Заштормило в кабаке
После пятой кружки.
Кто сказал, что колдуну
Больше и не нужно?!
Эй, шинкарь, ещё пивка -
Не то получишь в башню,
Ведь на волшебном посохе -
Нехилый набалдашник!
(Песня из цикла о Плоском Мире)
Вступление
Почему мне вдруг вспомнился Пратчетт? На самом деле, ассоциативная цепочка не такая уж и длинная, и ее построить у себя в голове можно будет уже после нескольких абзацев текста, даже если она сама по себе покажется странной. Итак, что это за человек такой - Фауст? Я сама присутствовала при том, как на подобный вопрос человек ответил: «Это герой Гете. Он был ученый, стремился к знаниям и продал душу Мефистофелю, то есть Дьяволу, потом встретил девушку Маргариту… И да, на его душу Бог и Мефистофель в самом начале (после пролога) поспорили…». Конечно же, я не собираюсь обесценивать литературные заслуги Гете, особенно после того, как я из издательского предисловия к «Страданиям юного Вертера» узнала, что это произведение чуть менее чем полностью написано совершенно не с серьезным к происходящему в сюжете отношением. Точнее серьезным, но не совпадающим с взглядами главного героя. Да, во все времена некоторые люди не любили читать предисловия, правда, теперь этим все больше грешат не самые внимательные читатели Уайлда, порождая иногда бред разной степени известности и забористости… Но это я отвлеклась немного: наболело. Так вот, о чем это я? Гете я обесценивать не хочу и не собираюсь, но сколько бы я ни ломала голову над тем, почему Гете выбрал именно Иоганна Георга Фауста (заставив, правда, Маргариту называть его Генрихом), чтобы изобразить мечущегося ученого, когда точно были более подходящие по изначальной своей истории кандидаты.
Итак, это Пересмешник, местный, если угодно, Генри Уоттон в юбке, которого хлебом не корми, дай в чем-то почти общепринятом усомниться, и я попытаюсь разобраться с мыслями на эту тему в своей голове и поделиться результатом с другими.
Бессмысленное исследование
Один знакомый сказал мне, что простое сравнение трёх главных произведений с Фаустом в качестве центрального персонажа - народной книги Шписа, пьесы Марло и драматической поэмы Гете - просто-напрсто бессмысленное исследование. Имеет смысл с этим согласиться, но кое-какой элемент такого вот исследования придется привнести. Какого человека мы видим в народной книге? Хотя нет, не так: что должна чисто теоретически донести читателю народная книга? Год написания - 1586, постреформационный период, а некоторые байки о докторе Фаусте появились ещё непосредственно во время Реформации, и о том свидетельствует эпизод в папском дворце, перекочевавший потом и к Марло. Да, персонаж-колдун по определению не мог в то время встретить одобрение из-за простой логической цепочки: "колдовство - служение Дьяволу". Папа для германских земель, по которым довольно бодрым маршем шагают новые взгляды на церковь и жизнь христианина, уже не авторитет, а тот, кто вместо служения Богу нарушает свои же обеты, как, собственно, и почти все остальное католическое духовенство, за что и высмеивается в том числе и в народной книге, где упоминается роскошь папского дворца и нравы его обитателей. Разумеется, обитатели эти пьяницы, обжоры, и распутники, и с ними сравнивается... Разумеется, центральный персонаж, доктор философии и медицины Иоганн Георг Фауст. И вот мы вновь пришли к эпиграфу. В изначальном народном представлении Фауст не так сильно отличается от колдуна из пратчеттовской песенки за одним исключением: по легенде, до двухсот лет, которые абсолютно точно по заверению сэра Терри "не праздник", он не дожил и такого слова как "файербол" он знать не мог - вот и все!
Вместе с тем, образ его рисуется довольно мутно: ничего, кроме с приходом всех ветвей протестантизма ещё сильнее критикуемой "свинской и эпикурейской жизни", сведений о происхождении (родители-крестьяне, а, значит, в новой системе координат - умеренные в потребностях честные труженики, что должно было повергнуть читателя, уже немного знающего об их сыне, в шок, а затем - в печаль), образовании, мы о герое не знаем почти что ничего. Вот и воображай как хочешь непроясненные мотивы некоторых его поступков.
Следующая ступень (и хронологически, и по степени "усложнения" мотивации героя) - Марло. И тут впервые возникает тема познания как цели. Да, Фауст желает постичь магию и призвать демона, чтобы познать мир и, как бы странно это ни звучало, сделать его с помощью этих знаний несколько лучше. Но вот только вскоре он ведётся на поводу у эгоистичных желаний и катится по наклонной плоскости, в итоге попав прямиком в Преисподню. Впрочем, в первую очередь, с самого начала ему в вину ставятся тщеславие и гордыня, как, собственно, и в оригинале, вот только у Марло это приобретает вид буквально вымощенной благими намерениями дороги в Ад.
Про произведение Гете хочется сказать лишь несколько слов, дабы прояснить некоторые моменты. Как известно, первая часть трагедии была написана ещё во времена "Бури и Натиска", и, соответственно, главный герой - выделяющийся среди остальных, тонко чувствующий и желающий познать тайны мира человек, попавший в мистическую западню и совершивший под влиянием этих потусторонних сил преступление (или несколько). Вполне ясная фигура немецкого романтизма. Лично мне при вышеприведённом описании помимо "Фауста" вспоминаются ещё "Эликсиры Сатаны" Гофмана.
Вторая же часть стала произведением, где автор старательно изложил все свои философские взгляды, и от былой атмосферы даже там не осталось ни следа.
В заключении к этой подтеме хочу повторно сказать, что, наверное, нескоро пойму, почему Гете использовал именно Фауста, а не другого человека, обвинявшегося в колдовстве, но хотя бы похожего на того, кто бы страдал жаждой знаний, того, чей образ закрепился немного иначе. Впрочем, это, на мой взгляд, ещё более бессмысленное в чем-то исследование, ведь то, о чем думал классик, узнать невозможно, а абсолютное большинство догадок на этот счёт имеют равные шансы оказаться неверными.
Форма и содержание
А теперь настало время рассуждений о путях адаптации этой легенды. Выше я уже говорила, что в случае Фауста из народной книги, читатель частенько имеет полное право строить самостоятельные догадки о мотивации героя. Так вот, догадки эти в любом случае не будут при таком подходе выходить за рамки парой штрихов набросанного Шписом образа: образован, вдобавок хитёр, не из самых богобоязненных людей на свете, гедонист, характер скверный, не женат умеет угодить людям, честолюбив. Таким образом, желая добавить содержания, читатель просто совершенствует в мыслях форму, и это на мой личный вкус не есть плохо. Наоборот, я глубоко убеждена, что при должном таланте автора, адаптирующего первоисточник описанным "читательским" способом, всегда может выйти нечто увлекательное. Да, даже из несколько наивных историй уходящего в прошлое Средневековья и начинающегося Раннего Нового Времени. Получается... да, мой любимый Декаданс XIX века. Выходит, оригинальный, но не "вечный" Фауст на подобной почве неплохо приживается.
Уточню немного про форму и содержание: на самом деле, одним из важнейших признаков того, что книга, возможно, понравится, чисто теоретически должен являться способ подачи в ней материала: от самого предполагаемого сюжета до отступлений и антисюжета. Если написано плохо, со "стремительными домкратами" так стремительно и бросающимися в глаза, с вечными "замками старинной (вы уж меня простите) архитектуры", с языком написания, который читателю может быть неприятен (а это, к слову, уже абсолютно точно дело вкуса), то и читать ее не захочется, несмотря на то, что автор такого в нее "вложил" и что он "хотел сказать" (если, к слову, хотел).
Именно поэтому иногда книги, позиционируемые глубокими не могут прочитать даже желающие это сделать люди. Впрочем, есть и все больше и больше заметный в современности тип людей, которые гонятся лишь за смыслом, за содержанием, и ищут его там, где его, собственно, и нет. Даже в виде мертвой бодлеровской лошади не валялось, извините за выражение. Самое интересное, что притягиваются такие усердные читатели к писателям (или писателями?), которые пишут то, что описанная мной публика с удовольствием потребит, также в массе своей думая, что действительно работают и на содержание тоже. А ещё они порой могут повторять трюк с той же мертвой лошадью (от трупов до отходов жизнедеятельности - вот диапазон таких описаний), о которой я уже упоминала, до бесконечности, как будто подобного никто не делал (Хорошо, так действительно никто не делал, потому что впредь это не эстетизируют, а тычут этим публике в нос с победным "Ха! Вот как я могу!". И да, главная "глубина" с "видением" заключается в том, что они чисто теоретически должны быть "оригинальны", но это просто-напросто не так. (К слову, как-нибудь разберу и этот феномен в рубрике по современности).
Но это я увлеклась немного. Скажу, завершая и эту "подтему", что этим я постаралась опосредованно доказать, что любой "Средневековый нудный бред с идиотским языком" можно замаскировать и для тех, кто вместе с современным не имеет старого типа чувства юмора и не интересуется народными книгами как историческими источниками. Правда, встаёт полуэтический вопрос: а надо это ему? Но точного ответа на это нет, а посему движемся дальше.
Мистика без мистики
Ехидный бес, роковые события, страсти? Ничуть! Здесь у Шписа ровно тот же случай, что и с характером героя: как современный читатель желает, такой у него и будет Мефистофель, есть лишь несколько связанных с сюжетом небольших условий - и только! К слову, Марло поступил почти что именно так, добавив не имеющему почти что никаких особенных черт характера черту и язвительности, и рассудительности. Следующей ступенью в этом смысле опять становится Мефистофель, правда, подстроенный под совершенно другого Фауста и возможно именно поэтому и настолько по-своему яркий, насмешливый и губительный.
Но это я отвлеклась, важный момент в другом: я написала, что представлять что-то нужно именно современному читателю, и это именно так. Несложно догадаться, почему: для человека XVI века черт не нуждается в представлениях, он не обязан быть ярким, запоминающимся, хотя такой образ легко может служить простым почти что педагогическим целям, мол, видите, как может быть привлекателен грех, так не поддавайтесь же ему! Но это не главное, а главное в Мефистофеле то, что он дух из Ада, а значит обязан губить людские души, что он и демонстрирует в финале истории. Для современного же читателя это все давно кажется "беззубым", но требует он параллельно того же самого, но подробней, что можно будет увидеть по огромному количеству продуктов современной массовой культуры: от "Адвоката Дьявола" до ретеллинга истории Фауста "Сети Сатаны". Там все то же самое, просто видимость (форма!) стала будто сложнее, комплекснее, но это во многом иллюзия, которая требует отдельного разбора с несколькими примерами (удачными и не очень, а также совсем неудачными), тем более, что порой с требуемой современными людьми ярко выраженной серьезности XXI века так заигрываются, что получают на выходе форменный балаган, который, почти что по закону "минус на минус", серьезно воспринимать просто невозможно.
В этом и состоит разница между современной массовой культурой и такой же, к слову, массовой, культурой условно четырехсотлетней давности. Черти, демоны, духи Ада могут быть легко описаны в деталях, причем отчасти и на потеху публике, как диковинные, никогда раньше не виданные звери. Они страшны и ужасны в своей сути по определению, дополнительные эффекты не так важны. Возможно, именно поэтому у Марло Мефистофель заметную часть своего сценического времени доходчиво объясняет Фаусту простые вещи: что Ад - это не шутки, что поступками своими стремиться туда не стоит... Скорее всего, говорится это не совсем для зрителя, разве что только с сюжетной точки зрения, зато для зрителя есть у него кое-что другое: злобные заявления в зал о том, что душа Фауста уж точно теперь принадлежит его господину Люциферу, как будто для баланса новых черт с и так предполагаемыми старыми. Неудивительно, что в народной книге никакого аналога этому нет. Может быть, Марло положил начало драматизации продажи души, не бытовавшему раньше подходу, гласящему, что продажа души влечет страдания, но совершенно безэмоционально, утверждая истину средневекового человека...
До скорых встреч,
Пересмешник
P.S. Надо думать, тема Фауста ещё не исчерпана, осталось ещё как минимум отдельно разобрать парадоксальнейшую современную пьесу "Фауст и Елена", параллельно рассказывая о том, почему порой массовой культуре продажа души превращается в балаган.