В наш век искусственного интеллекта и переизбытка информации теряется человек. В смысле, что и самому человеку легко потеряться в этом переизбытке. И кто такой человек - ответ на этот вопрос тоже теряется. Что человеку покупать, как жить и чего ему бояться - это очевидно, тут у нас ответов больше чем нужно. А кто он, вне своих покупок и страхов, и зачем ему жить - мы спрашиваем редко, а ответы получаем ещё реже.
Много лет назад я был на концерте Альфреда Тальковского - прекрасного актера и автора-исполнителя песен. Красивый, интеллигентный и очень артистичный седой мужчина пел со сцены песни Визбора, Окуджавы и иных, менее известных поэтов.
Мне тогда очень запала одна из них и я её недавно снова нашел и услышал. “Свет” на стихи Петра Вегина.
“Уходя, оставлю свет
в комнатушке обветшалой,
невзирая на запрет
правил противопожарных.
У любви гарантий нет.
Чувство ведь - не корпорация.
Уходя, оставьте свет
в тех, с кем выпало расстаться.
Жаль, что неизбежна смерть.
Но возможна сатисфакция -
уходя, оставить свет.
Это больше, чем остаться!”
Вот она на Яндекс.Музыке - https://music.yandex.ru/album/3836057/track/31616282
Я, кстати, до этого ничего на знал о Петре Вегине, о его жизни и творчестве. Что настоящая фамилия его Мнацаканьян. И был он не только поэт, но и художник. Редактор журнала, где впервые был опубликован сборник Владимира Высоцкого. И был, наверняка, интересным и не чуждым радостей жизни человеком. Это видно даже по его фотографиям. Вот по этой например:
Я этого ничего не знал. Но и Альфред Тальковский, на которого я смотрел, и Петр Вегин, о котором я тогда ничего не знал - они оба в тот момент повлияли на меня, оставили в моей душе след. И свет. И этот свет двадцать лет мне тихонько светил изнутри моей души.
Сейчас не модно говорить о смерти, модно о гаджетах, машинах и криптовалютах. Но “Ламборджини” с собой в могилу не заберешь, да и биткоины там не пригодятся. Мы не знаем, что нас ждёт там, за порогом. И нынешняя жизнь вся выстроена так, чтобы как можно меньше об этом задумываться.
Смерть ушла из нашей жизни, тихонько отодвинулась на задворки. Помню, в моем детстве, когда кого-то хоронили, к нему в квартиру шли все, желавшие проститься с усопшим, дверь была открыта, зеркала занавешены, а в комнате на двух табуретках стоял гроб с главным участником события. Люди шли один за другим, теснились в коридоре, все молчали, женщины всхлипывали, а мы, дети, чувствовали, как это важно, что человек был, а сейчас уже нет. Кто-то лежит в гробу, серый, восковый. Но это уже не был тот человек, которого мы знали, а просто похожая на него кукла, заместитель. А человек ушёл.
И мы, еще детьми, понимали важность человеческой жизни, важность того, как жил человек и что он дал другим людям. Потому что к кому-то собирались сотни людей, весь наш двор из нескольких девятиэтажок заполнялся серыми и молчаливыми фигурами. Люди ждали условленного времени, когда на руках из подъезда вынесут обитый красным бархатом гроб, погрузят в автобус и медленно повезут вокруг двора под сигналы машин. За автобусом какие-то мужички будут бросать еловые ветки, а люди, сняв шапки, нестройной массой будут медленно идти следом. Женщины будут плакать, мужчины сжимать губы. Родственники, коллеги, соседи по двору - все пойдут согласно молчаливой иерархии. И всё это будет тягостно, объемно и возвышенно.
А к кому-то приходило 20-30 человек и всё было тише и скромнее. Но всё равно был автобус и еловые ветки и ощущение бесконечной значимости происходящего. Уход из жизни не публичный, без слез и прощаний, без длинных гудков во дворе - это значило что-то печальное - полное одиночество старушки, пережившей всех знакомых или полную никчемность бывшего уголовника и алкоголика, который даже своим собутыльникам оказался не нужен. Смерть показывала как жил человек, чего он стоил, показывала без обмана, хотя и с уважением к чинам и званиям.
Сейчас всё проще и тише. Человека тихо увозят в больницу, а потом в условленный момент собирают близких и знакомых, показывают его ненадолго, позволяют сказать какие-то речи. Потом отпевание, если человек был крещён, короткая поездка на кладбище для тех, у кого есть время и камерные посиделки в кафе с воспоминаниями для самых близких, посчитанных заранее. Всё очень элитарно и не публично. Большинство даже не догадается куда исчез их сосед, вроде иногда видели во дворе с собачкой, а сейчас что-то уже и нет. Как в долго идущем телесериале, замена актеров второстепенных ролей происходит тихо и без объяснений, просто случилось обновление картинки и новый сезон идет в чуть ином составе.
Но ведь мы не декорации и не второстепенные герои, все мы играем сами себя. Нельзя заменить актеров, которые играют ваших отца и мать, на других - и продолжить сезон. Все мы являемся незаменимыми, каждый оставляет свой след в этой жизни. И когда человек умирает - этот след обрывается навсегда.
Когда Я умираю, Я умираю весь и навсегда, все мои ежедневные усилия продлить мою жизнь, вести ее в нужном мне направлении - обрываются, я уже не могу их совершать далее.
И всё, что остается - это память о человеке, хорошая или плохая, это деревья, которые человек посадил, дома, которые он построил. Стихи, которые он написал. Как во мне самом остались воспоминания о песне Альфреда Тальковского. Уже много лет нет ни его, ни поэта Вегина. Но в моей памяти они до сих пор живы, внутри меня до сих пор есть их свет.
И это пусть слабая, но возможность человеку продлить себя, хотя бы на какое-то дополнительное время переиграть смерть.