Александр Аладкин прошел морскими дорогами 11 экваторов.
Глава из книги Владимира Илларионова "Звезды в перископах"
Пути на флот непредсказуемы.
Александр Иванович Аладкин прослужил 36 календарных лет, все время на электромеханических должностях. В общей сложности, в течение семи лет не был дома, провел их в море. Прошел более 250 000 морских миль (что соответствует одиннадцати кругосветным путешествиям) на подводных лодках 7-й дивизии и на кораблях 5-й эскадры ВМФ. Испытал всю тяжесть службы инженер-механика, проводил уникальные операции по техническому восстановлению боевой готовности кораблей в открытом море. Но он не жалеет о прошлом, потому что работа была интересной и привлекательной, с его точки зрения. В детстве Саша никогда не планировал и не мечтал быть моряком. В военно-морской флот попал случайно. Александр Иванович вспоминает: «Родился я 27 июля в 1940-м году в селе Крутогорье в семье сельских учителей. Отец окончил Воронежский университет факультет педагогики, а мать преподавала в начальных классах. Отец очень увлекался литературой и скупал всю издаваемую художественную литературу. У нас дома была библиотека, примерно 500 книг, патефон, грампластинки, классическая и не классическая музыка. Когда началась война, мне не было и года. Отец был призван в армию и в конце 41-го года погиб при обороне Москвы под Нарофоминском». Вот тогда мать осталась с тремя детьми. Женщина-одиночка. Саша с братом и сестрой были, практически, брошены на произвол судьбы. Нас воспитывала улица. Единственная мечта была о том, чтобы покушать. В тот период жизни были постоянные драки с пацанами. Сашу неоднократно били, разбивали нос, он давал сдачи. Это стало его школой жизни, воспитательной школой. А еще была школа рабочей молодежи и одновременно работа подручным сталевара на Липецком тракторном заводе. Саша с другом Володей Дергуновым ходили тренироваться в секцию бокса. Однажды после обильного снегопада шли по узкой тропинке Нижнего парка Липецка. Навстречу попались трое мужчин с жёнами, а когда те поравнялись поравнялись, возник конфликт. Мужчины пытались надавать тумаков хлопцам. Боксеры стали защищаться, одержали над ними верх и ушли. Аладкин помнит: «Они заявили на нас в милицию, нас нашли и стали часто вызывать на допросы. Когда нам надоело ходить в милицию, мы с Володей пошли в военкомат и попросили, что бы нас призвали на службу. Дергунов пошел в простую армейскую часть, а я сказал, что хочу поступать в инженерное училище. Военком говорит, что есть в Севастополе в/ч 13104. Я спрашиваю: «Что это за училище, если в/ч»? Военком отвечает: «Это училище секретное». Так я оказался в Севастополе и поступил в Севастопольское Высшее Военно-морское инженерное Училище».
Курсантские годы в «Голландии»
Это было уникальное училище. Аладкин его называет Храмом знаний: «У нас были прекрасные преподаватели. К ним я бы отнёс В. Сагомоняна, Т. Мачехина, О. Иродова, Я. Райкина, В. Якимова, В. Гольтяева и др... Особенно я благодарен преподавателю Гольтяеву, который преподавал теоретические основы электротехники. У меня был друг, Валера Михайленок из Белоруссии. Мы с ним садились на последние ряды в аудитории и играли в морской бой или другие игры. Гольтяев обратил на нас внимание и стал систематически нам ставить двойки. Мы были вынуждены взяться за изучение теоретических основ электротехники до такой степени, что когда прошли экзамены и закончился курс электротехники, мы с Валерой получили по пятерки. А, впоследствии многие инженер – механики в 7 дивизии и на 5 ОПЭСК в Средиземном море считали, что я электрик по образованию. В училище в нас вкладывали капитальные знания, которые мне пригодились во время службы на флоте. Учиться интересно было в училище тем, что мы получали не только знания и образование, но также за пять лет учебы приобрели друзей, подруг».
Вспоминаются и курьезные случаи. Когда Александр учился на первом курсе, помощником начальника факультета был капитан 3 ранга Дудин Василий Васильевич, ветеран войны, заслуженный моряк. У него не было высшего образования, а только какие-то курсы. В годы войны он проявил смелость и сообразительность в бою, проходя службу на торпедных катерах. Однажды звено торпедных катеров вышло в атаку на немецкий конвой, идущий из оккупированного Севастополя. Василий Дудин был старшиной команды машинистов. Во время атаки он почувствовал, что катер стал валиться на бок, выглянул из люка кормового и увидел, что командир убит и повис на штурвале. Дудин стал за штурвал, выровнял катер, вышел в атаку на конвой, выпустил торпеды, вернулся в базу, умело пришвартовался к пирсу. За этот поступок ему присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром катера.
Курсант Аладкин стоял дневальным по роте, а поэтому в соответствии с Уставом при появлении В. Дудина скомандовал: «Смирно! Товарищ капитан 3 ранга в роте идёт «большая» приборка». Сбежались старшины взводов, роты, командир роты. Дудин говорит: «Сейчас мы проверим, как у вас сделана приборка». Берет и отодвигает тумбочку, у которой стоял курсант Аладкин, и находит там клочок бумаги. Говорит: «Вот видите, свинья везде грязь найдет». Мы засмеялись. Василий Васильевич был строг, отошёл от тумбочки на 3…4 метра, повернулся и говорит: «Не подумайте в обратном смысле». Все ещё больше рассмеялись.
Первый атомоход.
Адмирал Аладкин вспоминает: «В основном я учился на пятерки и четверки. Пару троек получил на первом, втором курсах. Училище закончил с синим дипломом. После выпуска второго сентября в 1966 году я был приказом главкома назначен во второй экипаж атомной подводной лодки «К-74» 675-го проекта. Это ракетная подводная лодка с восемью крылатыми ракетами П6, с шестью торпедными аппаратами в носу и с четырьмя в карме. Грозный корабль. Когда наш экипаж был сформирован, нас послали учиться в учебный центр в Палдиски, а затем в Обнинск, где мы тщательно изучили 675-й проект. Эти знания очень пригодились. На основании этих знаний изучить корабли других проектов было легко».
После окончания учебы в Обнинске экипаж вернулся в западную Лицу, приняли подводную лодку «К-74». Вышли в море, отрабатывать курсовую задачу К-2. С экипажем в море на прием курсовой задачи вышел заместитель командира дивизии капитан 1ранга Панов Владимир Александрович. Он был грамотным, настоящим подводником, иногда допускал приём спиртного. Частенько давал сложные вводные, отчасти неожиданные для командования лодки. Вот и на этот говорит: «Сейчас я покажу вам, на что способна ваша грёбаная железяка». И отдает приказание боцману: «Боцман! Заклинка носовых горизонтальных рулей на тридцать градусов на погружение»! Боцман рапортует: «Есть, НГР на погружение на 30 градусов»! Лодка начинает стремительно уходить на глубину. Командир БЧ-5, командир экипажа Щукин Борис Борисович стали принимать меры для удержания подводной лодки от провала на глубину. Сколько они не старались то продуть воздухом носовую группу ЦГБ, то кормовыми рулями управлять, но ничего не получалось. Лодка быстро уходила на глубину. Глубина уже больше 200 метров, стал потрескивать прочный корпус. Деферент на нос достиг почти пятидесяти двух градусов. Все перепугались. Спасло то, что командир лодки дал команду: «Реверс», то есть задний ход. Лодка задрожала и медленно остановилась на глубине 320 метров при предельной глубине погружения 350 метров, а затем медленно всплыла. У В. Панова не дрогнул на лице ни один мускул. В. Панов командиру «Передайте РДО ОД флота: Окончил отработку задачи, оценка Хорошо, прошу разрешения ПЛ следовать в базу. Команде обедать». Все были под сильным впечатлением от погружения. Панов был невозмутим, будто это не он только что чуть не утопил лодку со всем экипажем.
Однажды экипаж бросают в Полярный. Получили приказ принять лодку «К-104». Она простояла три года в ремонте. Ее основной экипаж командира Кормилицина разложился, не смог ввести реакторы в действие, и привести лодку в Запанную Лицу. Александр Иванович помнит этот эпизод: «Принимаем мы лодку К-104, устраняем массу неисправностей, запускаем реакторы и приводим её к причалу в бухте Малая Лопаткина в Западной Лице. Был приказ Министра обороны о том, что основной экипаж лодки, капитана второго ранга Ю.И. Кормилицина, расформировать, а наш экипаж сделать основным на лодке «К-104». Так я стал служить на этой лодке. В период нахождения в дивизии, командир подводной лодки «К-74» капитан второго ранга Симонян, затребовал меня на боевую службу. В общей сложности я прошел две боевые службы. На «К-74» и на «К-104».
Электромеханическая служба и опасна и трудна.
Самая тяжелая служба была на «К-104», т.к. ремонт этой лодки предыдущим экипажем был сделан виртуально. В итоге мы отплавали, сдали все курсовые задачи. И пошли на боевую службу. Только погрузились в Мотовском заливе, так начались непрерывные неисправности, то одно сломается, то другое, правда по мелочам. Дело дошло до того, что, когда по трансляции раздавалась команда: «Капитан-лейтенанту Аладкину, прибыть в центральный пост», каплей вздрагивал, и в голове его возникала мысль - что-то снова сломалось. Похудел на 5 кг. Самой серьезной неисправностью было на «К-104» это пробой изоляции аварийной защиты реактора правого борта. Глубокой ночью Аладкина разбудили и вызвали в центральный пост. Он вспоминает: «Прихожу. Смотрю, в центральном стоят командир, замполит, командир БЧ-5. Мне говорят: «Пробой изоляции в системе управления аварийной защиты (АЗ) реактора правого борта. Это был 1971 год. Международная обстановка была очень сложная, шла арабо-израильская война. У нас на борту были загружены ракеты и торпеды с ядерными боеголовками. Мы находились в районе южнее Кипра. Ходили на малой скорости, на глубине 160 метров. Командир дает мне приказание устранить неисправность, не снижая 40 % мощность ректора. В то время все были под впечатлением гибели нашей атомной лодки «К-8». Предположительно, она погибла из-за того, что произошел пробой изоляции в двух местах: в электротехническом и центральном отсеках».
Для поиска и устранения пробоя изоляции надо было зайти в аппаратную выгородку, обесточить станцию АЗ, оставив реактор в работе, не снижая мощности. Аппаратная выгородка, это герметичное помещение над крышкой реактора, там смонтированы все приводы аварийной защиты и управления реактором. Аладкин понимал, что кроме его никто неисправность не устранит: «Мы предусмотрели все меры безопасности, время нахождения в аппаратной, одели химкомплекты КЗИ, изолирующие противогазы ИП-46 и приняли решение: контакторы аварийной защиты КАЗ 1 и КАЗ 2 принудительно замкнуть с помощью деревянных клиньев, 4 группы стержней (в каждой группе по 4 стержня) аварийной защиты в аппаратной выгородке привязать фалом в верхнем положении к станине, обесточить станцию АЗ и искать пробой изоляции. Контакторы аварийной защиты замкнули, привязали к станине фалом и только обесточили аварийную защиту, как под действием мощных пружин стержни аварийной защиты полетели в активную зону реактора, порвав фал. Мы с Бариновым Юрием Ивановичем, с которым я работал, выскочили из аппаратной выгородке и стали искать другой фал, но ничего не нашли, кроме пачки сварочных электродов. Взяли их, оббили обмазку, стали поднимать стержни, а он не поднимаются, не можем справиться с пружинами. Тогда решили поднять рывком. Получилось. Прикрутили стержни электродами к станине подволока, обесточили станцию АЗ и начали поиск места пробоя изоляции. Вообще-то, работа в аппаратной при работе реактора на мощности запрещена, а тем более при отключённой аварийной защите. Командир, отдав такое приказание совершил опасное действие, рисковал здоровьем и жизнью людей, во-вторых реактор мог пойти в разгон, а защита не работает. Перед началом работ в аппаратной выгородке активность только по Аргону-41 не считая прострела нейтронами и гамма – излучения составляла 1 ПДК, а когда стержни АЗ упали, то активность сразу же увеличилась до 10 ПДК. Через полтора часа мы нашли место пробоя и устранили его. После этого реактор приведён в штатный режим. Мы с Юрой Бариновым после этого в течение примерно 10 суток ощущали повышенную возбудимость, как будто приняли дозу виагры».
На вопрос к корабельному химику: «Какую дозу мы получили» офицеры услышали ответ: «Мне командир запретил говорить». Но позже, когда лодка успешно вернулась домой в Западную Лицу, во время застолья химик сознался, что все получили по пять ПДК.
Экипаж из БС встречали командование дивизии и флотилии, семьи. На второй день Аладкина вызвал флагманский механик дивизии капитан первого ранга Агапов Анатолий Федорович. Он уж получил подробный доклад от командира БЧ-5 капитана 2 ранга В. Мельницкого, о том, как прошла БС и как работал Александр Иванович в Средиземном море, устраняя неисправности. И он предложил должность его помощника по автоматике и телемеханике. Предложение было принято. Аладкин преступил к исполнению своих обязанностей. На него, как на молодого, повесили все, что можно: рационализацию, изобретательскую работу, кадровые вопросы, учет аварий и поломок, и многое другое.
Курьезы морской службы
Всякие складывались ситуации. Помощником флагмеха дивизии по живучести был Белоусов. Он имел привычку проверять подводные лодки в интересные моменты, нечестным путем. Идет вечером по пирсу и делает вид, что гуляет. В тот момент, когда верхний вахтенный матрос переставал обращать на него внимание, он запрыгивает на лодку в ее хвостовой части, пробирался к рубке и по скобтрапу спускался в центральный пост, заставая там всех врасплох. Однажды он так зашел на К-74, когда вахтенным был матрос Ага из Дагестана. Агу наказали за потерю бдительности. И он затаил обиду на нечестный прием. В следующий раз, когда Белоусов шел по причалу, Ага сделал вид, что не видит офицера, спрятался за рубку. Когда Белоусов прыгнул на корпус лодки, Ага выскочил из укрытия, передернул затвор автомата Калашникова и закричал: «Лежать шакал, собака». Белоусов в ответ: «Я капитан 2 ранга». Матрос был непоколебим: «Лежать, стрелять буду». Так он продержал легко одетого на холоде, лежащего на корпусе лодке проверяющего больше часа. После этого вахтенный матрос вызвал дежурного по кораблю и доложил, что задержал диверсанта. В итоге Белоусов заболел, подхватил бронхит, а Ага за бдительность был поощрен десятью сутками отпуска, поездкой на родину.
Был в дивизии водолазный специалист мичман П. Свидан, уникальная личность. Высокий, стройный, симпатичный мужчина, но имел один недостаток, был любитель спиртного, особенно спирта. По понедельникам он приходил, еле стоя на ногах. Но на построение штаба дивизии он приходил абсолютно трезвым, чистым, выбритым и аккуратным. Объяснения такому быстрому перевоплощению никто дать не мог. Пришлось понаблюдать за ним. И оказалось, что он шел в свое водолазное помещение, где хранились дыхательные аппараты и кислородные баллоны. Там он в течение двадцати минут дышал кислородом и становился совершенно трезвым.
На подводной лодке «К-166» в Средиземном море произошел пожар в восьмом отсеке от короткого замыкания кабельных трасс. В результате пострадало несколько человек, получили отравление от продуктов горения. Был снят с должности главный механик капитан 1 ранга А.Ф. Агапов и помощник по электрической части капитан 2 ранга В.М. Петров. Вместо Агапова был назначен капитан 2 ранга Е.Ф.Финютин. Он был флагмехом бригады дизельных подводных лодок, служил на лодках 613-го, и 641-го проектов. Последняя должность его была заместитель флагмеха одиннадцатой дивизии подводных лодок 670 проекта. Аладкин вспоминает: «Наш 675-й проект он не знал. Я ему помогал, удлинив свой рабочий день в полтора раза. Однажды к нам в дивизию приехал с проверкой капитан первого ранга Н.Г. Мормуль – начальник технического управления Северного флота. И начал задавать Финютину вопросы в исполнении совместных решений министерства судостроительной промышленности и Военно-морского флота. Финютин затруднялся на некоторые вопросы отвечать. Я стоял рядом и тут же отвечал на вопросы проверяющего. Мормуль выругался и, обращаясь ко мне, сказал: «Я в суфлерах не нуждаюсь, пошел вон отсюда»! Финютин, понимая, что без меня на некоторые вопросы он не ответит, говорит проверяющему: «Вы что тут за меня раскомандовались, я здесь командир, и командовать буду я. А вы только технические вопросы решайте и контролируете». И обращается ко мне: «Александр Иванович, стоять рядом и никуда не уходить». Мормуль плюнул и ушел проверять подводные лодки.
Через полгода командир пятой эскадры вице адмирал Акимов запросил назначить Финютина Е.Ф. флагмехом пятой эскадры. Финютин убыл служить на эскадру в Средиземном море. Еще через полгода, в январе 1975 года, он вернулся в Западную Лицу за семьей и начал активно агитировать Аладкина пойти служить к нему. Тот отказывался. Финютин говорит: «Ты хочешь продвигаться по службе?». В целях агитации Евгений Федорович начинает приводить шутки и пословицы: «Южный берег Баренцева моря хуже, чем северный берег Черного моря. Служба на Черном море соответствует ученой степени кандидата наук, а квартира в Севастополе соответствует ученой степени доктора. Если в 20 лет ума нет, то и не будет; если в 30 лет жены нет, то и не будет; если в 40 лет чина нет, то и не будет». Аргументы показались Аладкину более чем убедительными: «Я согласился и попал служить на пятую эскадру. Мне повезло, что я столкнулся с такими руководителями и командирами, как Акимов, Рябинский, Селиванов, Егоров, флагмех у меня был Е. Финютин, затем Б. Калистратов. На этой должности я сменил Калистратова. В моем переназначении был интересный момент. Я ушел с должности помфлагмеха эскадры преподавателем в Голландию. Преподавал там три года «Системы автоматического управления реакторами атомных подводных лодок». Пришел как-то с моря Селиванов - командир эскадры, позвонил ко мне домой и говорит: «Александр Иванович, я вернулся с моря и приглашаю тебя с супругой к себе в гости». Когда сидели за столом, он начал агитировать меня опять вернуться к нему на пятую эскадру. Я не соглашался. Тогда он переключился на мою супругу и стал убеждать ее в целесообразности моей службы на эскадре в новой должности. Жена согласилась и сказала, что не возражает, но окончательное решение за мной. В конце нашей встречи я согласился, рассчитывая, что мое назначение пройдет долгий путь и я смогу отказаться».
В сентябре Аладкин уехал в Ленинград в НПО «Аврора» для изучения системы автоматического управления атомных подводных лодок третьего поколения проекта 705. А когда вернулся через 1,5 месяцев на кафедру, то заведующий кафедрой капитан 1 ранга И.А. Попов говорит, что Александр Иванович вы уже не преподаватель кафедры, а офицер штаба 5 эскадры и на него вас уже есть приказ Главкома ВМФ. Таким образом, Александр Аладкин снова оказался на эскадре, на которой ранее отслужил четыре года.
В июле 1987 года Оперативная Флотилия ВМФ была переподчинена Черноморскому Флоту, а в августе её посетил штаб ЧФ под руководством командующего адмирала М.Н Хронопуло. Командующий заслушал начальника штаба о деятельности эскадры, а Аладкина – по вопросам эксплуатации кораблей и аварийности. Докладами командующий остался доволен. Последовали учения эскадры по разгрому группировки вероятного противника и по оказанию помощи аварийному кораблю. По окончанию визита на эскадру адмирал Хронопуло провел прием офицеров штаба эскадры по личным вопросам. Аладкин попросил перевести его на службу на берег. Устал от морской службы, по семье соскучился. Александр Иванович знал, что освобождается должность начальника отдела подготовки сержантского и старшинского состава. Командующий улыбнулся: «Нет! На эту должность я вас не назначу! С вашим уровнем технической подготовки я найду вам другую должность». Это была высшая похвала командующего. И уже через две недели капитан первого ранга Александр Аладкин был утвержден в должности заместителя начальника Технического Управления ЧФ. А от должности заместителя до должности начальника Техупра путь был недолог, а в октябре 1992 года адмирал И. Касатонов, не спросив согласия А.И. Аладкина, назначил его своим заместителем по эксплуатации и ремонту кораблей.
Владимир Илларионов. Февраль 2017. Севастополь
Глава из книги "Звезды в перископах".