Андрей МУСАЛОВ
Опубликовано в журнале "Ветеран Границы". №3 - 2021 г.
Ветеран пограничной службы Иван Маркин служил на различных участках границы. Но самыми сложными в его военной биографии стали три года, проведённые в Таджикистане, в Калайи-Хумбском отряде. Там Иван Анатольевич и его боевые товарищи оказались на переднем крае борьбы с исламским радикализмом и контрабандой наркотиков из Афганистана.
Испытать себя на прочность
На старой, бумажной ещё фотографии изображены трое офицеров. Совсем ещё молодые — лейтенанты. Но глаза и выражения лиц такие, что сразу ясно — эти парни прошли многое и повидали всякого. Иван Маркин, глядя на снимок перечисляет:
— Антон Злобин — выпускник Алма-Атинского пограничного училища 1993 года. Весёлый, надёжный и одновременно дерзкий. Погиб при взрыве фугаса 2 января 1995 года. Андрей Костарев, Московское пограничное училище – 1994 год. Спокойный, рассудительный парень. Едва прибыл в отряд, стал рваться на «боевые», хоть и не было толком опыта. В августе 1996 года погиб при переправе через Пяндж, выполняя разведзадание. Тело Андрея нашли только спустя четыре дня на участке 4-й заставы. Таджики не зря говорят, что «хороших людей Пяндж не забирает». Константин Селюк, тоже из Алма-Атинского выпуска 1993 года. Решительный, грамотный, всегда уверенный и требовательный к себе. Неоднократно участвовал в столкновениях с боевиками, проявляя при этом мужество и отвагу. Погиб уже на «гражданке». Разбился на машине…
Пожелтевшая подпись на обороте гласит «Застава «Памирские барсы». 1994 год». Вроде российские пограничники в тот год не участвовали официально в гражданской войне в Таджикистане. И ветеранами боевых действий их долго не признавали. Но вот, ведь — из трёх офицеров на фото только ни один не дожил до наших дней. Кто знает, почему так выходит — по одним и тем же военным тропам ходили, по одним и тем же минным полям, под прицелом бандитов, испытывая голод, холод и жажду, рискуя подцепить малярию, тиф брюшной и кучу других болезней, коими славится южная республика. По всему выходит — судьба.
Иван Маркин всегда испытывал судьбу на прочность, старался оказаться там, где трудно. В 1992 году, после окончания Голицынского пограничного училища, по распределению попал в Южно-Курильский пограничный отряд. А уже через полгода, в начале 1993 года, отправился в свою первую командировку, в Таджикистан. Поначалу туда офицеров отправляли на два месяца, затем – на полгода. Позже срок увеличили до полутора лет. Льгот никаких не было, но пограничники рвались туда. Видимо, это особая профессиональная черты — испытать себя на прочность. Испытать там, где реально трудно.
Разумеется, Маркину сразу же хотелось попасть на самый боевой участок, о чём он, сразу после прибытия в Московский пограничный отряд, попросил его начальника – полковника Василия Масюка. Но тот отправил молодого лейтенанта на достаточно спокойную — 6-ю линейную заставу. На её участке охрана границы велась «классическим» способом – «система», выезды тревожной группы. Единственное что отличалось от мирного времени — наряды несли службу в укрупнённом составе и с групповым оружием.
Начальником заставы был капитан Сергей Степичев, ветеран ещё афганских событий. В соседних подразделениях также ещё служили офицеры, прошедшие ту войну. Благодаря им в отряде было особое отношение к боевой подготовке. Не было ничего ненужного и непрактичного — учили, придерживаясь знаменитого «матросовского» принципа «войска необходимо учить тому, что необходимо на войне».
От «афганцев» можно было получить множество жизненно необходимых советов — как рационально использовать оружие, как двигаться по дорогам, чтобы избежать подрыва на фугасе, какие сигналы использовать в бою, как применять дымовые гранты для прикрытия манёвров. Они же научили шить «лифчики» для переноски автоматных магазинов и гранат, которые промышленным способом ещё не изготавливались.
Правый фланг Московского отряда, где находилась 6-я застава отличался спокойствием, там не было боестолкновений, хотя на левом фланге, на участках 15 и 16 застав отряда прошли боестолкновения с боевиками оппозиции и афганскими моджахедами. В ходе боев погиб командир отделения 15 заставы «Шагон» сержант Филиппов и командир танкового взвода 201-й дивизии лейтенант В. Оловаренко, прорывавшийся в составе бронегруппы на помощь 16 заставе «Йохчи-Пунь».
Как раз в тот период погиб лейтенант Оловаренко, командир танка Т-72 из состава 201-й дивизии, усиливавший 15-ю заставу.
— Хоть на заставе и было относительно спокойно, многие из нас старались не сообщать близким о том, где мы на самом деле служим, - вспоминает Маркин. — Например, мой будущий замполит, Сергей Яковлев, будучи в своей первой командировке в Таджикистане - для своих родителей создавал видимость, что служит на Дальнем Востоке, в Сковородинском отряде. До командировки он проходил службу там, на заставе «Перемыкино». Так вот, все полгода, что длилась командировка, Сергей слал родителям письма из Таджикистана через свою заставу. Для этого он шёл на уловку – вкладывал письмо в два конверта. На сковородинской заставе его сослуживец разрывал верхний конверт и заново отправлял письмо уже на родину Яковлева. Глядя на почтовые штемпели, родители не могли догадаться, где на самом деле находится их сын. Так он оберегал их покой.
В мае 1993 года первая командировка подошла к концу. Перед отъездом с Маркиным и другими прикомандированными офицерами побеседовал начальник Московского отряда полковник Василий Масюк. Он сказал, что будет рад, если они вернутся в его часть.
Едва вернувшись на Курилы, Маркин тут же написал рапорт на новую командировку в Таджикистан. И в марте 1994 года улетел туда уже на полтора года. Вновь прибыв в Московский погранотряд, он изъявил желание служить в наиболее боевом подразделении и вскоре был назначен на должность начальника заставы 1-й мотоманевренной группы, которая дислоцировалась в районе посёлка Пархар.
Когда Маркин прибыл к новому месту службы, мангруппа, как подразделение, ещё только формировалось. Изначально основной боевой машиной ММГ была БМП-2. Техника была старой, ещё времён войны в Афганистане. Позже БМП были переданы во вторую мангруппу левого фланга отряда, где происходили активные боевые действия, взамен первая получила такие же старенькие БТР-70.
Подразделения мангруппы были разбросаны по различным участкам границы. Периодически часть личного состава откомандировывалась на левый фланг, где происходили боестолкновения. В апреле 1994 года подразделение Маркина отправили на правый фланг отряда, на участок 2-й линейной заставы. Там он подружился с заместителем начальника заставы лейтенантом Антоном Злобиным.
— Личный состав моего подразделения жил непосредственно в опорном пункте, а меня и моих замов офицеры заставы гостеприимно пригласили пожить в своей комнате, — вспоминает Иван Анатольевич. Жили впятером, но как говорится – в тесноте, да не в обиде. В свободное от службы время (очень редкое), парились в бане. Чтобы разнообразить довольно скудный рацион питания изредка выезжали на охоту или рыбалку.
В июле 1994 года Маркину приказали готовиться к отправке на Памир, на участок Хорогского пограничного отряда, в посёлок Калайи-Хумб, где дислоцировалась 1-я комендатура. Причиной стало обострение обстановки в Тавильдаринской зоне, где происходили активные боевые действия между правительственными войсками Таджикистана и силами оппозиции. Оппозиционерам при поддержке афганских душманов удалось перерезать ряд дорог в этом районе, в результате чего большой участок восточной части страны оказался отрезан от основной территории. В ходе боёв в Тавильдаре подразделениям оппозиции удалось захватить в плен 52 военнослужащих Министерства обороны Таджикистана (МОРТ).
— Для отправки на базе Московского отряда формировалось новая резервная застава, которое было поручено возглавить мне, — рассказывает Иван Анатольевич. — Моими замами были назначены лейтенанты Антон Злобин и офицер Московской ДШМГ, мой однокашник - Сергей Яковлев. Основой для создания нового подразделения послужила та самая 2-я линейная застава, на которой служил Злобин. Первым делом встал вопрос о комплектовании штата дополнительным личным составом. Его предстояло получать в нескольких подразделениях Московского отряда. Некоторые их командиры отнеслись с пониманием, разрешали забрать тех или иных военнослужащих. Другие напротив – принимали в штыки. К числу последних относился начальник Московского ДШ Сергей Басманов. Он поначалу сказал: «Никого я тебе не дам!» Позднее, всё же выделил для перевода четырёх человек, в том числе — контрактников. Хорошим пополнением стали контрактники и солдаты из инженерно-сапёрной роты Андрея Ковалевского, очень нужные специалисты.
Большую помощь в деле подбора кадров оказал начальник Московского отряда — полковник Масюк. В результате численность личного состава нового подразделения составила 50 человек, включая 3 офицеров, 1 прапорщика – старшину и 6 контрактников. Хочется отметить, что среди военнослужащих-срочников только шестеро были россиянами.
Первоначально предполагалось, что на слаживание личного состава офицерам заставы дадут две недели. Это было необходимо, поскольку солдат мы получали из самых разных подразделений. Был составлен план боевой подготовки, запланированы занятия по тактике пограничных войск, огневой и физической подготовке и так далее. Обучением, должен был заняться заместителем начальника заставы по боевой подготовке лейтенант Злобин.
К сожалению, всех запланированных занятий провести не удалось. Уже через два дня после того, как офицеры увидели своих новых подчинённых, им сообщили, что обстановка резко обострилась. Поступила информация, что захваченных в Тавильдаре 52 военнослужащих МОРТ боевики планируют переправить в горный Бадахшан, а оттуда – на территорию Афганистана. На подготовку к вылету была отведена одна ночь. Утром застава погрузилась в вертолёты и была переброшена на участок Калайи-Хумбской комендатуры Хорогского погранотряда.
Ни мира, ни войны
Чем ближе вертолёт подлетал к Калаи-Хумбу, тем больше казалось, что он попал на другую планету. Здесь всё отличалось от того, что было в равнинной части страны. Огромные, почти лишённые растительности, горы словно были частью марсианского пейзажа. Повсюду превалировали различные оттенки коричневого – от светло-песчаного до почти красного. Вершины сливались в две огромные стены, между которого виднелась грязная бурая полоска воды – река Пяндж. Вдоль неё, по таджикской территории вилась серая полоска. Это была стратегическая дорога, тянувшаяся от Мургаба до Куфаба и Тавильдары. На неё словно бусины на нитку были нанизаны редкие кишлаки. Возле самого крупного из них вертолёт пошёл на снижение. Сидевший у пулемёта, выставленного в дверной проём, борттехник пояснил:
— Калайи-Хумб!
На земле Маркину и его сослуживцам было чему удивиться. Первым делом они увидели множество вооружённых боевиков прямо на площадке приземления. К вертолётам мог подойти кто угодно, никакой охраны по периметру не было. Это стало неприятным открытием.
Площадка приземления находилась в горах и до отряда предстояло доехать автоколонной. При этом, большая часть вооружения и боеприпасов была в укупорке, на руках было только личное оружие офицеров. По пути то и дело попадались группы вооружённых боевиков.
— Мы ехали молча, стараясь не вступать в конфликты, в соответствии с инструкцией, — вспоминает Маркин. — на въезде в Калайи-Хумб мы увидели разномастную толпу людей, вооружённых автоматическим оружием, пулемётами, гранатомётами. Часть из них вела себя нейтрально, но были и такие, что кричали в сторону нашей колонны: «Зря вы сюда приехали! Вас всех здесь убьют!» Было не по себе, покуда наши машины не въехали в ворота комендатуры.
Сразу же после прибытия, местные пограничники ознакомили новичков с обстановкой. Возглавлял комендатуру в Калайи-Хумбе подполковник Михеев Анатолий Дмитриевич. Он рассказал о множестве местных специфических «особенностей», неведомых тем, кто служил на равнине. В Московском и Пянджском отрядах любой посторонний вооружённый человек считался врагом и брался на прицел. На Памире же всё было иначе — пограничников здесь был совсем мало, а боевиков различных вооружённых формирований разной степени легитимности — много. Поэтому любые резкие действия, до поры – до времени, были нежелательны.
Силы российских пограничников были представлены линейными заставами, находившимися в фактической блокаде и постами Казахстанского батальона. Казбат держал позиции на ключевой высоте — Микрон, позволявшей при помощи артиллерии контролировать весь прилегающий район. В состав Казбата поочередно откомандировывались подразделения внутренних, десантных или пограничных войск. Соответственно и командиры были то «вэвэшниками», то десантниками, то пограничниками.
Руководство Группы Российских пограничных войск в Таджикистане (ГПВ в РТ) осознавало, что шаткое перемирие на Памире рано или поздно закончится боевыми действиями, поэтому постепенно наращивало силы в районе Хорога, Ишкашима и Калайи-Хумба. Сюда были брошены резервы из Московского и Мургабского отрядов, подразделения прикомандированной Гродековской мотомангруппы, позднее - Душанбинская десантно-штурмовая маневренная группа, а также Казахстанского миротворческого батальона. Непосредственно в Калайи-Хумб из Московского отряда, помимо заставы Маркина прибыла инженерно-сапёрная группа во главе с капитаном Андреем Ковалевским. Несмотря на постоянный рост численности сил пограничников на Памире всё равно было недостаточно, чтобы эффективно противостоять боевикам.
Все угрозы, исходившие со стороны Афганистана, были связанны с несколькими ущельями, выходившими к границе из глубины Афганистана. Прежде всего, речь шла о Джавайском ущелье. По ним боевики таджикской оппозиции стремились перебросить к государственной границе как можно больше живой силы, оружия и боеприпасов, и снаряжения. После переправы на таджикский берег, это всё через перевалы уходило в Тавильдару и Гарм, в зону боевых действий с правительственными войсками.
Те боевики, которых мы повстречали на въезде в посёлок, назвали себя «силами самообороны Бадахшана». Командовали ими полевые командиры Якуб, Салам Мухаббатов и его брат — Мухамади. С ними у командования отряда было что-то вроде «пакта о ненападении». Дело в том, что автономная Бадахшанская область на тот момент стремилась не вмешиваться в гражданскую войну на чьей-либо стороне. Местные жители даже подчёркивали, что они не таджики, а отдельная нация, памирцы. Силы обороны самообороны Бадахшана придерживались некоего нейтралитета, держась независимо как от российских пограничников, так и от оппозиции. При этом они периодически демонстрировали свою силу, давая понять, что они здесь хозяева.
Следует отметить, что среди сил самообороны Бадахшана было немало радикальных элементов, которые требовали убрать с границы российских пограничников и открыть свободное перемещение в Афганистан. Нашей задачей было перекрытие рубежа, предотвращение перемещения через него оружия, наркотиков и другой контрабанды, что естественно вызывало у этой публики протест.
Выше по течению, Пянджа, проживали исмаилиты, придерживавшиеся специфической ветви ислама, с особым мировоззрением и традициями. Их духовный лидер — Ага-Хан, жил за рубежом. Он регулярно присылал в Бадахшан колонны автомашин с продовольствием. По дороге их активно грабили на многочисленных блокпостах те или иные банды и группировки.
В афганском приграничье находилось большое число вооружённых отрядов оппозиции из Движения исламского возрождения Таджикистана —ДИВТ, бежавших туда после поражения в ходе гражданской войны. Там же находились тренировочные лагеря. Управление силами оппозиции шло из района города Тулукана. Возглавлял их Саид Абдулло Нури (Абдулло Нуриддович Саидов — 1947 – 2006 годы).
Саидов был закоренелым исламистом-радикалом, входивший ещё в начале 1970-х нелегальную организацию «Нахзати исломи». За свою деятельность в 1987 он был арестован и осуждён на полтора года лишения свободы. После освобождения Абдулло Нури был главным редактором исламистской газеты «Трибуна Ислама» («Мибари Ислом»). После разгрома Исламской оппозиции в 1992 году бежал в Афганистан, где и возглавил силы таджикской оппозиции. Штабом боевиков руководил Ризван Садиров.
В то время в Афганистане также происходило что-то вроде гражданской войны. Генерал Дустум, узбек по национальности, противостоял Кабулу и проводил свою собственную политику. Напротив Калайи-Хумба, по ту сторону реки Пяндж, находился афганский Бадахшан, который был столь же дистанцирован от центра своей страны, как и Бадахшан таджикский. Там дислоцировались три пограничных батальона афганской армии. Несмотря на название, по сути это были банды душманов, действовавшие самостоятельно, на своё усмотрение. Дальше, в глубине страны находился знаменитый Ахмад Шах Масуд, который также был независим от остальной страны.
Всем этим силам присутствие на своей территории вооружённой таджикской оппозиции было совершенно ни к чему. Афганцы были заинтересованы в выдавливании ДИВТ за границу и прекращении конфликта в Таджикистане.
За развитием событий в районе наблюдала группа офицеров ООН. В её состав в 1994 году входили военнослужащие из Бангладеш и с Украины. Запомнился украинец по фамилии Летуновский, который был весьма радикальным националистом и принципиально не разговаривал с пограничниками по-русски. Толку от этих голубых касок было совсем немного.
Внутри самого Хорогского отряда и Калайи-Хумбской комендатуры также всё было непросто, поскольку большая часть личного состава была укомплектована выходцами из Таджикистана. Гражданская война расколола его на этнические группы. Солдаты из числа местных жителей — памирцы, считали равнинных таджиков чужаками. Мои подчинённые были выходцами из Куляба и Курган-Тюбе, поэтому местные к ним относились неприветливо. Это приходилось учитывать при планировании любой повседневной деятельности.
— В комендатуре нашу заставу встретили очень тепло, поскольку мы стали для неё серьёзным усилением, — рассказывает Иван Анатольевич. — В первый же день часть личного состава заступила на охрану границы. Остальные, всё же, приступили к боевой учёбе. За неё, как зам по боевой подготовке, отвечал лейтенант Злобин. Несмотря на весёлый нрав, Антона отличали высокий уровень командирской подготовки, требовательность к подчинённым и к себе самому. Он был отлично подготовлен как офицер и щедро делился с подчинёнными своими знаниями и опытом. Это дало свои положительные результаты. За полгода в подразделении не было ни одного случая небоевых потерь, хотя военнослужащие заставы каждый день выполняли задачи с оружием и боеприпасами в сложных условиях: ночами, на скалах и в движении «на броне». Неудивительно, что самые сложные задачи на участке нашей комендатуры выпадали на долю именно нашей заставы.
Условия для жизни в Калаи-Хумбе были весьма спартанскими. Вскоре после прибытия, заставу Маркина расположили в заброшенной сборно-щитовой казарме — без окон и дверей. Когда-то, во времена войны в Афганистане, в здании размещалось общежитие. Своими силами пограничники восстановили здание, оборудовали спальное расположение, офицерский кубрик, «оружейку».
Отдельной местной проблемой было скверное питание. Поскольку участок Хорогского отряда был отрезан от основной группировки российских погранвойск, личный состав постоянно пребывал в полуголодном состоянии. Главным блюдом была «красная рыба» — килька в томатном соусе. Из «разносолов» — лук, залитый уксусом, который здесь называли «памирским салатом».
— В первые месяцы пребывания в Калайи-Хумбе не раз и не два я добрым словом поминал полковника Масюка за то, что он отправил нашу заставу хорошо экипированной и оснащённой, — рассказывает Маркин. — Его военный опыт подсказывал, что командир только тогда может требовать что-то от подчинённых, если он обеспечит их всем необходимым. Каждый военнослужащий прибыл в Калаи-Хумб с тремя сутодачами сухого пайка, двумя комплектами обмундирования и пятью — боеприпасов. У каждого была качественная «альпийка» (сейчас такой вид одежды называют «горкой»). Всем было выплачено денежное довольствие на три месяца вперёд. Также имелись, спальные мешки, палатки и всё необходимое для автономного проживания. С таким обеспечением нас можно было выбросить, где угодно, на любом участке границы.
Этим подразделение Маркина разительно отличалось от других. Например, на мангруппу Гродековского отряда, находившуюся здесь же, в Калайи-Хумбе, невозможно было смотреть без слёз! Она была отправлена на Памир с Дальнего Востока без многого необходимого и за полгода пребывания в Таджикистане окончательно обносилась. Солдаты в рваном обмундировании, в сапогах, с привязанными проволокой подошвами. Не в лучшем виде была и прибывшая на усиление резервная застава Мургабского отряда, личный состав которой был наспех набран из солдат тыловых подразделений.
Неудивительно, что в глазах местных жителей вновь прибывшая застава выглядела очень выигрышно. Почему-то они решили, что к ним прибыл какой-то особый пограничный спецназ. «Виновником» этого был всё тот же лейтенант Антон Злобин, который отличался особым, заразительным юмором. Он на ходу мог придумать искромётную шутку, сохраняя при этом абсолютно серьёзное лицо. Был случай, один полковник, приехавший из Москвы, увидел на руках у Злобина штурмовые перчатки. Поинтересовался:
— Зачем вам этот элемент экипировки?
Антон с самым серьёзным лицом принялся рассказывать:
— Видите ли, когда приходится спрыгивать с брони под огнём противника, я совершаю кувырок и приземляюсь на руки. Чтобы их не порезать об щебень и камни нужны эти самые перчатки… Но, если говорить серьёзно, то больше для понта, конечно же!
Многие сослуживцы становились жертвами беззлобных приколов Злобина или как сейчас сказали бы — «троллинга». В то ж время они были уверенны, что Антон — этот тот, кто никогда не подведёт и всегда первым придёт на выручку. Поэтому на него никогда не обижались.
Очередной такой шуткой стала и стала эта байка, которую Антон запустил среди местных жителей. Мол наша застава — это особый, суперсекретный спецназ пограничной службы. Шутка была принята за чистую монету и ушла в народ.
— Спустя некоторое время напомнила о себе самым неожиданным образом, когда нас пригласили в гости командиры казахстанской роты, - улыбается Иван Маркин. — В тот момент в состав этого подразделения входили десантники, крепкие, хорошо отобранные ребята, на 70% — русские. Подразделение выглядело весьма внушительно, хотя со специфической дисциплиной. Нужно отметить, что мы выглядели также вполне выигрышно, поскольку были весьма хорошо экипированы (опять же – спасибо полковнику Масюку!). на каждом были камуфлированные «разгрузки», не очень практичные, но эффектные, либо китайские «лифчики».
Во время мероприятия один из казахстанских офицеров поинтересовался: «Правда, что на Памире действует какой-то секретный российский пограничный спецназ. В экспериментальной форме, с особым вооружением?» Антон Злобин не растерялся и, с серьёзным лицом, без запинки ответил: «Да, есть такой. Называется «Памирские барсы»! Экипированы и вооружены по последнему слову. Отбиваются до последнего патрона, потом подрывают себя и уходят в легенду!»
Тогда-то и родилась легенда о «памирских барсах». Мы старались подтверждать эту неожиданную славу делами, став наиболее боеспособным резервом комендатуры.
Было очевидно, что шаткое перемирие между российскими пограничниками и местной оппозицией продержится не долго. Поэтому сразу же после прибытия, «памирские барсы» стали готовиться к боевым действиям. Свою штатную технику подразделение оставило в Московском отряде. На новом месте дислокации ему были переданы три БТР-80 и одна старенькая, постоянно «кашляющая» БМП-2. Это был его «бронированный кулак».
Из-за очевидной слабости пограничной группировки, нам приходилось придерживаться нейтралитета в отношении сил самообороны Бадахшана. Это чем-то напоминало «холодную войну». В число задач, решаемых Калайи-Хумбской комендатурой, было выставление дозоров и засад, с целью предотвращения незаконных переправ через Пяндж, проведение поиска с целью обнаружения схронов с оружием и боеприпасами. Как правило, они реализовывались на основе разведданных. Но часто эти действия не приносили результата. Поскольку натыкались на противодействие со стороны сил самообороны. Иван Маркин вспоминает одну из таких историй:
— В один из августовских дней 1994 года от разведки поступила информация, что готовится незаконная переправа в районе афганского кишлака Нусай. Это чуть в стороне от Калайи-Хумба. Я, во главе группы бойцов, выдвинулся в место предполагаемого нарушения границы. Прибыв туда, мы обнаружили группу боевиков самообороны, с ног до головы, увешанных оружием. Поскольку в огневой контакт с ними я не имел права вступить, то приказал подчинённым занять позиции на берегу реки, а сам отправился на переговоры – расставить точки на «i». Проходили они примерно в таком ключе:
— Что вы тут делаете?
— А вы что тут делаете?
— Выполняем задачу по недопущению незаконной переправы с афганского берега.
—А мы встречаем тех, кто должен переправиться.
— Значит, сегодня не судьба. Можете расходиться по домам.
— Нет, мы не куда не уйдём.
— Хорошо. Мы тоже не уйдём. Если рыпнитесь, вас накроет наша артиллерия.
На самом деле район был под прицелом миномётной батареи, и боевики это отлично знали, поэтому предпринимать что-то не решались. Получилась патовая ситуация. Так напротив друг друга мы с ними просидели всю ночь, болтая о том о сём. Утром самообороновцы отправились восвояси, переправа так и не состоялась. К слову сказать, я тогда получил некоторый бонус, из казавшегося пустым трёпа с главарём боевиков довелось узнать немало полезной информации: кто в самообороне кем командует, каковы их планы и устремления, и прочее. Все эти данные передал в разведотдел.
В сложившихся условиях главной задачей, стоявшей перед пограничниками на Памире, было обеспечение прохождения колонн с грузом продовольствия, боеприпасов и прочего, шедших в сторону отрезанной противником зоны. Они двигались из Киргизии, через памирские перевалы, Мургаб и Хорог по единственной дороге, вившейся вдоль реки Пяндж.
До поста Хихик колонны сопровождали военнослужащие Хорогского отряда. Там происходила передача колонн силам нашей комендатуры, которая доводила их до места назначения. По сути, весь маршрут представлял собой узкий коридор, зажатый стенами гор. Одна из них находилась в Афганистане, другая – в Таджикистане. В некоторых местах этот коридор становился совсем узким и до противоположной стороны, что называется, было рукой подать.
Несмотря на постоянный рост напряжённости, некоторое время обходилось без стрельбы, хотя всё лето 1994 года обе стороны активно выставляли вдоль дороги и реки Пяндж свои посты, брали под контроль ключевые высоты. Иногда боевики успевали раньше пограничников, иногда – наоборот. Всё это напоминало игру в шахматы.
Например, в один из дней застава Маркина выдвинулась в местный аэропорт и превентивно взяла под контроль вертолётную площадку. Было известно, что одной из высот, которую планируют захватить боевики, была вертолётная площадка. Одна из их групп даже выдвинулась в сторону аэродрома. Если бы ей удалось достичь своей цели, для российских пограничников весь район Калаи-Хумба оказался бы отреза от равнинной части республики. Поэтому пограничники поспешили опередить противника.
— Мы успели раньше, — рассказывает Иван Анатольевич. — Боевикам досталась лишь соседняя высота, но они контролировали дорогу к нашему посту. Поэтому всё необходимое приходилось тащить на себе по тропам, включая воду, поскольку источников там не было. Её несли в специальных заплечных резервуарах на 12 литров. Всего удалось притащить с собой один суточный запас воды. Поскольку сидеть на высоте предстояло долго, его разделили на равные части, вне зависимости от званий и должностей. Получалось по кружке на каждый приём пищи: завтрак, обед и ужин. Всех военнослужащих предупредили о жёсткой дисциплине потребления воды.
Боевики на соседней высоте без устали грозили прийти и отрезать головы, скандировали «Аллах Акбар!» и включали записи с молитвами муэдзинов. Поэтому на позициях застава пребывала в постоянной готовности вступить в бой, а офицеры, внимательно следили, чтобы подчинённые всегда имели при себе оружие, каски и бронежилеты. Поначалу некоторым из солдат казалось, что это требование излишне, но время показало, что отцы-командиры были правы.
Постепенно на стратегической дороге, проходившей вдоль Пянджа, сложилась довольно странная ситуация — вдоль неё чересполосицей стояли как контрольно-пропускные посты пограничников, так и посты боевиков сил самообороны Бадахашана. При этом обе стороны вроде как соблюдали в отношении друг друга нейтралитет. Пограничники, в тот момент, спокойно общались с самообороновцами. Некоторые из них даже получили от местных собственные прозвища на восточный манер – например я стал «камандон-борода».
На выставленных постах, пограничники начинали осуществлять контроль транспорта, шедшего по дороге. Требовалось посчитать и зафиксировать – какие машины проезжают через блокпост, сколько в них людей, какое имеется при них оружие. По договорённости с силами самообороны представители вооружённой оппозиции могли проезжать через посты пограничников из района боевых действий в Гармско-Тавильдаринской зоне на отдых и лечение.
Это было странное состояние «ни мира, ни войны». При этом обе стороны не забывали, кто перед ними.
— Каждый день мы сталкивались с этой агрессивной массой вооружённых людей, потерявшими всякие берега, — рассказывает Маркин. — При этом, главной неприятностью для нас, российских пограничников, был непонятный и подвешенный статус пребывания. Не раз и не два каждый из нас, задавался вопросом – если мы не являемся ли мы стороной конфликта, то почему всякий раз оказываемся на острие внутритаджикского противостояния? Имеем оружие, но отвечать можем лишь на прямое нападения в отношении себя, когда, зачастую, отвечать уже поздно. Это прекрасно понимали и боевики, которые нередко откровенно хамили, «быковали», демонстрировали южные понты.
От пограничников требовалась большая выдержка, чтобы не поддаться на очередную провокацию. Противостояние напоминало поведение боксёров, наносящих друг другу короткие едва заметные джэбы, балансируя на грани, но не переходя точку невозврата, за которой последует решительная атака.
Почти все вооружённые люди, передвигавшиеся на автомобилях, представлялись участниками сил обороны Бадахшана, хотя было очевидно, что это либо боевики оппозиции, либо откровенные бандиты. Среди них встречались весьма экзотические личности: арабы, негры – словом, разного рода наёмники, приехавшие поживиться на очередную войну. Периодически в докладах, приходивших с постов, мелькала фигура некоего однорукого араба. Возможно, это был небезызвестный Хаттаб, позже «проявивший» себя в Чечне.
Среди бандитов были совершенно экзотичные личности, вооружённые самым неожиданным оружием: британскими винтовками начала ХХ века – так называемыми «бурами», пулемётами Дегтярёва, пистолетами-пулемётами ППШ. Запомнился один бандит, носивший за спиной две сабли, как персонаж мультфильма про черепашек-ниндзя. Его так и прозвали – «ниндзя». Другой носил бурку на манер Чапаева.
Но особенно выделялись бандглавари — одиозные личности, которых прежде можно было встретить разве что в пиратских романах. Например – Чёрная рука, носил протез, а Лёша Горбатый действительно был горбуном, ростом в 160 сантиметров. Последний был ярким провокатором и наркобароном всего Бадахшана, ворочавшим миллионами долларов. В миру Лёшу звали Абдумалоном Аембековым и он был совершенно «отмороженным». В отличие от договороспособного генерала Салама, который не особо стремился воевать, Лёша Горбатый был более радикален, стремился создать образ главного человека на Памире и на сложившийся статус-кво «ни мира, ни войны» с пограничниками ему было наплевать.
Однажды у Ивана состоялся напряжённый диалог с этим самым Лёшей. Как-то к контрольному посту подъехал УАЗ — «таблетка» с бадахшанскими номерами советского образца и буквами «ГБ». Когда подчинённые Маркина остановили машину, из неё выскочил Горбатый, в сопровождении охраны из восьми человек. Все были эффектно увешаны автоматами, карабинами, гранатами и даже редкими в тех местах пистолетами-пулемётами «УЗИ». Бандиты тут же окружили офицера кольцом и дальше вели диалог с этой выигрышной позиции.
Лёша без особых церемоний спросил:
— Чё надо?
Маркин, как положено, ответил:
— Сообщите — кто вы, откуда и куда едете.
— А если я на это не соглашусь, то тогда что будет?
— Что будет? Война – будет!
После этих слов бандиты ощетинились стволами, принялись демонстративно передёргивать затворы и принялись поливать пограничника матерными словами. Стараясь сохранять самообладание, тот пересчитал их число, имевшееся вооружение и записал в тетрадочку.
Лёша между тем театрально вопил:
— Старший лейтенант! Я дела решаю с полковниками и генералами! Ты не знаешь, о чём я с ними договорился! Я в прошлом месяце на Москву героина отправил на полтора миллиона долларов!
— Мне без разницы, о чём ты договорился. Я выполняю приказ о контроле на дорогах.
На своих постах боевики также вели учёт проходившего транспорта, не отказывая себе в удовольствии позаимствовать что-нибудь из груза. Самым проблемным местом в этом отношении было Висхарвское ущелье, которое захватила банда Джумы. Здесь на таджикской стороне в узком месте находился мост через речку, впадавшую в Пяндж, подорвав который можно было отрезать сразу половину участка комендатуры. Боевики прекрасно это понимали, а потому заминировали мост. Пользуясь стратегическим положением, Джума безбожно потрошил проезжавшие почти все мимо проезжавшие колонны, прежде всего – караваны Ага-Хана, предназначенные для исмаилитов. Примечательно, что грабёж происходил при попустительстве представителей ООН. Пограничные машины боевики тогда ещё не трогали, но было очевидно, что это — до поры, до времени. Пока же им всякий раз приходилось преодолевать заминированный мост под прицелом «духов», чтобы было весьма неприятно.
Для того, чтобы взять под контроль окрестности Висхарвского ущелья и избавиться от банды Хакима, руководством ГПВ в РТ была разработана войсковая операция с привлечением авиации. Но события неожиданно начали развиваться не по плану.