посадили. Участковый в курсе. Да и многие. Наверное, матка заяву не подаёт, а Сашка уехал в техникум, почти не появляется. Решили, видно, не соваться.
Тут она резко сменила тему на погоду, и, кагыцца, откланялась. Лере стало и легче, и в то же время в её свободную голову хлынули картины. Ввввай! Она почувствовала, редко, ну, крайне редко подкатывало это «запрещённое» чувство. Хоть оно особо-то не спрашивалось, заваливалось к ней в сапогах, через мысли, конечно. Кожа отлипала от тела…, всё куда-то уходило в одно место, и становилось приторно-сильно… Короче, тут не знаешь, как описать. Только целомудренная Лера понимала, что это выдаётся для двоих влюблённых. А то что с ней… это не дело!. Но как же трудно – а как важно-то – было от этого отряхнуть.
– Господи! – вылетело нечаянно у неё в отчаянии.
И та навязчивая сила, как будто отпрыгнула в сторону. Но – ненадолго. Опять стала привязываться, посылать картинки, сцены… Но теперь Лера знала, чего боится искуситель. «Господи, помоги!» – теперь осознанно взмолилась она. Помог.
Дома хлопнула стакан молока, даже без хлеба. И пошла спать на свой законный диван – время уже было нормально, спать пора. Она даже не стала нервно хотеть – скорей бы угомонились остальные. Пусть, как хотят. Радио пело советские песни. Потом перешло на новости чуть ли не загробными дикторскими голосами…Леру вырубило ещё до гимна.
Зато утром в шесть гимн её разбудил, но она с удовольствием констатировала: ещё целый час можно спать.
В семь пятнадцать бодрой песенкой: «На зарядку, на зарядку, на зарядку, на зарядку становись!» её поднимут. Но уже хорошо. Она уже почти проснулась. 15 минут еже-… ой, не еже-, в воскресенье не бывает, зарядка по будням пробуждает и готовит её к сложностям дня. Лера в халатике на запАх, выходит в калошах на улицу за крыльцо и обтирается снегом, иногда поохивая от сильных прикосновений холодом. Её никому не видно: тут двор и крыльцо с верандой, там баня с забором, а с боку дровеник. Потаённое местечко для закалки.
Сейчас, она, взбодрённая, поест подорожников, и на автобус. Подорожниками мама называла такие как бы пирожки нА-скору-руку. Подорожник больше оладьи, потому что с полсковородки, меньше пирога, потому что с полсковородки, и без начинки, и его не пекут, а жарят. Почему-то с молоком это было нереально вкусно! «Нереально» – это Лера у продвинутых «гарадских» прихватила.
Она ещё позавчера договорилась с мамой, что поедет к Тамаре. Побыть у неё, помочь, понянчится – дать девке отдохнуть, как мама выражалась. Сегодня Лере особенно хотелось к Томе. Она … Она-а что-то чувствовала…
У Томы в доме малышня, суета. Но такая приятная, семейная. Лера сразу включилась – в чего-то поделать для замещения Томы. Дежурные вопросы…– хотя почему дежурные?, нужные – кончились. Дела перешли в стадию «на автомате». Лера посуду моет, хозяйка картошку чистит. И вдруг Тома: «Нечего, давай!» Что означало – безвариантно, придётся рассказывать как на духУ. Ну, это же Томка, бескомпромиссная Томка с её чуйкой.
Лера, припёртая к стенке, не особо-то и сопротивлялась. Очень кратко изложила, отчего она такая напряжённая.
– Зато Сашка меня теперь не раздражает. Хоть я его ещё и не видела. Но это уже факт.
А сама про себя Лера с некоторым стыдом представила, что у неё не получается, как у Валерки. По нему никогда не заметно, что он о тебе знает «как-нибудькие» подробности. Ни усмешечки кривой, ни задних вонючих мыслей. Всегда с нормальным простым уважением к человеку. Удивительная способность!
Т – Вот если бы ты с Олей поговорила, Сашка бы твой вообще … ушёл на задний план.
Лера удивилась удивлению – в который раз за пару дней! Что же ещё такое может быть с человеком, хуже, чем с Сашкой!?
Т – Познакомь!
Т – Да я только хотела предложить тебе пойти сегодня со мной, она там будет.
Т – А малыши? – озаботилась Лера.
Т – Они ведь взрослеют не по дням, а по часам. Слушаться учатся. Вот и в церкви знают, как себя вести – молодцы. Ну, если чувствую, не в моготу, устали, я им разрешаю на улицу, с территории не уходят. С незнакомыми не разговаривают.
– Ясамоёнашова(ы) т – вставил пять копеек для Леры маленький Толик, заметив внимание на себе. «Ы» в конце слова было ы-кратким, наверное заменило звук «л».
Он говорил здорово, но без переводчика-мамы редко кто его понимал.
Лера на этот раз оказалась супер-прозорливой.
– Да ты что-о-о! дай посмотреть твой самолётик!
И бросилась к рисунку, держа на весу мокрые руки. Тоик бы(ы) щщашивый, ошень!
Эту фразу на Толикином языке вы, наверное, смогли расшифровать, да?
По крайней мере, и без слов понятно, что парень счастлив Лериным вниманием до краски.
Обрядившись и приодевшись, семья с Лерой пошла в церковь.
– Пи бан – обратился Толик к Лере в автобусе.
– Чего?
– Пибан! Пи ба-ан! – несколько раз пришлось Толику объяснять непонятливой няньке, чтоб она купила банан. Видимо, мама не очень поддавалась на такие уговоры.
В церкви Лера в первую очередь спросила у Томы, тут ли Оля. Потом удивлялась: и правда, как дети в три и пять годиков умеют себя вести. Тома ведь не была строгой равно злой. Она умела терпеливо объяснять, почему надо вот так. Толик, да и Машенька сначала рисовали фломастером на тетрадке с картонной обложкой. Потом мальчик попросил пить. Ясно, что не столько пить ему хотелось, сколько сменить обстановку. Лера напоила детей и повела их на улицу. У неё было всё готово для беседы с Олей: диктофон, ручка, блокнот. Она переживала, согласится ли Оля остаться. Ведь около неё крутились тоже двое, если не трое, детей и мужчина рядом. Может, муж…
