«Письма – больше, чем воспоминания,
На них запеклась кровь событий,
Это само прошедшее, как оно было,
Задержанное и нетленное»
А.И.Герцен
Уже 79 лет прошло, как закончилась война. Много это или мало, конечно это много, почти целая человеческая жизнь. Но прикасаясь к исписанным страницам, испытываешь какой-то удивительный трепет, ждёшь новой встречи с памятью.
Перед нами письма Петра Алексеевича Фомина, лётчика 312 штурмового авиационного полка, воспитанника Сталинградского военного авиационного училища им. Сталинградского Краснознамённого пролетариата.
Капитан Пётр Фомин 1906 г.р., уроженец г.Манглиси Грузинской ССР, 25 июня 1942 г., находясь в составе 312 штурмового авиаполка, был сбит под Москвой. Лётчики его эскадрильи видели, как в разгар схватки с «мессерами» самолёт замкомэска «вспыхнул факелом и стал падать вниз, в лес – на территорию, занятую немцами. Пётр не смог выпрыгнуть из машины с парашютом, т.к. получил тяжёлое ранения, но он не погиб. Когда гитлеровцы подбежали к месту падения самолёта, лётчик был без сознания, с обгоревшим лицом и руками, но он ещё дышал. Но судьба его уже была предрешена: плен – концлагерь, самая горькая участь на войне. Первый лагерь в г.Лодзь в Польше. В лагере была собрана большая группа пленных лётчиков. Пётр Фомин вскоре создал группу сопротивления, вскоре удалось организовать побег трём товарищам-авиаторам. Потом стали готовить массовый побег, но помешало досадное ЧП. Один из конвоиров обнаружил подкоп, вырытый из-под барака за забор лагеря. 100 лётчиков-заложников были направлены в глубь Германии, в концлагерь Дахау, в самый страшный ад, где газовые камеры, изощрённые пытки, изощрённые медицинские опыты.
Единственные шанс спастись – выпрыгнуть на ходу из вагона поезда. Но мешали наручники, усиленная охрана. И всё-таки по команде Петра Фомина заключённые набросились на охранников и стали бить их кулаками в наручниках. Выбросившись на ходу из поезда, пытались добраться до фашистского аэродрома, захватить самолёт. На поиск лётчиков были брошены военная техника, собаки, всего в 5 километрах от аэродрома Шлахсгейм их настигли, следуя по трупам погибших а пути, в живых осталось 33 бойца.
В Дахау их поместили в камеру смертников №27, среди них были 16 лётчиков – воспитанников Сталинградского училища.
Через много лет после войны от чудом уцелевших узников Дахау Н.Ятченко и В.Бикташева была восстановлена картина последних часов их жизни.
23 февраля 1944 г., в День Советской армии, 33 советских офицеров повели на казнь. Избитые, искалеченные лётчики шли на казнь и громко пели: «Это есть наш последний и решительный бой!».
Лагерь пришёл в движение, загудел в знак солидарности с непостижимыми русскими. Последнее столкновение произошло с охраной, у печей крематория, где лётчики с честью приняли страшную смерть.
«Долго не спали в ту ночь все бараки, пытаясь усвоить, осознать и понять, откуда в России берутся солдаты, чтобы вот так умирать?»
Казнь 33 русских офицеров была одним из обвинений нацистам на Нюрнбергском процессе. В Дахау уцелели целые склады карточек на погибших узников – немцы их не успели уничтожить. Среди них был список 33-х советских лётчиков.
В память о подвиге лётчиков в 1986 г., на берегу Волги у Дома Молодёжи высадили 33 берёзки и установили памятный знак. В фондах музея-панорамы хранятся письма Петра Фомина, его жене Анне Ивановне Фоминой.
В письмах любовь и ненависть, вера в будущее и жажда жизни. В них человеческое сердце. Письма буквально потрясают своей простотой – проще, достовернее не бывает, разве что молчание может сравниться с этой простотой. Но молчание трудно передать будущему, а письма сохранились и простота их необыкновенна.
Вот строчки из писем, полные нежности, заботы и внимания к своей любимой.
23/III. 42 г.
Здравствуй, милая Анечка, сообщаю, что я здоров, чувствую себя хорошо.
Нюсечка, ты не волнуйся, рана заросла хорошо, сейчас поправляюсь потихонечку.
Вот наберусь сил, а то ведь я иссох, видела бы своего мужа, но мясо нарастёт, это ерунда. Милая крошка, фото послал и тебе можно фототелеграмму послать, адрес я сообщил.
Твой Пётр.
5/IV 42 г.
Здравствуй, родная Анечка, сегодня у меня исключительный день, а причиной этому служит то, что вот ровно месяц прошёл и я узнал, что моя крошка здорова. Конечно, как водится, я спал, а вдруг целый хоровод ко мне, кричат, танцуй и баста, иначе ничего не дадим, так и пришлось 20 минут лезгинку танцевать. Ты, миленькая, представляешь мой восторг, когда я увидел своими глазами знакомый почерк и тёплые, ласковые слова, где сказано, что моя крошка здорова. Милая Анечка, целую тебя крепко, а уж когда встретимся прижму и расцелую ещё крепче.
Теперь подробно о себе. 7 марта летал громить гадов. Должен похвалиться: сжёг 2 автомашины, цистерну с бензином… И когда уже закончил атаку, они меня поймали из зенитного пулемёта. Разрывная пуля ударилась в кабину и срикошетила – угодила мне в плечо с левой стороны и осталась там.
Прилетел домой. Сел хорошо. Машина в нескольких местах пробита зениткой, но исправна. Рану я сразу зажал рукой, крови потерял мало. Фельдшер перебинтовала и отправила в лазарет в Чертаново.
Не волнуйся, пулю из шеи уже достали – всё заросло, как на собаке. Правда, рубчик так и останется, но небольшой.
Я поправился.
Анечка, привет все родным, скажи, здоров. Твой Пётр.
16/V 42г.
Здравствуй, милая Анечка. Должен сказать, что вот уже 2-й день в части, влился в семью боевых своих друзей. Ну насчёт дорогой твоей посылочки, откушали вместе с соседом, а вторую часть я с лучшими ребятами истребителями трахнул…
Будь здорова и береги себя, Нюсечка, ни на кого не обращай внимания, береги себя, не отказывай себе ни в чём (сохрани здоровье, разобьем гадов, заживём дружно и любя, лишь бы были живы).
Ну привет всем родным и знакомым, так всё хорошо, ты только не отчаивайся, будь здорова. Целую тебя крепко, твой родной Петечка.
19/V 42 г.
…Анечка, пришли фото – что-то я чертовски соскучился. Чиркни, как дела с одеждой. Я беспокоюсь, зная, в чём ты поехала. Наверное и туфельки уже сдают? Сообщи, как получаешь деньги…
Аня, вот тебе маленький стишок.
Душистый воздух голубой,
Любовным воздухом нельзя напиться.
Лишь может закружиться голова,
А сердце хочет вылететь, как птица.
И губы шепчут нежные слова:
Любимая, хорошая, родная…
Не знаю, как ещё назвать тебя.
Все ласковые слова припоминая,
Смеюсь и заикаюсь я.
Да что слова! У лучшего поэта,
Для милых глаз едва ли хватит слов –
От кончика ботинка до самого берета
Я нежностью тебя объять готов.
Целую крепко, Петя
23/V 42 г.
Здравствуй, милая Анечка, вот уже 23 мая, как время бежит, уже скоро год, как кровавая война началась с погаными гитлеровскими бандами. Здоровье у меня хорошее, приступил к работе с новыми силами, энергией, после короткого 25- дневного отпуска. Анечка, как ты там проживаешь, что у тебя нового в Тбилиси, наверное весна в полном разгаре, всё цветёт, скоро будут овощи, а там такая поговорка, если трава пошла, то ишак не помрёт.
Анечка, привет всем родным, знакомым, пиши, целую крепко-крепко.
Твой Петечка.
9/V 42 г.
Здравствуй, родная моя Анечка!
Вот сегодня хорошая погода, нагулялся, а, вернее, наработался я здорово. Ты, конечно, будешь смеяться, но я расскажу.
Около дома отдыха открыли лесопилку – пилят доски вручную. От нечего делать мы с ребятами пошли, посмотрели. Вижу: один берётся, помахал – ничего не получается, другой – та же история, а третий взялся – у него хорошо пошло. Старик-пильщик, говорит: «Эх, мне бы ваши годы – я бы рубанул». Я тогда не выдержал, вспомнил прошлое, как с отцом когда-то пилил,- влез на козла и как жахнул! Сразу вспотел, потом втянулся. Ребята внизу говорят: «Ты нас загонишь или сам выдохнешься». Поспорили: кто выдержит – пройдёт восемь шнуров без отдыха. Я предложил им двоим работать попеременно против меня одного. Ну и пошло. Скоро первый отказался, а второй не дотянул последний шнур. «Ну тебя к чёрту, говорит. - Пусть и моя пропадает! Я устал». А я закончил всё бревно, закурил. «Ребята, - говорю, а всё же вы слабаки – с вас литр». Хоть его и трудновато было достать, достали – выпили втроём.
Милая, здоровье у меня сейчас хорошее, нервишки укрепил. 12 мая выеду. Вновь потопаю громить гадов…
Твой родной Пётр.
21 мая 1942 г.
Здравствуй, милая Анечка!
Сообщаю, что здоров, вчера был на задании, а сегодня отдыхаю. И вот сижу около окошечка, на дворе погода классная: играет солнце, и на ветке поёт соловей (надо сказать, их здесь много, и так приятно они поют, особенно при заходе солнца). Анечка, когда слушаешь вечером, да соловей ещё тревожит, думаешь: эх, какая жизнь хорошая! И вдруг вспомнишь – война… Хочется сейчас же идти в бой и громить гадов, мстить им за всё, не считаясь ни с чем, даже со своей жизнью.
Милая Анечка, в такой вот вечерок хотелось бы посидеть вдвоём, поболтать, как когда-то на берегу Волги. Ну ничего, будем жить ещё лучше и дружней.
Эти тёплые письма, написанные родной рукой перестали приходить к Анне Фоминой с июля 1942 г. Была долгая неизвестность. Только через 40 лет узнала Анна Ивановна Фомина судьбу своего Петра. Но их любовь оказалась сильнее времени и разлуки.
Еще одну историю в солдатских письмах читайте тут.
Людмила Глухенькая
