Вероника пристально смотрела на маму Светы. Она была очень красивой мамой, такую бы всем хотелось. Невысокая стройная женщина была всегда модно одета и красиво накрашена. Мама же Вероники была полной, грузной женщиной, и, вообще, больше подходила на роль бабушки.
Вероника любила свою маму. Но больше стеснялась. От Светкиной мамы всегда пахло какими – то духами, а ее мама курила, и вообще была слишком полной. И голос у нее был грубоватый, немножко с хрипотцой, как Светкина мама смеяться звонко и заливисто она не умела. Раздавались из грудной клетки какие – то клокочущие звуки, но на переливчатый смех это походило мало.
- Привет, малыш, - заметила Мама – мечта взгляд девочки и ласково потрепала ее по щеке. – Как дела?
Вероника залилась краской, промычала в ответ что – то невразумительной и стремительно выскочила из магазина. Рука невольно потянулась к тому месту, где ее коснулись пальцы Светиной мамы. Они были теплыми и нежными, не царапали кожу, и Вероника тихонько улыбнулась.
С того дня Веронику стали посещать странные мысли. Ей, вдруг пришло в голову, что это она, а не Света дочка этой чудесной женщины. Вот и глаза у Вероники такого же цвета, и волос похож. Их, наверное, рожали в одном роддоме, а потом случайно подменили. Так Света оказалась у ее мамы, Вероникиной, а ее, Веронику, забрала эта женщина.
Однажды, когда Вероника уронила чайную чашку, а та, вдруг, разбилась на бесчисленное количество кусочков, мама отвесила ей крепкий подзатыльник:
- Вот гадость маленькая, опять посудину разбила!
- Не бей меня, а то я все маме расскажу, - сказала неожиданно Вероника.
- Ты что? Больная? Маме она расскажет! Иди отсюда, я тебе что, не мать что ли?
Вероника не стала ничего больше говорить, и просто ушла в комнату. Там она садилась играть со своими игрушками и представляла себе, что их ей подарила та мама, настоящая. А потому было вдвойне интереснее и приятнее.
Вероника была очень спокойной девочкой, послушной и неизбалованной. На нее никогда не жаловались ни учителя, ни дети. Она не вступала в конфликты, не ябедничала на других, но и себя в обиду не давала.
Однажды в школе случилась неприятность. У Светы кто – то украл часы. Маленькие такие часики, в форме сердечка и с кожаным белым ремешком. Когда Вероника взяла их в руки, чтобы рассмотреть, она сразу же почувствовала, как от них пахнет духами.
- Мама мне на день рождения подарила. Сказала, что пора время учиться понимать. – Сказала так Света Веронике и побежала на переменку.
Вероника положила часики на место и села за свою парту. У нее никогда не было своих часов. И вообще ничего такого, чтобы и красиво, и полезно. Веронике тоже полезно время изучать…
Сама не заметила, как подошла, схватила часы и сунула себе в колготки. Карманов не было.
Начался урок, Вероника сидела вся красная. Учительница, конечно же, заметила. Отпустила с уроков. Понятно, ребенок заболел, такой жар… На следующий день был классный час, учительница ругалась, объясняла им, что воровать не хорошо, просила вернуть дорогую вещь, ведь это так стыдно! Веронике не было стыдно. Это ей мама купила, чтобы она время училась понимать.
Правда, часы пришлось спрятать. Доставала только тогда, когда рядом никого не было. Крутила в руках, примеряла, вдыхала запах.
А потом мать их нашла. Кричала, что родила воровку, ставила в угол, а потом, видя, что прощения Вероника просить не собирается, и вовсе выгнала на улицу.
- Иди, - говорит, - куда хочешь. Ты мне не дочь. Собирай свои вещички и иди жить к цыганам. Вместе воровать будете.
Веронике было страшно идти жить к цыганам, но она была послушной девочкой. Окинув в последний раз свою комнату взглядом, она хорошенько застегнула свою курточку и вышла на улицу. Где искать цыган, она знала, они жили через пару кварталов от их дома. Все говорили, что у них тут целый поселок, может быть кто – то и ее возьмет. На время.
Ее звали Донка.
Ее звали Донка. Когда сын привел к ним домой эту девочку, она только языком причмокнула. Расспросила, покачала головой, да усадила со своими ребятишками за стол. У Вероники аппетита не было. Она сидела бледная и молчаливая. Что с ней делать Донка не знала. Хотелось бы ей мать проучить, да не отдать назад ребенка, да боязно было: не дай Бог полиция, греха не оберешься. И не делали, вроде бы, ничего такого цыгане в их поселке, а все – равно от людей им веры не было. В генетический код им что ли это было вшито?
Но и мать у этой девчушки поганая была. Как тут поступишь? Темперамент брал свое и Донка, наказав детям поиграть с гостьей, отправилась к ней домой.
Дверь открыли быстро. Полная женщина с недоумением уставилась на цыганку, а та, толкнув ее ладонью в грудь, вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь.
- Это ты что ли дочку к нам жить отправила?
- Она что у вас? Я уж обыскалась вся!
- У нас, у нас. Да только что ж ты ее искать вздумала, если сама же из дома выгнала?
- Так это я так, напугать хотела…
- Дура ты. Напугать. Не испугается она тебя. У нее характер сильный.
- Что с ней? Отдайте мою дочь! Я сейчас в полицию позвоню!
- В полицию сейчас позвоню я. И расскажу им, что ты нам дочь свою продать хотела.
- Я п-продать? Вы в своем уме? Они не поверят.
- Проверить хочешь?
- Нет. Что вы хотите?
- Хочу, чтобы ты, перед дочкой извинилась. Она у тебя романо рат, поняла?
- Н-н-нет…
- Наша она, понимаешь? Романо рат, - носитель цыганских генов. Она если когда захочет, одной из наших станет. А у цыгана, знаешь, везде родны. Еще раз прогонишь, заберу у тебя дочку, усекла?
Мать Вероники уже усекла. Ей было страшно, - Донка смотрела на нее своими черными глазищами, и она словно цепенела. Было тревожно и за себя, и за дочку, как так могло получиться, она не понимала, и хотела бы просто отмотать время назад.
- Вот что я тебе скажу, гади́, не гневи Бога. Жить тебе останется не долго, если дочь обидишь. Ей ласка нужна, добрая она у тебя. А ты кусаешься, как собака. Имей в виду, не прислушаешься к моим словам, - беда будет.
Донка говорила это не со зла, никакого колдовства не применяла, просто до глупой женщины не достучаться было по-другому. А так получалось: стояла она, ни жива, ни мертва, каждому слову верила, ни на минуту не усомнилась. Хоть и наврала ей цыганка в каждом слове…
На всю жизнь она эту историю некрасивую запомнила. Характер – то не поменялся, конечно, но дочке больше ни разу слова холодного не сказала. И Вероника оттаяла, перестала Светкину маму своей считать. Часы ей, правда, не вернула, себе оставила.
А выросла она красивой и независимой. Недюжинную силу воли приобрела и дар убеждения. Окружающие диву давались, и только одна мать знала, что ее дочка романо рат. Носитель цыганских генов…