Продолжаю рассказ о поэте Серебряного века Василии Комаровском. Начало моего рассказа опубликовано https://dzen.ru/a/Zg7SsLTdEHHWVJoy.
С 1897 года Василий Комаровский жил в Царском селе в доме своей тётушки Любови Егоровны, на Магазейной улице.
Поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета.
Летом 1901 года лечился в Германии, осенью перевёлся на историко-филологический факультет, но сразу же уехал на лечение в клинику в Швейцарию. В дальнейшем Комаровский несколько раз лечился в российских и зарубежных клиниках; был вынужден покинуть университет в 1906 году, не окончив курса.
Круг знакомых поэта и его тетки Любови Егоровны был достаточно узок, друзья немногочисленны. Но с семьей Кардовских – художником Дмитрием Николаевичем и художницей Ольгой Людвиговной Делла-Вос-Кардовской – они подружились. Василий Алексеевич бывал в доме Кардовских часто, поскольку жил достаточно близко.
✔🎨 Ольга Делла-Вос-Кардовская изобрабразила
Василия Комаровского на портрете.
Осенью 1908 года Комаровский познакомился здесь с Н. Гумилевым, жившим этажом выше, а чуть позже – с А. Ахматовой.
Комаровский был в дружеских отношениях с Анной Ахматовой, между ними велась своеобразная стихотворная "переписка". Сохранилась дарственная надпись Косаровского Ахматовой: "Мадам Гипатии - мои симпатии".
Первое стихотворение, обращённое к Ахматовой, было опубликовано в журнале «Аполлон» (№ 8 за 1913 год):
Видел тебя красивой лишь раз.
Как дымное море,
Сини глаза. Счастливо лицо.
Печальна походка.
Май в то время зацвёл,
И воздух светом и солью
Был растворён. Сияла Нева.
Теплом и весною
Робкою грудью
Усталые люди дышали.
Ты была влюблена,
Повинуясь властному солнцу,
И ждала -
А сердце, сгорая, пело надеждой.
Я же, случайно увидев только завесу,
Помню тот день.
Тебя ли знаю и помню?
Или это лишь молодость –
Общая чаша?
Анна Ахматова ответила в январе 1914 года:
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость!
Затем, что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий – так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
Когда в марте 1914 года вышел сборник Ахматовой «Чётки», Комаровский написал ей поздравительные стихи:
В полуночи, осыпанной золою,
В условии сердечной тесноты,
Над тёмною и серою землёю
Вам эвкалипт раскрыл свои цветы.
И утренней порой голубоокой
Тоской весны ещё некрепкий ствол,
Он нежностью, исторгнутой жестоко,
Среди камней недоумённо цвёл.
Вот славы день. Искусно или больно
Перед людьми разбито на куски
И что взято рукою богомольно,
И что дано бесчувствием руки.
Очередное посвящение Комаровскому Ахматова так и назвала – «Ответ»:
Какие странные слова
Принёс мне тихий день апреля.
Ты знал: во мне ещё жива
Страстная, страшная неделя.
Я не слыхала звонов тех,
Что плавали в лазури чистой.
Семь дней звучал то медный смех,
То плач струился серебристый.
А я, закрыв лицо моё,
Как перед вечною разлукой,
Лежала и ждала её,
Ещё не названною мукой.
Многие стихи Комаровского, возможно, навеяны дружбой с Ахматовой.
Горели лета красные цветы,
Вино в стекле синело хрупко;
Из пламенеющего кубка
Я пил – покуда пела ты.
Но осени трубит и молкнет рог.
Вокруг садов высокая ограда;
Как много их, бредущих вдоль дорог,
И никого из них не надо
Надменной горечи твоих вечерних кос.
Где ночью под ногой хрустит мороз
И зябнут дымные посевы.
Где мутных струй ночные перепевы
Про коченеющую грусть
Моей любви – ты знаешь наизусть.
* * *
Василий Комаровский интересовался генеалогией и историей своего рода, хранил историко-литературные документы семьи.
Он находился в переписке со многими историками литературы и пушкинистами.
Комаровский страстно, самозабвенно любил искусство, которое, по выражению Н. Пунина, «было его колыбелью и его жизнью».
Занимался историей живописи, составил искусствоведческий указатель художников Европы XIII—XVIII веков.
В 1913 году подготовил к публикации «Таблицу главных живописцев Европы с 1200 г. по 1800 г.» и «Указатель к таблице…» (издан посмертно в 1915 году).
Его страстным желанием и неосуществившейся мечтой было путешествие в Италию.
В октябре 1913-го, тиражом 450 экземпляров в Петербурге вышла единственная книга стихов и переводов поэта «Первая пристань».
Одобрительно отозвался о книге Николай Гумилёв, оценивший этот дебютный сборник не как книгу «обещаний», а как книгу «достижений десятилетней творческой работы несомненного поэта». «Все стихи с 1909 года, – отмечал Гумилёв – уже стихи мастера».
Со всех сторон, морозный и зыбучий,
Ночной простор со всех сторон хрустит.
И, в пыль снегов мешая дым колючий,
Широкие напевы шелестит.
И по стезям извилистого следа,
Впрягая пса в узорчатый ремень,
Пустынен бег кочевий самоеда,
Голодных стад безрадостная тень.
И к берегам лиловым океана,
Где черных волн блуждающий пустырь,
Молвою вод, пургою урагана,
Несет свой вздох угрюмая Сибирь.
И холодней незыблемого снега,
Синее льда и Лены холодней,
Полярных стран скучающая нега,
Сверкает ночь блистанием кремней.
Известны хвалебные отзывы о произведениях Комаровского А. Ахматовой, Н. Пунина, Дм. Святополка-Мирского, Г. Адамовича.
Мне непременно захотелось познакомить вас с воспоминаниями Георгия Иванова, поэта, прозаика и критика, опубликованными в его книге "Петербургские зимы". (Выборочно).
Рассказ Георгия Иванова о встрече с Комаровским на «скамейке Анненского»
Речь в эпизоде, касающемся Комаровского, идёт о том, что Гумилёв, Ахматова, Городецкий, Мандельштам и сам автор Георгий Иванов после какого-то вечера оказались на Царскосельском вокзале и решили поехать в Царское Село посмотреть на скамейку, где любил сидеть Иннокентий Анненский. На скамейке, засыпанной снегом, они увидели человека, читающего вслух стихи.
«На минуту становится жутко, - а ну, как... Но нет, это не призрак Анненского. Сидящий оборачивается на наши шаги. Гумилёв подходит к нему, всматривается...
- Василий Алексеевич, - вы?.. Я не узнал было. Господа, позвольте вас познакомить...
Человек грузно подымается и пожимает нам руки. И рекомендуется:
- Комаровский.
У него низкий, сиплый голос, какой-то деревянный, без интонаций. И рукопожатие тоже деревянное, как у автомата. Кажется, он ничуть не удивлён встрече.
- Приехали на скамейку посмотреть. Да, да – та самая. Я часто здесь сижу... когда здоров. Здесь хорошее место, тихое, глухое. Даже и днём редко кто заходит...
- Как же вам не страшно сидеть здесь по ночам одному? – вмешиваюсь я в разговор.
Комаровский оборачивается ко мне и улыбается. Свет фонаря падает на его лицо. Лицо круглое, “обыкновенное”, - такие бывают немцы-коммерсанты средней руки. Во всю щёку румянец. И что-то деревянное в лице и улыбке.
- Нет, когда я здоров, мне ничего не страшно. Кроме мысли, что болезнь вернётся...
- Болезнь вернётся? – повторяю я машинально...
- Да, - говорит он, - болезнь. Сумасшествие. Вот, Николай Степанович знает. Сейчас у меня “просветление”, вот я и гуляю. А вообще я больше в больнице живу.
И, не меняя голоса, продолжает:
- Если вы, господа, не торопитесь, - вот мой дом, выпьем чаю, почитаем стихи...».
Уже в доме Комаровского Георгий Иванов продолжает «рисовать» портрет хозяина:
«Комаровский внимательно слушает наши стихи. Потом читает свои.
Он сидит в глубоком кресле, широко расставив ноги в толстых американских башмаках. Его редкие волосы аккуратно расчёсаны...
... Это совершенно больной человек. Такой больной, что доктора разводят руками – как он ещё живёт. Его сердце так слабо, что малейшее волнение может стать роковым. От неожиданного шума, от вида крови, от всякого пустяка с Комаровским делается обморок. А с обмороком, нередко, возвращается “то”... Он обречён на скорую смерть – и знает это.
Его единственное страстное желание - побывать в Италии – так же для него неосуществимо, как путешествие на Марс. И он утешается, читая целыми днями путеводители и описания, давно изученные наизусть.
...Это 1914 год, февраль или март. Комаровский говорит о своих планах на осень. Доктора надеются... Если не будет припадка... Поездка в Италию....
А через несколько месяцев «он развернул газету, прочёл, что война объявлена, и упал. Сначала думали – обморок. Нет, оказалось, не обморок, а смерть».нов после какого-то вечера оказались на Царскосельском вокзале и решили поехать в Царское Село посмотреть на скамейку, где любил сидеть Иннокентий Анненский. На скамейке, засыпанной снегом, они увидели человека, читающего вслух стихи.
«На минуту становится жутко, - а ну, как... Но нет, это не призрак Анненского. Сидящий оборачивается на наши шаги. Гумилёв подходит к нему, всматривается...
- Василий Алексеевич, - вы?.. Я не узнал было. Господа, позвольте вас познакомить...
Человек грузно подымается и пожимает нам руки. И рекомендуется:
- Комаровский.
У него низкий, сиплый голос, какой-то деревянный, без интонаций. И рукопожатие тоже деревянное, как у автомата. Кажется, он ничуть не удивлён встрече.
- Приехали на скамейку посмотреть. Да, да – та самая. Я часто здесь сижу... когда здоров. Здесь хорошее место, тихое, глухое. Даже и днём редко кто заходит...
- Как же вам не страшно сидеть здесь по ночам одному? – вмешиваюсь я в разговор.
Комаровский оборачивается ко мне и улыбается. Свет фонаря падает на его лицо. Лицо круглое, “обыкновенное”, - такие бывают немцы-коммерсанты средней руки. Во всю щёку румянец. И что-то деревянное в лице и улыбке.
- Нет, когда я здоров, мне ничего не страшно. Кроме мысли, что болезнь вернётся...
- Болезнь вернётся? – повторяю я машинально...
- Да, - говорит он, - болезнь. Сумасшествие. Вот, Николай Степанович знает. Сейчас у меня “просветление”, вот я и гуляю. А вообще я больше в больнице живу.
И, не меняя голоса, продолжает:
- Если вы, господа, не торопитесь, - вот мой дом, выпьем чаю, почитаем стихи...».
Уже в доме Комаровского Георгий Иванов продолжает «рисовать» портрет хозяина:
«Комаровский внимательно слушает наши стихи. Потом читает свои.
Он сидит в глубоком кресле, широко расставив ноги в толстых американских башмаках. Его редкие волосы аккуратно расчёсаны...
... Это совершенно больной человек. Такой больной, что доктора разводят руками – как он ещё живёт. Его сердце так слабо, что малейшее волнение может стать роковым. От неожиданного шума, от вида крови, от всякого пустяка с Комаровским делается обморок. А с обмороком, нередко, возвращается “то”... Он обречён на скорую смерть – и знает это.
Его единственное страстное желание - побывать в Италии – так же для него неосуществимо, как путешествие на Марс. И он утешается, читая целыми днями путеводители и описания, давно изученные наизусть.
...Это 1914 год, февраль или март. Комаровский говорит о своих планах на осень. Доктора надеются... Если не будет припадка... Поездка в Италию....
А через несколько месяцев «он развернул газету, прочёл, что война объявлена, и упал. Сначала думали – обморок. Нет, оказалось, не обморок, а смерть».
Его страстная мечта побывать в Италии так и осталась неосуществлённой.
Граф Василий Алексеевич Комаровский был похоронен в Москве на кладбище Донского монастыря; могила его не сохранилась.
Средний из братьев Комаровских, Юрий, выбрал карьеру военного. В первые месяцы войны Русская армия теснила неприятеля, однако без жертв не обходилось. Ранение Юрия оказалось смертельным. Буквально через месяц после Василия скончался Юрий.
Осенью 1914 из трех братьев жить остался один - младший Владимир, художник, иконописец. Он был счастливо женат, имел четверых детей.
Увы, жернова репрессий 1937 года перемололи жизнь последнего из братьев Комаровских. Художник, иконописец граф Владимир Алексеевич Комаровский был расстрелян на Бутовском полигоне.
Владимир Алексеевич Комаровский посмертно реабилитирован Президиумом Московского городского суда от
1 февраля 1960 года из-за отсутствия состава преступления.
Слава Богу, ниточка рода не прервалась, потомки графа Владимира Алексеевича Комаровского живут в России.
🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹🔹
Но я не закончила ещё рассказ о Поэте.
Некоторые сведения об издании его стихов
В ноябре 1911-го в литературном альманахе «Аполлон» появляется первая публикация стихов и прозы Комаровского – пять стихотворений и рассказ «Sabinula»
В октябре 1913-го в Петербурге вышла единственная книга стихов и переводов поэта «Первая пристань».
Через два года после смерти поэта в альманахе журнала «Аполлон» были опубликованы «Посмертные стихотворения графа Василия Алексеевича Комаровского».
И всё. Потом о поэте в России вспоминали очень редко. Его стихи не включались в такие «многоимённые» сборники, как «Поэзия конца XIX – начала XX века. Дооктябрьский период», «Три века русской поэзии».
Но наконец-то в сборнике «Сонет серебряного века», выпущенном в 1990 году издательством «Правда», творчество этого поэта представлено десятью сонетами.
В 1996 году в Ростове-на-Дону, в издательстве «Феникс» вышла книга «Русские сонеты», в которой наряду с другими известными поэтами опубликован Василий Комаровский: его десять сонетов, вошедшие в новый сборник, уже были напечатаны точно в таком же количестве и расположении в 1990 году в книге «Сонет серебряного века».
И только в 2000 году одно из издательств Санкт-Петербурга осмелилось издать книгу, где собраны стихи, проза, письма, а также статьи видных критиков и литераторов.
Предлагаемая читателю книга - первая попытка представить наследие Комаровского в достаточно полном объеме. К тем произведениям, что были напечатаны при жизни и почти сразу после смерти автора, составителям удалось прибавить три неизвестных стихотворения и прозаические фрагменты. В книгу включены также избранные рисунки из любительского альбома Комаровского.
В настоящем издании собраны все известные на сегодняшний день стихотворения и переводы Василия Алексеевича Комаровского (1881-1914). На первой странице обложки помещен портрет Василия Комаровского работы О.Л.Делла-Вос-Кардовской
В настоящее издание, адресованное широкому кругу любителей литературы, включены все известные художественные произведения Комаровского и основные отзывы и воспоминания современников о нем.
В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
Я начал, как и все - и с юношеским жаром
Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром,
Дом на песке стоял - и он не уцелел.
Тогда, мечте своей поставивши предел,
Я Питер променял, туманный и угарный,
На ежедневную прогулку по Бульварной.
Здесь в дачах каменных - гостеприимный кров
За революцию осиротевших вдов.
В беседе дружеской проходит вечер каждый.
Свободой насладись - ее не будет дважды!
Покоем лечится примерный царскосел,
Гуляет медленно, избавленный от зол,
В аллеях липовых скептической Минервы.
Здесь пристань белая, где Александр Первый,
Мечтая странником исчезнуть от людей,
Перчатки надевал и кликал лебедей,
Им хлеба белого разбрасывая крошки.
Иллюминация не зажигает плошки,
И в бронзе неказист великий лицеист.
Но здесь над Тютчевым кружился "ржавый" лист,
И, может, Лермонтов скакал по той аллее?
Зачем же, как и встарь, а может быть и злее,
Тебя и здесь гнетет какой-то тайный зуд? -
Минуты, и часы, и месяцы - ползут.
Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным,
Скучая досугом своим литературным,
Со страстью жадною я душу всю отдам
И новым странностям, и новым городам.
И в пестрой суете, раскаяньем томимый,
Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый,
Упорного труда постигнув благодать,
Записывал стихи в забытую тетрадь...
Спасибо всем, кто читает мои публикации!
Постоянная просьба:
- поставить лайк 👍🏼
- написать комменетарий 🔷
- подписаться на мой канал 💌
#поэты Серебряного века #поэт граф Василий Комаровский #некоторые сведения из жизни поэта Василия Комаровского #стихотворения Василия Комаровского #три графа - братья Комаровские