История Глеба Травина довольно широко известна, хотя, возможно, и в узких кругах. В 1928-1931 гг. молодой рабочий едет на велосипеде вдоль границ Советского Союза. Отправившись из Петропавловска-Камчатского, он проезжает через Сибирь и Среднюю Азию, Кавказ и Крым, через Украину и РСФСР на Москву, оттуда через Псков и Ленинград добирается до Мурманска… а дальше начинается уже что-то совсем невероятное: он проезжает по побережью Северного Ледовитого океана до Уэлена! При этом обычно пишут, что путешествовал он совсем налегке, без серьёзных запасов пищи и тёплой одежды; ел то, что добывал сам; охотился на белых медведей; спал, зарывшись в снег. И, главное, ехал на велосипеде по льду арктических морей!
Естественно, что в таком виде эта история вызывает недоверие. Особенно у людей, хоть немного знающих, что такое Север. «В большинстве случаев скептиками были известные полярники, испытавшие силу арктических пург», — пишет В.Итин. А сегодня скептицизм преобладает среди велосипедистов, тщательно высчитывающих, мог ли Травин за указанное время преодолеть те или иные расстояния. Находятся и те, кто утверждает: путешествия Глеба Травина не было вообще!
Однако оказывается...
Оказывается, авторы многочисленных публикаций в интернете, как водится, списывают друг у друга, и мало кто из них добрался до первоисточников.
1) "На велосипеде через полярное море". —"Вокруг Света", Москва, издательство "Земля и Фабрика", 1930, № 19.
2) П.Дежнев. "На велосипеде через полярное море". —"Правда Севера", Архангельск, 8 апреля 1930 г.
3) "Кругосветный путешественник". —"Камчатская Правда", Петропавловск-на-Камчатке, 3 ноября 1931 г.
К сожалению, эти заметки очень малоинформативны. Они лишь подтверждают факт путешествия.
4) Первая развёрнутая история о Глебе Травине — это глава "Никчёмный герой" из книги Викторина Попова "Юшар" (1932 г.). Попов уверяет, что лично встречался с Травиным: он действительно находился на Югорском Шаре в одно время с ним, а вот высказался о нём совершенно негативно.
5) Вивиан Итин. "Земля стала своей". — В кн.: "Выход к морю", Западно-Сибирское краевое издательство, Новосибирск, 1935.
В.Итин видел Травина в Уэлене весьма непродолжительное время. Позже вступил с ним в переписку, и книга Итина основана на той информации, которую ему сообщил в письмах Травин. А может, дополнена авторской фантазией? Сам Итин признаётся: «У меня был только краткий перечень событий, составленный Травиным». «Я чувствую, /…/ что не даю полной картины, но ничего не клеится», – писал ему Травин. Далее Итин выражает сожаление, что наши путешественники не умеют интересно писать о своих путешествиях.
В конце 1950-х гг. московский журналист А.Харитановский разыскал живых свидетелей, встречавшихся с Травиным на Севере. Их имена и воспоминания он приводит в своей книге
6) А.Харитановский. «Человек с железным оленем. Повесть о забытом подвиге». (1959).
Книга Харитановского — самое подробное и развёрнутое повествование о путешествии Травина; автор много общался со своим героем. И всё же при её чтении у меня не раз возникал вопрос: что действительно рассказано Травиным, а что присочинено журналистом? Особенно это касается некоторых встреч героя с чисто литературными персонажами.
7) Интервью Глеба Травина на Ленинградском радио (1964). 62-летний Глеб Леонтьевич, оказывается, был прекрасным рассказчиком — вот только рассказ его во многом противоречит и предыдущим публикациям, и последующей...
8) Глеб Травин. «Без скидки на время». — «Вокруг света», №11, 1975. Очерк в журнале "Вокруг света" представляет собой литературную запись со слов Г.Л.Травина. Насколько литературную, сказать трудно. Поэтому и во избежание путаницы я называю этот источник именем обработчика О.Чечина.
Небольшой очерк В.Крючкина "Ещё раз о человеке с "железным оленем"" ("Вокруг света", 14 марта 2007) ничего не добавляет к информации о самом путешествии, зато там автор называет ещё нескольких очевидцев, подтверждающих факт путешествия Травина.
Так вот, прочитав и послушав эти источники, я прихожу к следующим выводам: путешествие Глеба Травина по северному краю материка, конечно, не выдумка и не мистификация. Оно было. И было оно не совсем таким, как пишут сегодня, но тем не менее сложным, опасным, удивительным, почти невероятным — и всё-таки реальным.
1. Велосипед???
Это первое, что вызывает удивление. Путь по побережью Северного Ледовитого океана и сегодня — полное бездорожье. Летом там холмистая и болотистая тундра. А когда узнаёшь, что Травин ехал зимой, да ещё и "по льду", удаляясь в глубь моря на десятки километров, недоверие только возрастает.
Так вот: значительную часть своего пути по Северу Травин преодолел не на велосипеде, а другими способами.
Есть предположение, что от Мурманска до Архангельска Травин мог плыть на пароходе.
Харитановский пишет, что Травин проделал этот путь пешком (местами на велосипеде): «Льды, чувствовавшие себя в этом краю в гостях даже зимой, жались в устьях речушек. Снег на самом берегу тоже не держится — убит прибойной волной, смыт частыми моросями, сдут ветрами. Сугробы только в тундре, в заветренных местах, в расщелинах, а рядом – голый обледенелый гранит. "Вело-пеше-пробег", — чертыхался про себя Глеб, слезая с машины через каждые сто-двести метров, чтобы обойти очередное препятствие». А через Беломорское Горло (пролив), шириной более 46 километров, Травин якобы прошёл по непрочному льду: «Торосистый припай, нарастающий постепенно с обоих берегов, еще не сошелся — в середине пролива зияли трещины и полыньи. Прежде чем сделать очередной шаг, приходилось прощупывать снег и осторожно перебираться по качающимся под ногами льдинам...»
Интересно, какая ледовая обстановка была в проливе в начале декабря 1929 г.? Пишут, что судоходство там было в те времена оживлённое, ходили ледоколы -- и трудно представить себе человека с большим грузом (80 кг, по словам Травина), прыгающего со льдины на льдину. И почему в паспорте-регистраторе нет никаких отметок, ведь побережье Кольского полуострова отнюдь не было безжизненным? И в каком месте велосипедист вышел на противоположный берег — не прямо ведь в Архангельске?
Здесь надо сказать, что отметки в паспорте-регистраторе мне приходится брать те, которые указаны А.Харитановским в его книге. Документ хранится в Псковском государственном музее-заповеднике, и я не нашла в интернете ни одной его публикации. Увы.
От Мезени до Усть-Цильмы и затем до устья Печоры Травин шёл на лыжах, а поставленный на вторые лыжи велосипед тащил за собой. Скорее всего, так он передвигался и до острова Долгий, где ампутировал себе обмороженные пальцы на ногах. Оттуда пешком отправился в Хабарово, таща велосипед за собой.
Из Хабарово на о.Вайгач сначала сходил пешком (условно «съездил» на велосипеде) по льду, потом вернулся, и в августе «за неделю сбил из старых досок небольшой бот с мачтой. На нем он намеревался переправиться через пролив». И доплыл до бухты Варнека, где стоял ледокол «Ленин».
С ледокола "Ленин" он несколько десятков километров шёл по льду (летом!) до парохода "Володарский", на котором за четверо суток доплыл до Диксона.
Кстати, интересно, почему он решил воспользоваться этим средством передвижения? Почему не пошёл через Ямал? Да, заканчивалось лето, но в том-то и дело, что Травин решил путешествовать зимой, не по болотистой почве и скалистым берегам, а по льду и насту — что он и реализовал далее.
Из Карасинского сельсовета (в Усть-Енисейском районе Таймыра) до реки Пура Травин пять дней ехал с местным жителем на оленьей упряжке.
Правда, это была ранняя осень, и в основном приходилось бежать рядом с упряжкой, которая тащила на себе снаряжение. Травин утверждает, что это «пара сотен километров», в другом месте – что 300 км. Но были небольшие поездки на оленях и в других местах: с острова Долгий в Хабарово, от реки Пясина до Авама, возможно, были и другие небольшие переезды.
"От Яны до Индигирки путь Глеба Травина пересекает тундру вдоль оленного «тракта».
О всем этом огромном участке, длиной около 2000 километров, пройденном в самое темное время года, Травин ничего не написал, повидимому, здесь с ним ничего не случилось, подобного купанью в Пясине, или вмерзанию в торосы близ Печоры. Он упоминает лишь, что в поселках, расположенных в устьях сибирских рек, ему везде «оказывали содействие». Затем он опять уходил в море, в одиночество"... – пишет Итин. (Кстати, орфографию 30-х годов в цитатах я исправлять не стала – мне кажется, так интереснее).
От Русского Устья на Индигирке (на карте – в районе Гусиной губы) до Уэлена Травин использовал собачью упряжку. Правда, утверждает, что упряжка везла запас пищи, одежду, нартовый чум, оружие и… велосипед, на который сам он пересаживался при первой же возможности.
В описании этого отрезка пути есть небольшие разночтения. В.Итин: «В Русском устье ему дали собак и нарту. Он двинулся сперва на Колыму, «горой», обычным путем индигирцев, но где-то, довольно далеко от Русского устья, кажется, у горы «Северный парнас», свалился с обрыва и сломал нарту. Его нашли промышленники и вернули в Русское устье. Через несколько дней Травин снова выехал на восток, на этот раз морем». (Морем – это не значит, что на пароходе. Это значит – на упряжке по льду). А вот другие источники ничего о возвращении не упоминают.
И, наконец, 2100 км из бухты Провидения до Петропавловска от плыл на кораблях, чего никто и никогда не отрицал.
А что же поездки на велосипеде по льду? Травин пишет: «Езда на велосипеде по твердому снежному насту только на первый взгляд кажется невозможной. У берега приливы и отливы нагромождают торосы. Я уходил на десятки километров в глубь океана, где были ледовые поля, позволявшие развивать порой большую скорость»...
Многих интересует, что же за велосипед такой «неубиваемый» у Травина был.
Во-первых, это был самый прочный по тем временам американский Princeton. Во-вторых, чинили его неоднократно: на острове Вайгач Травину помогал механик радиостанции, в селе Усть-Оленёк местный умелец из старого ружейного ствола сделал новый руль взамен треснувшего. Может быть, были и другие поломки и починки.
Также Травин утверждал, что заливал в велосипедные шины глицерин, чтобы защитить их от замерзания, а некоторые углядели на фотографиях и запасные шины. Интересно, что в районе Белощелья (устье Печоры, район нынешнего Нарьян-Мара) Травин пытался приспособить велосипед для езды по снегу, поставив его на полозья, но ничего толком из этого не получилось. А ещё велосипед использовался при установке палатки и в качестве… спасательного средства: с его помощью путешественник выбирался из трещин.
Харитановский: «Выезжая в море, он закреплял на велосипеде веревку, а другой конец ее перехватывал петлей через плечо. "В случае, если провалюсь, — рассуждал спортсмен, — машина задержится на льду, в сугробе".
Велосипеду он предназначал роль якоря: якорь маленький, а держит большое судно.
Испытать "технику" пришлось только однажды. Сработала она, правда, несколько по-иному: велосипед застрял рамой между краями трещины, а Глеб, мотнувшись маятником между трехметровыми ледяными стенками, повис над водой. Опомнившись, он в несколько приемов выбрался по веревке наверх. Вряд ли необходимо говорить здесь о его переживаниях».
Таким образом, на велосипеде Травин, конечно, ехал. Когда мог. И даже по льду рек, озёр и морей. При этом проваливался в трещины, объезжал торосы, и только местами доводилось ехать по гладкому льду – так же как иногда по плотному насту на суше. А ещё, конечно, демонстрировал езду на велосипеде в разных населённых пунктах, пропагандируя любимый вид спорта. Но чаще, кажется, велосипед ехал на Травине – что не облегчало, а, на мой взгляд, только усложняло путешествие молодого человека.
А я, рассматривая карты тех мест, по которым пробирался Травин, опять начала испытывать сомнения: как, ну как мог человек пройти зимой по этим страшным местам?
А потом вспоминала, что по этим страшным и диким местам с незапамятных времён ездили и ходили люди, которые там просто живут... И снова верю!
2. Без одежды и припасов?
Второе, что вызывает недоверие, это утверждение, что Травин путешествовал налегке, без денег и припасов, в кожаной куртке, «трусах» (то есть шортах) и «штиблетах». Питался якобы сырой рыбой и сырым мясом самых разнообразных животных: тюленей, песцов и даже белых медведей! Ну, правда, имел небольшой запас галет и шоколада – и этим обходился! А ещё ел снег и спал в снегу.
В интервью 1964 г. Травин говорит: "Принципиально не брал с собой никаких запасов. Но был у меня неприкосновенный запас, который взял я из Петропавловска. Но скажу вам – половину этого запаса я с собой привёз. Распечатал через три года. /…/ Я сильнее себя зверя и не трогал. /…/ У меня был только нож. У меня не было никакого огнестрельного оружия с собой. /…/ Одежда: куртка меховая, трусы, ботинки. В этой куртке я пришёл обратно в Петропавловск.
Вырезал кирпичики из твёрдого снега, сооружал себе заграждение от ветра. Ложился рядом с велосипедом и меня заносило снегом. /…/ Никаких спальных мешков, никаких кукулей".
Итин, недолгое время видевший Травина в Уэлене, описывает его так: «Путешественник, действительно, выглядел довольно странно. Представьте себе парня в легких полуботинках, шерстяных чулках, рейтузах, кожаной куртке с воротником, а на голове, вместо шапки – копна длинных волос и лаковый козырек на ремешке, чтобы пряди не лезли в глаза». Но дело было в июле.
По словам того же Итина, Травин «питался исключительно сырым мясом зверя, нерпы и рыбы, без соли и хлеба. Чай пил только тогда, когда был среди людей. В пути утолял жажду снегом и льдом».
Однако по словам Харитановского, в Архангельске «Травина снабдили легкой и вместе с тем очень теплой меховой одеждой /это был комбинезон и торбоса – меховые сапоги/, выдали новые карты, пополнили запас шоколада. В сумке-мастерской прибавилось инструмента».
Итин утверждает, что Травин «зарывался в снежный бугор, скопившийся у тороса, где застигал вечер». Такая ночёвка вызывает большое недоверие даже не у меня – городской туристки, а у опытных северных путешественников.
Однако вот что пишет Харитановский: «У Глеба с собой палатка-восьмиклинка, сшитая из двойной бязи. / Палатку он сам сшил в Усть-Цильме/. Основанием для нее служит велосипед. Поставит спортсмен свою верную машину по направлению движения, колеса зароет в снег, а на седле укрепит насос. Получалась мачта, на которой растягивалась вкруговую палатка. Засунет в один торбаз обе ноги, другой под бок, под голову — куртку. И, не снимая мехового комбинезона, вытягивается вдоль велосипеда. Иногда даже свечу зажжет. Светло и тепло».
При переправе по льду с материка на остров Долгий комбинезон и обувь пришли в негодность из-за того, что ночью примёрзли ко льду. Травин отрезал их ножом, чтобы освободиться.
А на острове Долгий ненцы дали Травину новые торбаса, «снабдили его на дорогу легкой малицей».
Такая одежда похожа на меховой спальный мешок, и утверждают, что ненцы действительно могут в ней спать на снегу.
В Усть-Цильме Травин «пополнил запас галет и масла» и сшил себе 2 пары замшевых «трусов» (достоверная деталь: в Усть-Цильме выделывали оленью замшу); на мысу, расположенном против острова Песякова, в становище ненцев (печать — "Большеземельский кочевой самоедский совет") местные дали ему рыбы. И в дальнейшем жители посёлков, сёл и небольших стойбищ, через которые проходил путешественник, помогали ему провиантом.
Разумеется, позаботились о его пропитании и на радиостанции в Хабарове и на Вайгаче, и на ледоколах «Ленин»и «Володарский», во всех селениях и стойбищах, где он бывал. Да он и сам этого не скрывал: "В населённом пункте мне нет заботы. Там накормят. Потому что люди интересуются". (Из интервью).
По словам Итина, на Таймыре "Травин не раз встречал склады оленьих туш и шкур. /…/ Встречались и целые склады-караваны выставленных в ряд нагруженных нарт, оставленных близ мест летнего промысла и кочевок. Здесь можно было найти все необходимое для жизни, начиная от шкур оленей и готовой одежды и кончая оружием с запасом патронов. Еще чаще встречались «ледовки», одиночные самоедские погребения, со всем скарбом покойника. Словом, тундра оказалась вовсе не такой пустынной, какой она представлялась раньше».
Харитановский: «Начиная от селения Оленек, Глеб каждые четыре-пять дней имел возможность пить горячую воду, есть горячую пищу, наслаждаться человеческим жильем». Оленёк - это, видимо, не современное село, а Усть-Оленёк (отметка поставлена 28 ноября 1930 г.). Далее в паспорте-регистраторе указаны Хатангский райсовет Булунского улуса (2 декабря), Быков (6 декабря), Усть-Янский улусный исполком (14 декабря) и Кокуора (18 декабря). 31 января путешественник вошёл в Русское Устье. На карте, приложенной к книге Харитановского, значится также село Кюсюр на р.Лена. Не могу понять, что за Хатангский райсовет Булунского улуса? Возможно, ошибка при чтении паспорта-регистратора? Или населённый пункт между Усть-Оленёком и Быковом сменил название? Ведь и вместо Быкова у нас сейчас Быковский.
В Русском Устье «Щелканов подарил Травину небольшую нарту с упряжкой в десять собак, на которую погрузили запас мороженой рыбы. Собак Глеб надеялся кормить, как и себя, охотой. Русско-устьинцы дали спортсмену и нартовый чум — своеобразный меховой чехол для клади, который при случае мог служить спальным мешком» (Харитановский).
Итин: после Русского Устья Травин, «выйдя в море, питался исключительно сырым мясом зверя, нерпы и рыбы, без соли и хлеба. Чай пил только тогда, когда был среди людей. В пути утолял жажду снегом и льдом».
Мне неоднократно приходилось встречать утверждение, что снегом утолять жажду нельзя. И не только потому, что в нём нет необходимых минеральных веществ (их Травин как раз получал из сырого мяса и рыбы), а потому, что…
Растопите большой комок снега – и вы увидите, как мало воды при этом получится. Чтобы напиться вдоволь, человеку придётся съесть столько снега, что он неизбежно простудится.
Но Травин вроде бы и не утверждает, что постоянно ел снег. Скорее всего, он его топил в котелке или в кружке, устроившись на ночлег.
Участок же от острова Четырёхстолбовый до Певека Травин называет «голодным».
Харитановский: «Тюлени, которых он подкарауливал возле лунок-отдушин, исчезли, скверно ловилась рыба. А для того, чтобы прокормить пятерых собак, требовалось ежедневно пять-шесть килограммов рыбы, или мяса. На льду не подстрелишь оленя, не найдешь ни песца, ни куропатки. Попадались следы медведей, но идти за ними — дело почти безнадежное. Порции тюленины сокращались и сокращались. Отощавшая свора едва тянула нарты, на которых лежали велосипед, завернутая в нартовый чум одежда, боеприпасы и остатки продуктов. /.../ Никаких остановок. Сколько бы ни прошел, но только вперед — требовалось обогнать голод»...
Стоп. «Подстрелишь оленя»? А как же утверждение, сделанное в интервью, о том, что из оружия у него был только нож? Да, судя по всему, в какой-то момент у Травина появилось ружьё. Помните, выше упоминалось, что на складах, устроенных местными жителями, можно было разжиться патронами? В очерке Чечина сказано: «У местных охотников я научился выслеживать и стрелять северного зверя — песца, тюленя, моржа, оленя, белого медведя». В книге Харитановского ещё и рассказывается, как Травин завалил дикого северного оленя, зарезав его ножом...
Подводя итог этой части: значит ли всё это, что Травину было легко и просто? Ну конечно же, нет! Рацион скудный, ограниченный, а холод есть холод, как ни одевайся. Это был настоящий экстрим. Зато, согласитесь, так в путешествие Травина поверить всё-таки проще.
3. Белые медведи
Белый медведь – страшный арктический хищник. И утверждение, что Травин в своём путешествии питался (в числе прочего) мясом белых медведей, вызывает понятное недоверие. Скорее он сам мог стать их жертвой.
Харитановский и Итин пишут, что между Хатангой и Оленёком, застигнутый длительной пургой, Глеб задремал в своём снежном убежище. И вдруг сквозь сон почувствовал что-то неладное. «Еще не проснувшись, Глеб открыл глаза. Что это? С низкого сводчатого "потолка" на него глядели черные зрачки... Он страшно закричал и рванул нож. Виденье исчезло. Но наверху осталась дыра, через которую лился лунный свет.
Он все же подумал бы, что все это приснилось, но в море, к торосам, уходил след, оставленный будто валенками.
Так впервые встретился Глеб с белым медведем. Случилось это в канун нового, 1931 года».
У Итина герой пишет: «И рад тому, что хоть след медведя найдешь и еще больше обрадуешься, когда удастся убить полярного богатыря и насытиться вдоволь».
Этот же автор пересказывает слова Травина о том, что на пути к Чаунской губе он убил «старую белую медведицу. Длина снятой шкуры – 6 шагов. Двух маленьких медвежат удалось взять живьем. В течение пяти дней медвежата были моими спутниками. Один из них, побольше, раньше примирился с обстановкой и начал брать мясо из рук и сосать палец. Но так как заниматься с обоими было довольно трудно, то, когда вышло все мясо, пришлось старшего убить, а младшего я притащил с собой на факторию мыса Певэк. Мне хотелось отправить медвежонка на материк, но шаманы сказали, что за медвежонком уйдут все медведи и промысла не будет. Поэтому зав. факторией Семенов, который сначала обрадовался медвежонку, не захотел с ним возиться. Я же имел предположение двинуться на о. Врангеля и не мог взять медвежонка с собой». Пришлось его с'есть...»
В очерке Чечина медвежонок уже один; Травин привозит его в Певек, а там… медвежонок умирает. Якобы от того, что ему подстелили шкуру убитой матери. И герой очень сокрушается об этом: «С тех пор белых медведей я больше не убивал. Стыдно стало уничтожать такого огромного и редкого зверя ради нескольких килограммов мяса, которые я мог съесть или взять с собой в дорогу.
Мне дорого любое живое существо. Я убивал зверя только по необходимости. Меня природа тоже могла убить, но пощадила. Пощадила, потому что я уважительно отнесся к ней, стремясь постигнуть и применить ее законы».
Первая версия, как видите, довольно жестокая: убиты и съедены оба медвежонка, пусть даже с одним из них пришлось на время подружиться. Вторая – для мягкосердечных людей новой эпохи: дружба человека и зверя, жалость и сострадание…
Кстати, у Харитановского зверь, шкура которого была «шесть шагов», – это «матерый самец», а медвежонок, естественно, не фигурирует. И ещё мне как-то странно: зачем Травин тратил время и силы на снятие шкуры и зачем тащил её с собой? Ведь всё это требовало времени и сил! Но допустим, что шкура была нужна для тепла.
4. Богатырское здоровье: купание в ледяной воде, ночёвки в снегу, ампутация пальцев на ногах
Практически везде пишут, что Травин спал, зарывшись в снег!
Как я уже указывала выше, в Усть-Цильме Травин сшил себе палатку. И лишь между Яной и Индигиркой палатка сгорела. После этого его устройство устройство на ночлег описывается так:
«Теперь спортсмену перед каждой ночевкой приходилось строить "зимовье". Выкопает яму, утрамбует площадку. Нарежет пластины плотного снега и сложит из них круглый шатер. Велосипед, по твердо заведенному правилу, ставится так, чтобы утром сразу же знать направление, по которому шел. Все строительство продолжалось обычно час-полтора. Работать уже тем хорошо, что не замерзнешь. Отдых обеспечен даже в мороз — желанье спать спорит с холодом. Утром спортсмен встает, пробивая головой снег, словно мифологическое существо, рождающееся, правда, не из морской пены, а из полярного сугроба». (Харитановский).
После Хатанги, застигнутый метелью врасплох, Травин устроил убежище попроще: «Снежные вихри бурлили в колесах машины, струями текли вдоль тела. Но напор заметно слабел. Глеб чуть приподнял голову — перед велосипедом образовался небольшой холмик. Снег мчался поверх него, нужда в опоре миновала. Высвободив нож, он вырубил несколько пластин слежавшегося тяжелого снега, нарастил спасательный барьер и прижался к нему спиной. Ветер в какие-то минуты снова замел его. Приподнял машину — сумки снова оказались на поверхности снежного бугра. Потом еще раз... Вскоре он уже смог сесть за этим терпеливо возводимым укрытием.
Постепенно над путешественником вырос сугроб с пещерой, каркасом которой, столь необычайным образом, оказались рама и колеса велосипеда.
Расширив и уплотнив телом берлогу, он, наконец, почувствовал себя в безопасности. /.../
Наверху неистовствовала буря, тут же было тихо и сравнительно тепло. Закусив куском захваченного из Хатанги мяса, Глеб поплотнее завернулся в малицу и уснул». (Харитановский).
Чечин описывает подобный ночлег при переходе к о.Долгий, хотя в это время у Травина ещё была палатка. Возможно, журналист-обработчик не разобрался в последовательности событий, возможно – сам Глеб Леонтьевич перепутал. «Как всегда, вырубил топориком несколько кирпичей из утрамбованного ветром и скованного морозом снега, сделал из них заветрие-хоронушку. У изголовья поставил велосипед передним колесом на юг, чтобы утром не терять время на ориентировку, загреб на себя побольше пухлого снежка с боков вместо одеяла и заснул».
Удивительна история самостоятельной ампутации!
Кстати, вот радиограмма, полученная редакцией газеты "Правда Севера" от начальника станции на Вайгаче тов. Агеева.
«Остров Вайгач. 6 апреля (радиограмма).
Сегодня, в 12 часов дня, на радио-станцию пришел Глеб Леонтьевич Травин (Псковский), вышедший из Тельвисочного (Печора) в середине января. Травин отправился... в кругосветное путешествие, намереваясь пройти Вайгач и Маточкин Шар. С собой путешественник принес поломанный велосипед. Попав в полосу морозов Травин обморозил себе пальцы рук».
Викторин Попов пишет, что пальцы ног у Травина были обморожены — но ни слова об ампутации: "Костюм разрезали сухарным ножом, ноги опустили в ледяную воду; пальцы точно оказались обмороженными".
Но, с другой стороны, ведь отсутствие пальцев не скроешь – значит, было? Видимо, из-за этого Травина и в армию во время Великой Отечественной войны не призвали.
Харитановский: «Несколько дней пробыл Травин в стойбище на островке /Долгом/. Задерживали обмороженные пальцы. На них страшно взглянуть — распухли, посинели. Не началась бы гангрена...
/…/ Вынув из ножен остро отточенный нож, гость принялся обрезать концы своих потемневших пальцев. Операцию он завершил несложной перевязкой, смазав раны глицерином, который хранил для велосипеда.
После операции Травин решил немедленно идти через Хайпудырскую губу к селению Хабарову, вблизи которого располагалась радиостанция Югорский шар. Ненцы снабдили его на дорогу легкой малицей, дали тюленины и вяленой рыбы. /А по датам получается, что не немедленно, а примерно через месяц/.
От Долгого до Хабарова — пустяки, что-то около ста километров, но это, пожалуй, самая тяжелая сотня на всем пути. Особенно трудно утром. Первые шаги — пытка. Остановиться страшно: ступни словно чужие, боль непрерывно спорит с волей. Но все же она, воля, заставляла кровоточащие ноги двигаться вперед: раз идешь, значит и дальше можешь идти; сделал шаг, обязан и второй... Длительный отдых теперь грозил гибелью — либо замерзнешь, либо гангрена...
Иногда на ходу он словно терял сознание».
Тут-то и произошла встреча с песцом. Помню, как я завопила, прочитав у одного из блогеров, что на Травина «напал песец, повалив его на снег». Ибо прекрасно знаю, что песец – зверёк не крупный, меньше лисы. И чтобы он напал на человека? Только если бешеный, да и то – укусит, но не повалит.
Чечин: «Особенно страшным для меня был день, когда я ушел из чума после операции. Я с трудом переставлял налитые болью ноги и был так слаб, что на меня осмелился напасть голодный песец. Это хитрый, злой зверек. Он обычно остерегается нападать на людей, а тут стал хватать за торбаса, которые подарил мне старик ненец. Я упал в снег, песец набросился со спины. Скинул его с себя, метнул нож. Но песец верткий, попасть в него нелегко. Стал доставать нож из сугроба — песец впился в руку, укусил. Все же я его перехитрил. Потянулся снова за ножом левой рукой, песец метнулся к ней, а я его правой — за шиворот.
Шкура этого песца потом путешествовала со мной до Чукотки. Я закутывал ею горло вместо шарфа. /Вполне возможно только если кто-то помог Травину эту шкурку выделать/. Но мысль о нападении песца еще долго преследовала, как кошмар. Я мучился сомнениями: уж не бешеный ли этот песец? Ведь они никогда не нападают на человека в одиночку! Или и вправду я так слаб, что песец избрал меня своей добычей?»
Я бы сказала, что и стаей песцы не нападают, так как в стаи вроде бы не сбиваются. Но могу и ошибаться. А ситуация выглядит всё-таки уже иначе: Травин был так слаб, что, не удержав равновесия, упал, когда песец стал хватать его за торбаса.
У Харитановского же никто Глеба не валил: путешественник, обессилев, полз по снегу! В этом случае песец, конечно, мог заинтересоваться потенциальной добычей: «Когда на горизонте показались прибрежные скалы Югорского полуострова, Травин почувствовал, что запас сил иссякает. Он не может сейчас сказать, как шел, вероятнее всего полз. Из полуобморочного состояния вывело тявканье и урчание. Кто-то хватал его за торбаза, за малицу и даже за волосы.
"Собака?" — Травин поднял голову — в сторону отпрыгнул небольшой с белым пушистым хвостом зверь. Песец!"
Ослабевший человек и наглый, но трусливый зверь, кравшийся за ним, по-видимому, уже давно пристально следили друг за другом.Травин, вынув нож, лег на снег и замер. Песец подумал, что человек безопасен, и снова подбежал вплотную. Ошибка стоила ему жизни»...
Харитановский пишет, что обессилевшего Травина возле Хабарово подобрали местные обитатели и отвезли на радиостанцию. В Хабарово, на радиостанции, раны Травина обработал врач. Там путешественник задержался на 10 дней, а затем изъявил желание идти (точнее, ехать на велосипеде) на Вайгач. А далее всё лето у него была возможность залечивать последствия ампутации.
Вымораживание промокшей одежды.
Читала я о таком способе «просушки» одежды на морозе. Заключается этот способ в том, что человек снимает с себя всю одежду и даёт ей заледенеть на морозе. А потом выбивает из неё лёд. Сам же в это время должен интенсивно двигаться, чтобы не замёрзнуть. О таком способе упоминает не один Травин, так что… возможно… но мне даже подумать страшно.
Итин пишет, что при переправе через реку Пясину Травин провалился под неокрепший лёд: «Я замерзал на ледяном ветру, выбравшись из воды, а когда добрался до противоположного берега, то жар преодолел холод и, упав на скопившийся под берегом снег, я прежде всего вынужден был утолить жажду. Отдохнув немного, я сбросил с себя одежду, чтобы выморозить, а сам закопался в снег, продолжая растирать оконечности тела».
К счастью, неподалёку он нашел груду освежеванных оленьих туш. Здесь же были сложены оленьи шкуры. Наевшись, он отлично провел ночь, на этот раз не в снегу, а в теплых «постелях» и, с рассветом, «бодро двинулся дальше, придерживаясь русла рек».
Между делом в разных источниках упоминаются и другие "купания", но описано только это.
Итак, о чём же говорят все эти удивительные подробности?
Ни в каких сугробах Травин не ночевал – обустраивал себе приличное убежище. Палатка, малица, совик, нартовый чум – всё это позволяло ему выживать, как, впрочем, и местным жителям.
Ноги после ампутации пальцев ему, слава богу, помогли вылечить.
То есть: удивительно, трудно представимо – но не невероятно! Здесь, видимо, сошлись три фактора: во-первых, поистине богатырское здоровье; во-вторых, длительные тренировки и закалка; в-третьих, высвобождение всех ресурсов организма, которое, бывает, происходит в экстремальных условиях.
А что же всё-таки недостоверно и подозрительно в истории Глеба Травина, какие существуют противоречивые мнения о нём – всё это в продолжении.