В конце мая 1821 года Александр I вернулся в Царское село после почти годового отсутствия в России. «Его либеральные помыслы и молодые сочувствия болезненно были затронуты грубой действительностью: заграничные революционные движения, домашний бунт, неурядицы, строптивые замашки Варшавского сейма, на которые он так недавно полагал свои лучшие упования, догадки и более чем догадки о том, что и в России замышлялось что-то недоброе ...» вспоминал князь П.А. Вяземский.
Генерал-адьютант Александр Христофорович Бенкендорф передал государю императору записку о тайных обществах в России по состоянию на 1821 год.
"В 1814 году, когда войска русские вступили в Париж, множество офицеров приняты были в масоны и свели связи с приверженцами разных тайных обществ. Последствием сего было, что они напитались гибельных духом партий, привыкли болтать то, чего не понимают, и из слепого подражания получили не наклонность, но, лучше сказать, страсть заводить подобные тайные общества у себя. Некоторые из оных не имели в виду никакой определённой цели; другие, напротив, мечтали лишь о политике и о том, как возыметь влияние на правительство. Явная цель сих мнимых свободомыслящих (либеральных), точнее, своевольномыслящих, была — введение конституции, или, собственно, такого образа правления, под которым своеволие ничем не было бы удерживаемо, а пылким страстям, неограниченному честолюбию, желанию блистать предоставлена была бы полная воля. Разумеется, что вместе с тем надеялись занять высшие места в правительстве и, не опасаясь потери (потому что не имели ничего), воспользоваться выгодами переворота. С поверхностными большей частью сведениями, воспламеняемые искусно написанными речами и мелкими сочинениями корифеев революционной партии, не понимая, что такое конституция, часто не смысля, как привести собственные дела в порядок и состоя большей частью в нижних чинах, мнили они управлять государством. Для прикрытия сколько-нибудь своего невежества, бросились к изучению политических наук и стали посещать частно преподаваемые курсы, где поверхностно ослепляли их блеском выражений и глушили громкими, но пустыми словами. Слабый умственный желудок их, не имея предварительных оснований в вспомогательных науках, не сваривал сочинений лучших писателей, от чего и всё их просвещение было мишурное.
Стремление сие особенно было заметно в столице, где представляется более удобностей доставать правительством запрещаемые, по вредным правилам, сочинения. Может быть, споспешествовало сему близкое нахождение вместе множества офицеров, какое-то взаимное соревнование и влияние людей, кои скрытно подкрепляли сие брожение умов.
Само собою разумеется, что необычайное воспаление не могло быть продолжительно. ЛетА, развлечение, занятия и переходы по службе охладили и развлекли многих; заведённые между ними разные общества рушились; сохранившееся же дольше прочих и с которыми некоторые слились, было общество под названием Союз Благоденствия. Правила оного составляли особенную книгу, названную по цвету обёртки Зелёною Книгой. Она разделялась на две части, а последняя на четыре отделения. Написанная тёмным, мистическим слогом, она оставляла смесь из правил разных тайных обществ, с весьма нескладным применением к отечественному. Краткая первая часть давалась для прочтения принимаемым, по взятии от них подписки не открывать ничего; вторая часть открывалась уже посвященным в тайны. Главные правила относились к попечению об усовершенствовании наук, художеств, всех ветвей государственного хозяйства, судопроизводства и пр. Таким образом, даже и для самих членов, менее опытных, прикрыта была тайная цель главных руководителей — возыметь влияние на все отрасли правительства, чего частные лица отнюдь присваивать не могут. Средства к тому избраны: роспуск слухов, рассказы в обществах, сочинения, особенно журнальные статьи, как более и скорее расходящиеся, дабы дать направление общему мнению и нечувствительно приготовить все сословия. Есть многое, для чего, как до больного места, чтобы не почувствовать, не должно прикасаться; но частые напоминания и, так сказать, беспрестанные атаки по заведённой системе на понятия о рабстве, цепях, неволе, тиранстве, несоблюдении правосудия и пр., врезываясь в память, давали бы дурное мнение и поселяли бы отвращение от существующего очерняемого порядка и желание перемен. Первым шагом для привлечения низшего состояния почитались: освобождение крестьян, к чему каждый член был обязываем, и распространение училищ взаимного обучения. Научивши простой народ и нижних воинских чинов одному только чтению, скорее подействовали бы приготовленными в духе и по смыслу их маленькими сочинениями, начать самыми невинными: сказками, повестями, песнями, краткими наставлениями и пр., чтобы их заохотить, чему и сделаны опыты.
Главные члены составляли коренную управу и избирали из себя на каждые 4 месяца: председателя, блюстителя (то же, что прокурор) и четырёх председателей отделений. Они собирались еженедельно для совещаний и, по крайней мере, однажды в месяц созывали всех наличных членов сей управы. Общество имело свою печать (улей с пчёлами) и архив, кои хранились у блюстителя, а суммы (взнос членами десятой доли дохода) в ломбарде. Переписка производилась тёмным слогом, через нарочно посылаемых. Члены, приготовляемые мало-помалу для управы или долженствовавшие только служить орудиями, составляли побочный управы, под председательством одного члена коренной, назывались для прикрытия разными именами (Зелёной Лампы и пр.) и, под видом литературных вечеров или просто приятельских обществ, собирались как можно чаще. Принятие новых членов сходствовало вообще с наблюдаемыми в тайных обществах, с меньшими только обрядами. Если кто вновь предлагаем был одним членом или кого желали, то по довольному испытанию давали ему глухое понятие об обществе и, никогда не открывая других всех членов, вперяли об участии многих сильных лиц, дабы тем более привлечь и устрашить. После сого предлагаемо было в коренной управе и для принятия требовалось участие всех членов оной.
Председатели побочных управ получали от коренной наставление: чтобы занимать своих членов, какие читать и распространять сочинения, какие разглашать слухи и выдумывать карикатуры, кого из знатных стараться чернить в общем мнении, как судить о действиях правительства и пр. Для большей удобности и успеха в действиях положено было иметь не менее 8 и не более 12 членов в побочных управах; когда число их возрастало, отделялась новая управа. Каждый член обязан был доводить до сведения своей управы обо всём, ч то только мог узнать. Председатели представляли о том коренной управе. В необходимую также обязанность поставлялось отыскивать и привлекать в своё общество всех людей с дарованиями, в особенности, пользующихся доверенностью тех особ, кои занимают важные места. Таким образом, надеялись знать все тайны правительства и во всяком случае быть в безопасности: ибо члены таковые тотчас бы предостерегали их. Из войск положено было набрать самое большое число приверженцев в гвардии; в армии же иметь на своей стороне только несколько полковых командиров, решительных и на всё готовых, дабы побуждением их и примером гвардии слепо увлечь всю армию. Центром всех действий сначала был Петербург, после избрана Москва, для привлечения живущего там дворянства. Главу положено было избрать, когда было бы уже всё готово, из вельмож, уважаемых войском и народом и недовольных правительством. Самая большая надежда возлагалась на находящихся во Франции. Общество с нетерпением ожидало, что в Пруссии последует насильственный перелом правления, после чего Польша не умедлила бы тому последовать, и таким образом надеялись подать руку с севера беспокойному югу. Они не могли скрыть глупой радости при происшествиях в Испании и Неаполе и готовы были бы на всё, чтобы принудить государя возвратиться скорее и не допустить иметь близкое деятельное участие в успокоении Европы."
(Далее идёт список членов масонского заговора, который мы опустим, потому что за давностью лет персоналии не имеют значения)
"Действия сего общества в 1818 году получили новую деятельность и число членов выросло более 200. Мало-помалу привлечено множество офицеров Главного Штаба, из полков же наиболее в Измайловском, бывшем Семёновском, Егерском, Московском, Конной...-гвардии и гвардейской артиллерии... Молодым аристократам для лучшего успеха полагали приставить способных наставников. То же предполагалось и с другими богатыми, особенно молодыми помещиками. … взялись издавать журнал, по самой дешёвой цене для большого расхода, полагая издержки за счёт общества, в котором бы помещать статьи, к цели общества относящиеся. Содействовать сему были обязаны все члены. В одной из отдалённых деревень кого-либо из членов намеревались завести типографию и как литеры, отлив на старинный шрифт, так и всё нужное выписать из-за границы; полагали успешнейшим через находящихся за границей членов, литографировать в Париже, особенно карикатуры и, ввозя в Россию, распускать в народе на толкучем рынке, рассылать в армию и по губерниям.
Несмотря на всё это, ревность многих ослабевала; другие, вовлечённые не постигая всей цели, понявши оную, отставали; некоторые отделялись и заводили между собой общества. Так основалось особое общество на Охте. Неосторожность и неуместные рассказы ещё более расстраивали и подали повод к опасным происшествиям. Из них примечательнейшее — случившееся в Москве, где принятый в общество секретарь Правительствующего Сената Хавский требовал денег, угрожая открыть всё.
Опасаясь предательства одного из членов, общество закрыли и членам разослали объяснение, в котором сказано: «Общество действовало для доброй цели и употребляло одни благородные средства. Правительство, подозрительное, особенно после новейших происшествий в Европе, не разбирает средств, готово всеми пожертвовать, и неудивительно, если откроет».
Таким образом, кончилось существование Союза Благоденствия. Конечно, большая часть членов оного были обольщены наружностью и вступили, на постигая цели; но некоторых из них, кажется, не должно упускать из вида. Весьма вероятно, что они желают только освободиться от излишнего числа с малым разбором навербованных членов, коим неосторожно открыли всё, составить скрытнейшее общество и действовать под завесою безопасности.
При судебном исследовании трудно будет открыть теперь что-либо о сём обществе: бумаги оного истреблены, и каждый для спасения своего станет запираться; но правительство легко может удостовериться в истине, поручивши наблюдение за сими людьми, их связями и пр. и вследствие того принять на будущее время надлежащие меры. Необходимо, однако, при сем сказать, что сего наблюдения вовсе не можно поручить настоящему господину с.-петербургскому военному генерал-губернатору, который окружён людьми, участвующими в обществе или приверженными ему.
В заключении должно сказать, что буйные головы обманулись бы в бессмысленной надежде на всеобщее содействие. Исключая столицу, где как и во всех других, много найдётся способного воспламениться при обольстительных средствах, исключая Ость-Зейские губернии (Эстляндия, Курляндия и Лифляндия), лучшее дворянство которых, получая воспитание за границей, мало имеет отечественного — утвердительно можно сказать, что внутри России и не мыслят о конституции. Дворянство, по одной уже привязанности к своим личным выгодам, никогда не станет поддерживать какой-либо переворот; о низших же сословиях и говорить нечего. Чернь всегда и везде была и будет чернью. Если бы нашлись, против чаяния, люди с добрыми даже правилами, кои, ослепляясь скрытным честолюбием и не постигая собственной гибели, стали споспешествовать беспокойным затейникам, то таких очень немного. Русские столько привыкли к образу настоящего правления, под которым живут спокойно и счастливо, и который соответствует местному положению, обстоятельствам и духу народа, что и мыслить о переменах не допустят. Отрицать, впрочем, невозможно, что есть зародыш беспокойного духа в войсках, особенно в гвардии, прильнувший, так сказать, от иноземцев во время нахождения за границей и поддержанный стечением разных обстоятельств; но войска сами по себе ни на что не решаться, а могли бы разве послужить орудием для других, как пагубные новейшие примеры в других странах доказали. Пр бдительном надзоре и коротких, но постоянных мерах сие может быть постепенно отвращено. Между прочим, весьма не худо бы казалось, чтобы офицеры, как люди, до поступления ещё на службу совершенно приготовившиеся, перестали посещать частно преподаваемые курсы, особенно политических наук, поверхностное изучение которых, без предварительных прочных оснований и без пособия других наук, наносит величайший вред. Сие полузнание поставляет в такое сомнительное положение, в котором воображение воспламенено, дух встревожен, а ум, блуждая во мраке без руководителя, ищет того, чего не видит и не постигает, и кончает тем, что или ещё более возрастает сомнение, или же приводит на скользкий путь заблуждений."
Прочтя ту записку Александр сказал «...я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. Не мне подобает карать»
А потом декабристы разбудили Герцена и...