— Самая большая радость у меня была, когда я нашел логово маньяка–детоубийцы. Вот там такого добра было немеряно, — сказал мне этот страшный человек.
Мы сидели друг напротив друга за столом, на котором стояли два предмета, чем–то похожие на помесь древних радиоламп с фляжками. Мой собеседник – молодой человек лет тридцати, разодетый в какие–то модные хламиды с буквами. При этом речь его мне кажется странной – в ней много книжных оборотов и словечек, которым пользовались мои родители.
Меня попросили об услуге. В свое время очень влиятельные люди помогли мне и вот теперь я сидел перед этим странным человеком, просившим называть его Пьеро или Перро, я постоянно путался. По его словам, он разработал эликсир молодости и готов был наладить его массовое производство. Мне предстояло проверить его, благодаря моим связям в одной из частных клиник по лечению зависимостей. Начали мы с пары алкоголиков и результат превзошел все ожидания – они и пить бросили и показания медицинские у них улучшились. Как будто и впрямь помолодели.
Но тут случилось несчастье. Главврач клиники увидев такие результаты решил и сам на себе испытать эликсир и так ему он понравился, что он исчез с остатками партии. И вот теперь я должен найти и то и другое, а для этого мне необходимо узнать, что я ищу.
— Говоря по–простому, — начал Пьеро, — мой отец оставил мне некий алхимический станок, способный собирать «следы» — остаточную энергию, как я ее называю. Она остается на предметах, с которыми близко контактировал человек. И ее можно использовать. Например, для создания эликсира молодости.
Итак, отец Пьеро опытным путем обнаружил, что среди множества предметов, с которыми происходит контакт у людей, лучше всего подходит для сбора урожая подходит одежда и… игрушки. И то другое – детские. Потому что от детей остается «правильная энергия», омолаживающая. Отец Пьеро стал старьевщиком.
— Раньше ходили по домам, скупали ненужные старые вещи, — говорит он, — помню, приносил он целые мешки старых пальто и шапочек.
Я же для себя отмечаю, что это было в 20–30 годы прошлого века, максимум – сороковые. А он, видишь ли, «помнит», ну–ну, пойдем дальше.
По ночам отец Пьеро извлекал из этих вещей «следы» и превращал их в эликсир, который делал человека моложе. Один флакончик, грамм в сто «убавлял» два года.
— А сколько нужно было одежды и игрушек для получения такого флакончика?
— Пудов пять… почти 80 кг, — поправился Пьеро
— Ого. Промышленный масштаб.
— Да, потому батюшка обратился за помощью, что в итоге стоило ему жизни. А в наследство мне осталось несколько литров эликсира.
Я прикинул предположительный объем сырья. Игрушки, одежда. Где столько взять сразу.
— Освенцим? – сорвалось у меня с языка.
— Майданек.
Пьеро теперь выглядел в моих глазах несколько иначе. Если он не врал, то эликсир работал великолепно. Ему не дашь и трети от его предполагаемого возраста. Мое удивление видно отразилось на лице.
— Что скрывать. Мой отец был фольксдойче, стал оберфюрером и предложил там кому–то в Аненербе, это такая секретная контора при СС, свой план. Те согласились, командировали его в Майданек. Батюшка там работал только с одеждой, обовью и игрушками новоприбывших. Но его в итоге все равно повесили. Мне бы не хотелось того же. Найдите подлеца.
Это он про воришку–доктора.
— Можно взглянуть на установку?
— Да ради Бога.
Пьеро бойко вскакивает и ведет меня за собой по коридору. Если я еще об этом не говорил, то мы в Гродно. В Белоруссии. В этом то вся и сложность. На дворе 2023 год, я представляю российских заказчиков, но все – и Пьеро с его установкой и клиника, находятся в Гродно. Ну так получилось. Действовать в открытую мои шефы не могут.
Так вот, здесь еще остались старые, даже не дореволюционные, а чуть ли не средневековые дома, в одном из которых Пьеро то ли снимал, то владел подвальным помещением. Он провел меня в зал, похожий на модный бар – неоштукатуренные кирпичные стены, завалы плюшевых игрушек и какой–то агрегат в углу, напоминающий самую первую стиральную машину с верхней загрузкой. Она была усилена чугунными рамами с элементами стиля арт–деко.
— Это и есть агрегат. В камеру засыпаются игрушки, я предпочитаю работать с игрушками, от них следы счастья обычно больше, центрифуга раскручивается, я добавляю секретный ингредиент и из сырья вытягивается все счастье, которое там было, чтобы сконцентрироваться вот в этом фиале.
Он показал на подобие радиолампы, торчащей в боку агрегата.
— Так это жидкость или энергия?
— А свет — это волны или частицы? Честно, я не знаю, что это. Эктоплазма какая–то. Отец был теоретиком, я же поддерживаю жизнь в старом механизме. Все дело, конечно, в секретном ингредиенте, без него это будет просто сухая стиральная машина. Вот с помощью этого ингредиента мы его и поймаем, нашего воришку.
Пьеро накинул на себя модное бежевое пальто, и мы с ним вышли в зимнюю ночь.
— Это хорошо, что сегодня пасмурно. Если он в городе, то мы поймаем его.
Мы вышли к собору Святого Франциска Ксаверия и он достал маленький феол с эктоплазмой, снабженный на конце пипеткой и закапал себе в глаза, а потом протянул мне.
— Я не употребляю.
— Надо. Вы же хотите поймать этого человека. Ну и пару–тройку лет скинете за здорово живешь.
Что ж, кто ж от такого откажется? Я закапал. Вроде бы ничего не изменилось, но на душе стало как–то хорошо, как от предчувствия Нового года, хотя до него еще было полтора месяца.
— А где вы сейчас достаете сырье? Пудов пять игрушек на дороге не валяются.
— Не поверите, с 50–х веду жизнь старьевщика и как это сейчас модно говорить, «фригана». Хожу по помойкам, свалкам. Здесь они лучше, чем в России, поверьте. Иногда срываю джекпот. Самая большая радость у меня была, когда я нашел логово маньяка–детоубийцы. Вот там такого добра было немеряно, — сказал мне этот страшный человек.
— А сам маньяк?
— Сейчас я покажу, что от него осталось.
Пьеро вытащил второй феол, побольше и швырнул его на мерзлый асфальт. Мгновенно какая–то субстанция едва зримо растеклась по всему городу. Поначалу ничего не менялось, но вдруг в городе поднялись три столба призрачного света, как «свечи» в морозные ночи. Два из них были в районе клиники, третий – где–то за рекой, в спальном районе.
— Ну вот и попался голубчик, — тихо произнес Пьеро.
Тут я обратил внимание, что от него поднимается такой же едва заметный столб света.
— Это светятся те, кто употребляет эликсир.
— А что мы разлили?
— Секретный ингредиент. Поехали.
Он подошел к старинному автомобилю, одному из тех, что я видел только на картинках и в фильмах про войну. На длинном капоте был шильдик БМВ, а сама машина была красного цвета.
— Серьезно? Этот автомобиль увидят за километры.
— Это БМВ 1937 года. Отличная машина, ее дизайн позже украли англичане для своего послевоенного «ягуара»–родстера, говорят даже сделали лучше, но я к этому привык, а что я буду из–за одного мудака привычки менять? А брать его будут все равно твои ребята, так что и маскироваться смысла нет.
— Что же это за секретный ингредиент?
— Он действует на «следы» отделяя положительные эмоции от отрицательных. Больше я сказать не могу.
— А как его получают? Из плюшевых мишек?
Он странно на меня глянул.
— Не дай бог вам этого узнать.
— Неужто еще с Майданека остался?
Он промолчал. Я тоже стал смотреть на дорогу. А мир за окнами преображался. Дома стали какими–то неестественными – словно кто–то подработал фотошопом. Цвета стали ярче, фонари светили словно на новогодней елке. Все прохожие – нарядные. Девушки — одно загляденье. Пьеро увидел мое состояние и улыбнулся.
— Хорошо действует? Это побочка. Восприятие мира становится как у шестилетнего ребенка.
— Теперь я понимаю, почему вам приходится все делать нелегально. С такими побочными эффектами сразу можно по 228 отправиться снег в Сибири чистить.
Мы подъехали в како–то спальный район, въехали во двор. Из окон одной многоэтажки во все стороны вырывался свет, как у маяка. Часть этого света сливалась в «свечу» над домом, возносившуюся в стратосферу.
— Ничего себе маркер.
— Да, в глазах знающего человека мы с тобой также полыхаем. Поэтому я предпочитаю сидеть в подвале без окон и дверей.
— Плохой побочный эффект.
Я достал телефон и вызвал подкрепление, которое и будет брать изменника. А Пьеро спрашивает: что делать будете с докторишкой?
— Ну что обычно делает наркомафия с ворами…
— А вы мне его отдайте. У меня сегодня куча секретного ингредиента израсходована, надо наверстать. Кстати, он будет выглядеть лет на двадцать моложе, не поддавайтесь на это.
Я принялся оглядывать двор. Двое школьников что–то подожгли и бросили. И вдруг раздался жуткий грохот, а машину куда–то повело… а я исчез.
И вот мы сидим в подвале Пьеро. Точнее сидит шеф – очень старый человек и со вздохом перебирает игрушки. Я стою с загипсованной рукой.
— Говорите, восприятие становится как у ребенка?
— Так точно, сам видел. И когда эти звиздюки, виноват, школьники, рванули петарду во дворе, я аж сознание потерял. А Пьеро, будь он не ладен, ударил по газам и врезался в дом, отчего и скончался. Насколько я понял, травмы детства у него от громких хлопков побольше будут, чем у нашего поколения.
— Да, жалко. И машину его жалко и спецоперацию. Наверху большие надежды возлагали. А самого этого упыря, как там его погоняло? Пьеро… если честно, не жалко. Ездил бы, как все нормальные люди на современной машине с подушками безопасности, выжил бы. Он хоть что–то успел рассказать про то, как получить секретный ингредиент?
— Из намеков я понял, что из людей его добывают.
— Понятно. Похоже, что так. Мои ребята нашли в соседней комнате «нюрнбергскую деву» с проводами — ну эту вафельницу с шипами изнутри по форме человеческого тела. Проводки, какие–то склянки. В общем черт ногу сломит и рассказать теперь некому. Пакуем все и везем в Москву, пусть разбираются.
Я знаю, что такое нюрнбергская дева. Считалось, что ее придумали в 19 веке, а сама она никогда не применялась по назначению. Но вот теперь был понятно, как ее могли применять алхимики хреновы. «Не дай бог вам узнать».