начало тут: https://dzen.ru/a/ZhTuifJvEBxUrfOS?share_to=link
Про Дашку Баклашкину.
- Дарья Аркадьевна, ну что же вы, голубушка. Не стоит так себя терзать, - гладила ее по волосам старшая медсестра. – Вы сделали все, что могли.
Дашка разразилась слезами с новой силой. Ей ли не знать, что далеко не все она сделала, чтобы спасти этого ребенка. Их ребенка: её Антона и его чёртовой жены.
Они встречались семь лет. Семь лет он кормил ее завтраками и обещаниями, семь лет она жила его интересами и проблемами. Помогала с учебой, потом с диссертацией, потом с карьерой: ее советы вкупе с помощью папы давали отличный результат…
А потом она забеременела. Нечаянно. Не хотела подставлять, не хотела уводить его из семьи силой. Так получилось.
Он решил иначе. Не поверил? Или так было выгодно и удобно, наконец – то с ней порвать? Дашка не задумывалась, факт оставался фактом, - он ее бросил. Некрасиво и подло. Она не ожидала.
В их отделении все знали о их романе. Нет, конечно, они не афишировали своих отношений, но так не бывает, чтобы, работая в одном коллективе, никто ничего не прознал. Сначала догадывались, потом просто знали, шептались, что он с ней только из – за влиятельного отца, она делала вид, что ни о чем не подозревает.
В тот день в отделении было шумно. День Медицинского работника готовились отмечать два дня, специально, чтобы все, кто на дежурстве смог оказаться причастным. Это Дашка подала идею Главному. Потому что работала, потому что знала. Девчонки радовались, удивлялись, как же Антон Александрович до такого додумался. Хвалили: такой внимательный, чуткий, так любит свой коллектив.
А он, когда собрал всех на пятиминутку объявил, что его на празднике не будет и он поздравляет всех сейчас, потому что его любимая супруга забеременела, и он, распираемый от радости повезет ее в романтическое путешествие. Потому что они так долго ждали, и вот, наконец, это свершилось…
Через неделю Дашку прооперировали. «Очень сильный стресс, - пряча от нее глаза, сказала суровая Раиса Ивановна, - сама знаешь, первые двенадцать недель беречься нужно…»
Знала Дашка, знала. И он знал. Но предпочел беречь беременность своей жены. Той, которая надоела, и на которой по молодости женился, глупый был…
Когда он приехал, Дашка уже перевелась в другую больницу, спасибо папе, он и тут помог. Антона больше не видела, на связь с ним не выходила и считала эту историю похороненной вместе со своим не родившимся ребенком.
Но когда ее, Ларисоньку, по скорой привезли в их роддом, Дашка вспомнила все. Ну, как вспомнила? Она и забыть – то не успела. Слишком больно, слишком несправедливо и слишком жестоко это было, чтобы она вот так вот взяла и стерла все из своей памяти.
Все – все помнила: и боль, и страх, и страшное горе, которое надолго накрыло ее с головой. Как в палате лежала, глядя в потолок, как слезы сутками бежали по ее лицу, а потом невыносимой болью пульсировала голова. Как шла мимо людей с разноцветными шарами и веселыми вскриками, а ее никто не встречал, как задела ее некрасивая девчонка со своим голубым свертком наперевес, и извинилась звенящим от счастья голосом. Как ее бледный старый отец сильно сжимал свои губы и обещал сделать для своей «куколки» все, что она пожелает…
А потому, когда Лариса кричала, старалась и тужилась, Дашка ждала. Чего Бог пошлет. Самой навредить? Упаси Бог, даже не собиралась! Но и помогать не стала. Она была первоклассным специалистом, никто из присутствующих не смог бы обвинить ее в некомпетентности, но она - то знала…
И когда все закончилось, она склонилась над роженицей и прошептала:
- Око за око…
Потом разъяренному Антону она скажет, что Ларисе просто показалось, роды были сложными, могло привидится. Но грех сотворенного, конечно же, остался с ней на всю жизнь.
Она так и не вышла замуж. Были поклонники, случались женатые, но замуж, - ни – ни, Боже избавь, как говорится. Вот так вот и жизнь прошла, как и не было. Почему такой скоротечной оказалась, непонятно. А ведь у Дашки было столько планов, столько затей. Все казалось, что потом, что успеет. Не успела. Ровным счетом ничего она не успела. Снилось, порой, что умерла она, стоит перед Богом, и сказать нечего. А он смотрит на нее с укором и дальше не пропускает: иди, мол, доделывай, чего ты там еще хотела.
А она ничего уже не хотела. Просыпалась, умывалась, день у телевизора коротала, вечер там же, день прошел, и слава Богу. А чего теперь - то уж? В молодости особо не расстаралась, а теперь и силы не те, да и возможности поубавились. И огонька в ней, кажется, поубавилось. Еле тлела, угасала в Дашке жажда жизни, а она и не жалела. Не о чем там жалеть было, совершенно не о чем…