Лев Толстой как зеркало русского постмодернизма.
Помню первые работы Дмитрия Крымова с огромными куклами и особенно спектакль, где «мать Д. Шостаковича» - огромная кукла, превращается в монстра - родину-мать, которая душит своего гениального сына.
И в этом спектакле поразило, что во всех персонажах есть и трагическое, и что-то ненастоящее, условное. Анну как куклу переносят в вагон с чемоданом. Вронскую и ее сына тоже уносят как манекенов с «перрона». Является Каренин с рогами, позвякивающими колокольчиками. Фигура тоже и архетипическая (муж-рогоносец) и трагическая. Он же напоминает Короля-оленя из сказки Гоцци, с которым судьба сыграет злую шутку за его слепоту.
Кроме ипостаси рогоносца, есть в нем и мотив самоуверенной гордости и самодовольства. Все планы сработают: судьба его таки наградит рогами, а незыблемая уверенность в своей значимости будет развенчана (рога и камзол он сбросит). Трагическое пробуждение Каверина обыграно сменой роли: теперь он - трагический оперный тенор, который позже превратится в монстра, для которого все люди - тряпичные куклы.
Анна сначала вполне порядочная женщина-мать, потом неожиданно «циркачка» (Крымов показывает переворот в ее судьбе через кульбиты, которые она совершает), потом женщина, известная по амплуа «сама, сама, сама», потом истовая любовница и наконец сумасшедшая. Процесс ее изменения совершается через смену ролей и переодевание в черное, потом в разноцветное, которое носят только помешанные.
Вся история осовременена и имеет к роману опосредованное отношение. С самого начала заданы координаты современности, в которой весь мир сошел с рельсов. Не случайно, еще до начала спектакля, режиссер оживил картину Гюстава Кайботта «Паркетчики», которая, если в нее вглядываться, создает впечатление качания, неустойчивости. Режущий слух скрежет железа, а за ним кульбиты Анны и других персонажей. Так слепая судьба перевернула с ног на голову жизнь героев романа. Д. Крымов показывает, что мир лишен устойчивости, и Анна все время падает на скользких полах.
Придать устойчивость предметам (читай - жизни) - это фокус, не каждому под силу. Расстановка мебели помощниками Анны не помогает. Все коллизии проиграны еще и в разных театральных жанрах: клоунады, оперы, психологического театра Станиславского и условного Мейерхольда. Постоянное «двоение» Анны: то она Анна, то - актриса Мария Смольникова, то же с Кавериным - Хабенским, то же с матерью Вронского (« Как умеем, так и играем») также усиливает тему театральности и жизни по сценарию. Словом, все персонажи на сцене оказываются похожими на марионеток - людьми с заданным обществом, мамой или бессознательным, как у Анны, кодом поведения, который они не властны изменить. Друг с другом они обращаются как с тряпичными куклами. Это и сцена с переодеванием Анны, и «швыряние» Анны по сцене во время ее прихода домой. Они - мячики в руках друг друга. Да, мы видим сильные чувства страсти: К.Хабенский прекрасно сыграл образ уязвленного человека, ревнивого мужа. Анна, взлетающая на качелях страсти под потолок, в своем (не своем, а мамы Вронского) черном платье.
Д. Крымов передают страсти героев через оперу, потому что именно опера передает страсть в чистом, рафинированном виде. И здесь каждый пропевает свою боль и вызывает невероятное сочувствие, но друг с другом они жестоки. А главное - с Сережей! Страсть и предрассудки делают их марионетками.
Кто же ими играет?
Ответ Крымова: общество, навязывая свою мораль (суфлер в спектакле подсказывает, что говорить Каренину), режиссер-постановщик (тема театра как метафора мира), родители (Вронский у Крымова - маменькин сынок), страсть как демонические силы бессознательного и, наконец, слепая воля.
А как же кукла Сережа? А вот он-то самый живой и непосредственный. И он же оживет уже в полном смысле этого слова: превратится на сцене в подростка, чтобы через мгновение умереть. Время детства - это рай, потерянный навсегда взрослыми.
Время детства - это рай, потерянный навсегда взрослыми. Опросник Льва Рубинштейна, прочитанный Марией Смольниковой в конце спектакля, сводится к двум главным вопросам: почему все именно так, а не иначе и что это все значит?
Горькие вопросы особенно пронзительно звучат после цитирования романа «Жизнь и судьба» о реальных смертях миллионов людей, многие из которых были детьми. Не случаен и образ пуповины-судьбы, которой мы все повязаны. Для театра эпохи постмодернизма отчаянные попытки человека обрести свой путь и смысл оказываются трагикомедией с апокалиптическим финалом. И , тем не менее, одним из смыслов спектакля является мысль об обретении собственного голоса, собственного смысла через понимание ценности жизни! Вот такое горькое и сострадательное к нам высказывание о жизни режиссера Дмитрия Крымова!
Браво режиссеру и всему составу актеров!!!
#МХАТ #Крымов #Толстой #театр #Сережа #Хабенский