Найти тему

Долго не спали в ту ночь все бараки, пытаясь усвоить, осознать и понять, откуда в России берутся солдаты, чтобы вот так умирать?

«Письма – больше, чем воспоминания,
На них запеклась кровь событий,
Это само прошедшее, как оно было,
Задержанное и нетленное»
А.И.Герцен


Уже 79 лет прошло, как закончилась война. Много это или мало, конечно это много, почти целая человеческая жизнь. Но прикасаясь к исписанным страницам, испытываешь какой-то удивительный трепет, ждёшь новой встречи с памятью.


Перед нами письма Петра Алексеевича Фомина, лётчика 312 штурмового авиационного полка, воспитанника Сталинградского военного авиационного училища им. Сталинградского Краснознамённого пролетариата.

Петр и Анна Фомины
Петр и Анна Фомины

Капитан Пётр Фомин 1906 г.р., уроженец г.Манглиси Грузинской ССР, 25 июня 1942 г., находясь в составе 312 штурмового авиаполка, был сбит под Москвой. Лётчики его эскадрильи видели, как в разгар схватки с «мессерами» самолёт замкомэска «вспыхнул факелом и стал падать вниз, в лес – на территорию, занятую немцами. Пётр не смог выпрыгнуть из машины с парашютом, т.к. получил тяжёлое ранения, но он не погиб. Когда гитлеровцы подбежали к месту падения самолёта, лётчик был без сознания, с обгоревшим лицом и руками, но он ещё дышал. Но судьба его уже была предрешена: плен – концлагерь, самая горькая участь на войне. Первый лагерь в г.Лодзь в Польше. В лагере была собрана большая группа пленных лётчиков. Пётр Фомин вскоре создал группу сопротивления, вскоре удалось организовать побег трём товарищам-авиаторам. Потом стали готовить массовый побег, но помешало досадное ЧП. Один из конвоиров обнаружил подкоп, вырытый из-под барака за забор лагеря. 100 лётчиков-заложников были направлены в глубь Германии, в концлагерь Дахау, в самый страшный ад, где газовые камеры, изощрённые пытки, изощрённые медицинские опыты.

Единственные шанс спастись – выпрыгнуть на ходу из вагона поезда. Но мешали наручники, усиленная охрана. И всё-таки по команде Петра Фомина заключённые набросились на охранников и стали бить их кулаками в наручниках. Выбросившись на ходу из поезда, пытались добраться до фашистского аэродрома, захватить самолёт. На поиск лётчиков были брошены военная техника, собаки, всего в 5 километрах от аэродрома Шлахсгейм их настигли, следуя по трупам погибших а пути, в живых осталось 33 бойца.
В Дахау их поместили в камеру смертников №27, среди них были 16 лётчиков – воспитанников Сталинградского училища.


Через много лет после войны от чудом уцелевших узников Дахау Н.Ятченко и В.Бикташева была восстановлена картина последних часов их жизни.
23 февраля 1944 г., в День Советской армии, 33 советских офицеров повели на казнь. Избитые, искалеченные лётчики шли на казнь и громко пели: «Это есть наш последний и решительный бой!».

Лагерь пришёл в движение, загудел в знак солидарности с непостижимыми русскими. Последнее столкновение произошло с охраной, у печей крематория, где лётчики с честью приняли страшную смерть.

«Долго не спали в ту ночь все бараки, пытаясь усвоить, осознать и понять, откуда в России берутся солдаты, чтобы вот так умирать?»


Казнь 33 русских офицеров была одним из обвинений нацистам на Нюрнбергском процессе. В Дахау уцелели целые склады карточек на погибших узников – немцы их не успели уничтожить. Среди них был список 33-х советских лётчиков.

В память о подвиге лётчиков в 1986 г., на берегу Волги у Дома Молодёжи высадили 33 берёзки и установили памятный знак. В фондах музея-панорамы хранятся письма Петра Фомина, его жене Анне Ивановне Фоминой.
В письмах любовь и ненависть, вера в будущее и жажда жизни. В них человеческое сердце. Письма буквально потрясают своей простотой – проще, достовернее не бывает, разве что молчание может сравниться с этой простотой. Но молчание трудно передать будущему, а письма сохранились и простота их необыкновенна.

Вот строчки из писем, полные нежности, заботы и внимания к своей любимой.

23/III. 42 г.
Здравствуй, милая Анечка, сообщаю, что я здоров, чувствую себя хорошо.
Нюсечка, ты не волнуйся, рана заросла хорошо, сейчас поправляюсь потихонечку.
Вот наберусь сил, а то ведь я иссох, видела бы своего мужа, но мясо нарастёт, это ерунда. Милая крошка, фото послал и тебе можно фототелеграмму послать, адрес я сообщил.
Твой Пётр.

5/IV 42 г.
Здравствуй, родная Анечка, сегодня у меня исключительный день, а причиной этому служит то, что вот ровно месяц прошёл и я узнал, что моя крошка здорова. Конечно, как водится, я спал, а вдруг целый хоровод ко мне, кричат, танцуй и баста, иначе ничего не дадим, так и пришлось 20 минут лезгинку танцевать. Ты, миленькая, представляешь мой восторг, когда я увидел своими глазами знакомый почерк и тёплые, ласковые слова, где сказано, что моя крошка здорова. Милая Анечка, целую тебя крепко, а уж когда встретимся прижму и расцелую ещё крепче.
Теперь подробно о себе. 7 марта летал громить гадов. Должен похвалиться: сжёг 2 автомашины, цистерну с бензином… И когда уже закончил атаку, они меня поймали из зенитного пулемёта. Разрывная пуля ударилась в кабину и срикошетила – угодила мне в плечо с левой стороны и осталась там.
Прилетел домой. Сел хорошо. Машина в нескольких местах пробита зениткой, но исправна. Рану я сразу зажал рукой, крови потерял мало. Фельдшер перебинтовала и отправила в лазарет в Чертаново.
Не волнуйся, пулю из шеи уже достали – всё заросло, как на собаке. Правда, рубчик так и останется, но небольшой.
Я поправился.
Анечка, привет все родным, скажи, здоров. Твой Пётр.

16/V 42г.
Здравствуй, милая Анечка. Должен сказать, что вот уже 2-й день в части, влился в семью боевых своих друзей. Ну насчёт дорогой твоей посылочки, откушали вместе с соседом, а вторую часть я с лучшими ребятами истребителями трахнул…
Будь здорова и береги себя, Нюсечка, ни на кого не обращай внимания, береги себя, не отказывай себе ни в чём (сохрани здоровье, разобьем гадов, заживём дружно и любя, лишь бы были живы).
Ну привет всем родным и знакомым, так всё хорошо, ты только не отчаивайся, будь здорова. Целую тебя крепко, твой родной Петечка.

19/V 42 г.
…Анечка, пришли фото – что-то я чертовски соскучился. Чиркни, как дела с одеждой. Я беспокоюсь, зная, в чём ты поехала. Наверное и туфельки уже сдают? Сообщи, как получаешь деньги…
Аня, вот тебе маленький стишок.

Душистый воздух голубой,
Любовным воздухом нельзя напиться.
Лишь может закружиться голова,
А сердце хочет вылететь, как птица.
И губы шепчут нежные слова:
Любимая, хорошая, родная…
Не знаю, как ещё назвать тебя.
Все ласковые слова припоминая,
Смеюсь и заикаюсь я.
Да что слова! У лучшего поэта,
Для милых глаз едва ли хватит слов –
От кончика ботинка до самого берета
Я нежностью тебя объять готов.

Целую крепко, Петя

23/V 42 г.
Здравствуй, милая Анечка, вот уже 23 мая, как время бежит, уже скоро год, как кровавая война началась с погаными гитлеровскими бандами. Здоровье у меня хорошее, приступил к работе с новыми силами, энергией, после короткого 25- дневного отпуска. Анечка, как ты там проживаешь, что у тебя нового в Тбилиси, наверное весна в полном разгаре, всё цветёт, скоро будут овощи, а там такая поговорка, если трава пошла, то ишак не помрёт.
Анечка, привет всем родным, знакомым, пиши, целую крепко-крепко.
Твой Петечка.

9/V 42 г.
Здравствуй, родная моя Анечка!
Вот сегодня хорошая погода, нагулялся, а, вернее, наработался я здорово. Ты, конечно, будешь смеяться, но я расскажу.
Около дома отдыха открыли лесопилку – пилят доски вручную. От нечего делать мы с ребятами пошли, посмотрели. Вижу: один берётся, помахал – ничего не получается, другой – та же история, а третий взялся – у него хорошо пошло. Старик-пильщик, говорит: «Эх, мне бы ваши годы – я бы рубанул». Я тогда не выдержал, вспомнил прошлое, как с отцом когда-то пилил,- влез на козла и как жахнул! Сразу вспотел, потом втянулся. Ребята внизу говорят: «Ты нас загонишь или сам выдохнешься». Поспорили: кто выдержит – пройдёт восемь шнуров без отдыха. Я предложил им двоим работать попеременно против меня одного. Ну и пошло. Скоро первый отказался, а второй не дотянул последний шнур. «Ну тебя к чёрту, говорит. - Пусть и моя пропадает! Я устал». А я закончил всё бревно, закурил. «Ребята, - говорю, а всё же вы слабаки – с вас литр». Хоть его и трудновато было достать, достали – выпили втроём.
Милая, здоровье у меня сейчас хорошее, нервишки укрепил. 12 мая выеду. Вновь потопаю громить гадов…
Твой родной Пётр.

21 мая 1942 г.
Здравствуй, милая Анечка!
Сообщаю, что здоров, вчера был на задании, а сегодня отдыхаю. И вот сижу около окошечка, на дворе погода классная: играет солнце, и на ветке поёт соловей (надо сказать, их здесь много, и так приятно они поют, особенно при заходе солнца). Анечка, когда слушаешь вечером, да соловей ещё тревожит, думаешь: эх, какая жизнь хорошая! И вдруг вспомнишь – война… Хочется сейчас же идти в бой и громить гадов, мстить им за всё, не считаясь ни с чем, даже со своей жизнью.
Милая Анечка, в такой вот вечерок хотелось бы посидеть вдвоём, поболтать, как когда-то на берегу Волги. Ну ничего, будем жить ещё лучше и дружней.

Эти тёплые письма, написанные родной рукой перестали приходить к Анне Фоминой с июля 1942 г. Была долгая неизвестность. Только через 40 лет узнала Анна Ивановна Фомина судьбу своего Петра. Но их любовь оказалась сильнее времени и разлуки.

Еще одну историю в солдатских письмах читайте
тут.

Людмила Глухенькая