Работа молодого композитора Тихона Хренникова над музыкальной комедией «Свинарка и пастух» началась с курьёза. О своем участии в этом проекте он узнал из газеты. Там было написано, что режиссёр Иван Пырьев пригласил талантливого юношу, более того, тот уже вовсю принялся за работу: пишет песни, арии и всякие другие мелодии для картины.
Несколько удивленный он отправился на «Мосфильм» к Пырьеву. И выяснил, что не слишком ответственный корреспондент газеты все перевернул с ног на голову. Оказывается, журналист спросил у Ивана Александровича, почему они с Александровым всегда приглашают на свои картины только Исаака Дунаевского, игнорируя тот факт, что вокруг подтянулась молодая поросль композиторов. И, просто в качестве примера, сам же назвал фамилию Хренникова.
Постановщик на эту реплику ответил расплывчато:
ИВАН ПЫРЬЕВ: Что ж, может быть, и приглашу Хренникова…
Этого оказалось достаточно для того, чтоб газетчик «высосал из пальца» сенсацию, категорично заявив, что Пырьев уже позвал молодого композитора. Возможно, не желая раздувать скандал, а может подумав, что «молодая кровь» и правда придаст свежести фильму, через несколько дней Пырьев пригласил Хренникова в свой режиссерский кабинет для обсуждения концепции музыкальной канвы комедии.
Вскоре Тихон Николаевич познакомился с автором сценария Виктором Гусевым, который по совместительству оказался поэтом и взялся написать тексты песен. Одна их них была о Москве.
Друга я никогда не забуду,
Если с ним подружился в Москве.
К началу войны съемки уже почти закончились, мужская половина съемочной группы собралась на фронт. Но тут пришел приказ сверху, от самого Сталина, картину закончить, мол, это идеологическая задача — поднимать дух бойцов.
В октябре 1941 года, когда фашисты подходили к Москве, в пустом безлюдном здании «Мосфильма» Пырьев заканчивал монтаж пленки. Ему казалось, что вся страна поднялась против врага: кто на фронте, кто в тылу на заводах выпускал необходимую для армии продукцию. Только он сидит тут в темной монтажке и мается дурью — возится с дурацкой лубочной подделкой счастливой жизни.
Чтобы хоть как-то оправдать никчёмность свой задачи, он позвал Хренникова и Гусева и попросил дописать песню: удлинить музыкальные фразы и дополнить стихи куплетом, соответствующим времени, так в лирической песне о Москве появились строки:
И когда вражьи танки промчатся,
Мы с тобою пойдем воевать.
Не затем мы нашли свое счастье,
Чтоб врагу его дать растоптать!
Песня стала более актуальной. Ведь создателям фильма было очень важно откликнуться на события, которыми жила Родина. Картину, за которую через год режиссер был удостоен Сталинской премии, критики встретили, мягко говоря, холодно, точнее сказать, презрительно: «дешевка», «подделка», «балаган», «низменная халтура» — самые безобидные характеристики, которыми пестрели газетные полосы. Поэтому особенно важной была для съемочной группы поддержка литератора Алексея Толстого, который в газете «Правда» написал:
АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ: Картина совершенно потрясающая, к тому же она возвращает всех к счастливым дням мирной жизни.
Поздравил коллег и кинорежиссёр Александр Довженко, приславший Пырьеву телеграмму со следующими словами:
АЛЕКСАНДР ДОВЖЕНКО: Вы сделали восхитительную картину. Благодарю и поздравляю.
Кто был прав, а кто ошибался, рассудило время и люди, для которых снимался фильм. Зрители старшего поколения вспоминают, что кинотеатры, в которых крутили ленту, были забиты битком. Многие смотрели фильм по три, пять, а то и десять раз. Да и сегодня вряд ли найдется человек, который ни разу не подпевал вместе с героями комедии добрые слова:
Хорошо на московском просторе,
Светят звезды Кремля в синеве.
И, как реки встречаются в море,
Так встречаются люди в Москве.
Осень 1941 года была тревожной и тяжёлой. Враг подобрался очень близко к столице, но ни армия, ни все, кто остался в тылу, ни на секунду не представляли возможным ее падение. Слова о Москве были наполнены в эти месяцы самым глубоким и искренним смыслом.
В декабрьском номере журнала «Новый Мир» было опубликовано стихотворение журналиста и поэта, а в военное время командира сапёрного взвода, младшего лейтенанта Марка Лисянского. Месяцем раньше он был проездом в Москве. Возвращался в свою дивизию из госпиталя в Ярославле, в котором лежал после ранения. Заглянув в редакцию, показал стихотворение и его тут же взяли в печать.
Стихи очень понравились Исааку Дунаевскому, который увидел их несколько месяцев спустя и практически «с колес» написал музыку. Стихотворение, состоявшее из двух строф, было слишком коротким для полноценной песни. Композитор попытался найти фронтовой адрес поэта, но тот не оставил в редакции своих координат. Но Исаак Осипович не хотел отказываться от задуманного.
В то время Дунаевский руководил ансамблем песни и пляски Центрального дома культуры железнодорожников и ездил вместе с музыкантами на агитпоезде. Среди колесивших по фронтам оркестрантов был некий Сергей Агранян, с которым Дунаевский уже выпустил пару военных песен. Тот взялся дописать текст, и в результате получился хорошо знакомый нам всем вариант.
Надо сказать, что Лисянский был неприятно удивлен, услышав по радио песню, начинающуюся его стихотворением. Спор об авторстве текста к будущему гимну Москвы длился еще многие годы. В конце концов было решено — надо признать создателями стихов обоих поэтов.
Весной 1943 года ансамбль Центрального дома культуры железнодорожников принимал участие в одном из правительственных концертов. Там хор исполнил «Мою Москву». Она так понравилась сильным мира сего, что её несколько раз повторяли на бис, а Сталин лично дал указание записать с ней грампластинку. После такой «протекции» ни один концерт не обходился без «Моей Москвы». Она постоянно звучала по радио и стала строевой песней на солдатском плацу.
Вообще-то сначала это была «Ленинградская, прощальная» и вместо: «Затихает Москва» Леонид и Эдит Утёсовы пели «Затихает вокруг». Так что Исаак Дунаевский даже не подозревал, что создает второй хит о столице. Но, как гласит легенда, на одном из московских концертов зрители отказывались отпускать со сцены своего кумира, пока тот не попрощается с москвичами «как следует» В тот вечер родились строчки: «Ну, что сказать Вам, москвичи, на прощание». Песня, срывавшая овации в пятидесятые, к восьмидесятым стала подзабываться. Но, спасибо Михаилу Козакову, получила вторую жизнь, став «заставкой» к его легендарному фильму «Покровские ворота».
В конце пятидесятых Тихон Хренников познакомился с режиссером Александровым, они оба отдыхали в санатории «Барвиха». Сначала, как бы невзначай, Григорий Васильевич рассказал новому приятелю о своей задумке — картине «Русский сувенир» и вдруг предложил:
ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВ: А напиши-ка ты музыку!
Сначала Тихон Николаевич согласился и даже сразу набросал новую мелодию, но отпуск закончился, у Хренникова наметилась творческая командировка. И он, извинившись, предложил Александрову посотрудничать с Кириллом Молчановым, а написанная мелодия повисла в воздухе.
Вспомнил о ней композитор, когда друживший с ним Леонид Утёсов попросил написать песню для юбилейного концерта. Вот тут Хренников вспомнил про неиспользованную музыку, наиграл ее Утёсову и тот сразу за нее ухватился. Позже Михаил Матусовский написал к ней всем известные теперь слова: «Московских окон негасимый свет…»
Сначала народ ее не распробовал. Зрители на концертах кумира требовали повторения старых любимых шлягеров, а эту песню слушали молча. Но, как ни странно, ноты этой мелодии довольно быстро разошлись по ресторанам Парижа. Тихон Хренников любил об этом рассказывать журналистам.
ТИХОН ХРЕННИКОВ: Однажды я приехал в Париж на авторские концерты. Мы пошли пообедать и вдруг, я слышу, как оркестр наигрывает тему «Московских окон». Я подозвал скрипача и спросил, откуда они взяли мелодию? Оказалось, тот услышал её по московскому радио, влюбился и включил в репертуар. С тех пор ее играют во многих ресторанах Парижа. Вот так! Очень трудно предвидеть судьбу песни».
Многие думают, что раскатистое «Вдоль по Питерской…» — народное творчество. Это не совсем так. Конечно, за основу Шаляпин взял фольклорные мотивы, но обработал их концертмейстер Фёдора Ивановича, гастролировавший с ним в 1924 году по Америке. И понесся высокий бас Шаляпина не только по «Тверской-Ямской» — по всему миру. Песня стала визитной карточкой русского оперного певца, исполнял он ее в основном в зарубежных концертах. В Лондоне ее впервые записали на грампластинку в сопровождении симфонического оркестра.
«Вдоль по Питерской» стала настолько популярна, что отсылки к ней делали многие композиторы. Если вы будете внимательны, обязательно услышите это выражение даже в кристально советском тексте песни Добронравова «Знаете, каким он парнем был», посвященной первому космонавту Юрию Гагарину. Очень забавно и мощно исполняет ее Фрося Бурлакова, героиня фильма «Приходите завтра».
Вообще-то в фильме «Москва слезам не верит» логичнее было бы исполнить песню с припевом: «Катерина, Катерина…» Ведь именно так зовут главную героиню мелодрамы Владимира Меньшова, но почему-то поэту Дмитрию Сухареву пришли на ум слова: «Александра, Александра…»
ДМИТРИЙ СУХАРЕВ: Меньшов показал материал и дал полную свободу творчества. Первыми были написаны слова. Когда Никитин и Меньшов их увидели, очень удивились: при чём тут Александра, если это второстепенная героиня, а главная — Катерина? Но привыкли. Я и сам не могу объяснить, почему выбрал имя Александра, это было интуитивно.
Но, как ни странно, Меньшову стихи понравились, и он утвердил текст. Теперь дело было за музыкой. В то время был очень популярен бард Сергей Никитин, к нему и обратился режиссер. Только вот Никитин что-то никак не мог найти нужную тональность, написал пять вариантов и все мимо. Но с шестой попытки получилось, да так хорошо, что Сергей Яковлевич сам исполнил ее в картине. И постоянно поет в своих концертах.
А вот авторам слов эта песня чуть не стоила дружбы. Вот как об этом вспоминает справившийся с обидой Дмитрий Сухарев.
ДМИТРИЙ СУХАРЕВ: Меньшов попросил меня написать два куплета и припев. Но когда стал готовить титры, оказалось, что хронометраж мал. Я дописать не мог, потому что в это время уехал в командировку в Венгрию, а мобильных тогда не было. Поэтому Никитин попросил дописать недостающие слова нашего общего друга Визбора. Когда я вернулся из-за границы, очень на него обиделся: что ж он пришёл в качестве соавтора в уже готовую песню? Но потом понял, что он действительно спас положение. Кстати, именно его припев про Садовое кольцо стал самым популярным. Народу он нравится больше, чем мои дубы и ясени».
Не секрет, что большой спорт — это большая политика. Так было. Так будет. Летняя Олимпиада-80 в Москве могла бы стать невероятным праздником. На это были брошены все силы и средства. Но 25 декабря 1979 года Советский Союз ввел войска в Афганистан. На это тут же отреагировали за океаном, одним из пунктов санкций, введенных Соединенными Штатами и западной Европой, был бойкот Олимпиады. И, как ни парадоксально, именно благодаря этому появилась на свет трогательная музыкальная тема прощания с улетающим мишкой.
Первоначальная задумка была иной. Пахмутова с Добронравовым должны были написать песню под условным названием «До свиданья, Москва. Здравствуй, Лос-Анджелес». Такой звуковой мостик между олимпийскими городами, ибо именно в Лос-Анджелесе через четыре года зажегся следующий олимпийский факел.
Но в спорт вмешалась политика. Все пришлось менять на ходу, серьезной корректуре подвергся сценарий закрытия Олимпиады. И песня понадобилась совсем другая — прощальная, добрая и лиричная.
Сразу было решено, что исполнять ее будет Лев Лещенко. Но подумав, организаторы церемонии захотели «разбавить» мужской голос женским. И пригласили Татьяну Анциферову, ту самую, звезда которой взошла после выхода песен к фильму «31 июня».
Правда воспоминать певица об этом эпизоде своей карьеры не особо любит. И вот почему.
ТАТЬЯНА АНЦИФЕРОВА: Я зашла к Пахмутовой домой, она мне показала «До свиданья, Москва», не сказав, что я буду петь не одна. Остались даже три дубля, где звучит только мой голос! Я всё записала и пошла гулять по «Мосфильму». А вернувшись, увидела у микрофона Лещенко. Пахмутова как ни в чем не бывало произнесла: «Познакомьтесь, это Лев Лещенко. Попробуйте вместе». В результате Лещенко стал прямо возле микрофона, а я оказалась сбоку и мой голос почти не слышен.
Конечно, Татьяна была расстроена и обижена. Но зрители, которым посчастливилось в тот день оказаться на стадионе, пережили настоящий катарсис: берущая за душу песня, улетавший на воздушных шарах медвежонок. Многие в тот момент не могли сдержать слез, светлых слез от смешанных чувств — радости и грусти.
Слушайте программу «СТОП-КАДР» на Радио ЗВЕЗДА.