Найти тему
📚 МемуаристЪ

Булгаков вылечил Сталину чахотку

Я кажется нашёл, откуда растут ноги у байки Эмиля Людвига про вылечившего туберкулёз Сталина. Только у Людвига Сталин лечился жестоким сибирским бураном. А доктор Булгаков справился купанием в ледяной проруби. Где они это берут?

Давайте разбираться. Переводил тут замечательную книжку Эмиля Людвига от 1942 года «Сталин». Знаменитый биограф Наполеона и Муссолини после длительной встречи с вождём накатал объёмистый труд.

Людвиг приводит две легенды. Первая, что Сталина вовсе не выгнали из семинарии за участие в марксистском кружке. Нет, здоровье юноши было подорвано слишком упорными занятиями. Молодому Сталину грозила чахотка и доктор настоятельно посоветовал с учёбой завязывать.

Вторая байка – про сибирскую ссылку революционера. Якобы, Сталин попал в жесточайший буран и страшно замёрз. Дошёл до деревни полумёртвый от холода.

Упал прямо на пороге ближайшей избы. Ссыльного обогрели и он проспал у печки под тулупом чуть ли не целый день.

Удивительно другое. Проснулся давний чахоточник Сталин совершенно здоровым человеком. И никакой туберкулёз больше никогда его не беспокоил.

Обе истории любопытные, но откуда их выкопал Людвиг – непонятно. Беседа со Сталиным в 1931 году у писателя была и довольно подробная, несколько часов.

Стенограмма её опубликована в те же годы и никаких воспоминаний о чудесах в туруханской ссылке Сталин не выдавал. То есть писатель Людвиг выкопал эту байку где-то ещё.

Что ж, в книге довольно много воспоминаний старых товарищей вождя, соратников по борьбе в Закавказье. Перелопатил немецкий писатель вполне серьёзный объём материала. Но, кажется, чутьё его подвело.

Вместо реальных воспоминаний о Сталине кто-то подсунул Людвигу вполне художественное произведение. А писатель, не разобравшись, перекатал историю, приняв за чистую монету.

Давайте сравним. В конце тридцатых Булгаков берётся за пьесу о молодом Сталине. Сначала он хочет назвать её «Пастырь» - это одна из конспиративных кличек вождя.

Это намекает на учёбу Сталина в семинарии. Да и вообще звучит отлично. Но позднее название пьесы меняется на нейтральный «Батум».

Булгаков пишет, что ему остро не хватает материалов о работе Сталина в Закавказье. И тут же добавляет в письме к Вересаеву вполне в Солженицынском стиле:

«В отношении к генсекретарю возможно только одно - правда, и серьёзная».

Впрочем, материалы взять неоткуда. На тот момент их, и правда, немного. Разве что, книга с предисловием товарища Берия «Батумская демонстрация 1902 года». Выпущена в марте 1937 года Партиздатом при центральном комитете партии. Но там никаких баек про туберкулёз тоже не обнаруживается.

Быть может, товарищ Сталин сам рассказал воспоминания молодости Булгакову? Что ж, известно, что один телефонный разговор у них был.

Сам писатель об этом разговоре отозвался, что вождь провёл его «сильно, ясно, государственно и элегантно». Но опять же, это короткий разговор в 1930 году. Вряд ли дело дошло до воспоминаний о чудесах в туруханской ссылке.

Тем не менее, в десятой картине пьесы «Батум» появляется любопытная сцена. Порфирий и Наташа греются вечером у печки в избе. И обсуждают, что Сталин, должно быть, погиб.

Велика Сибирь, один край больше целой Франции. Кидают царские жандармы ссыльных прямо по пояс в снег. А у Сталина грудь слабая (да-да, речь опять про чахотку). Не сдюжит, да и третий месяц ни слуху, ни весточки.

И тут кто-то стучит в окошко. Темно, не разобрать. Порфирий идёт говорить с незнакомцем через дверь. Тот спрашивает имена постояльцев, живут ли такие в избе. Называет даже самого Порфирия.

Но крестьянин настороже. Признаваться незнакомцу не следует. Потом незваный ночной гость грустно поковылял в метель.

Только Наташа как-то почувствовала, что это, тот, кого ждут так долго. Догнала незнакомца – и правда, сильно уставший, замёрзший, но вполне живой Сталин. Бежал из ссылки, добрался.

Сталин греется у огня, а Порфирий причитает про слабую грудь революционера. Вот послушайте, как это у Булгакова:

«У меня совершенно здоровая грудь и кашель прекратился… Теперь, когда Сталин начинает говорить, становится понятным, что он безмерно утомлен.
Я, понимаете, провалился в прорубь... там... но подтянулся и вылез... а там очень холодно, очень холодно... И я сейчас же обледенел... Там всё далеко так, ну, а тут повезло: прошел всего пять верст и увидел огонек... вошел и прямо лег на пол... а они сняли с меня все и тулупом покрыли... Я тогда подумал, что теперь я непременно умру…»

После чего Сталин ударяется в воспоминания о родном Гори. Что там был один старичок, замечательный доктор. И он пуще всего советовал юному Сталину беречь грудь.

А тут прорубь, холод, верно, конец. Обидно так, «сравнительно молодой возраст». Сталин в пьесе ощутимо запинается, чувствуется, что он сильно устал. Он сам говорит, что не спал четверо суток, скрывался от жандармов.

Свой рассказ Сталин заканчивает, почти засыпая у печки. Даже не поддаётся на уговоры пойти прилечь. Нет уж, буду отогреваться у печки, пусть тысяча жандармов приходят, тащат и то не дамся.

А про случай в ссылке он говорит так:

«И заснул, проспал пятнадцать часов, проснулся, а вижу - ничего нет. И с тех пор ни разу не кашлянул. Какой-то граничащий с чудом случай...»

Собственно, на уснувшем вожде пьеса и завершается. Ёмким словом «вернулся».

Нельзя, конечно, исключать, что существовала некая легенда. Примерно как про нашего знаменитого революционера академика Морозова. Как тот в тюрьме жесточайшей диетой, холодом и упражнениями победил туберкулёз.

Поверить в такое мудрено, увы, такие болезни гимнастикой не лечатся. А соответствующих препаратов тогда просто не было.

Ровно поэтому, скорее всего, никакой чахотки у Сталина и не было. По крайней мере, ни одного надёжного источника об этом мы не знаем. Вот у Горького была, ну так не заметить трудно. Так что это именно красивая байка о ссыльных годах вождя.

Как хотите, но рассказ Людвига явно списан с пьесы Булгакова. Пусть прорубь художественно превратилась в сибирский буран, но всё остальное на месте.

И замёрзший донельзя революционер, и долгий сон, и полное исцеление. Садитесь, писатель Людвиг, опять двойка!