Разгребая накопленный за годы персональный список фильмов к просмотру, я часто натыкаюсь на проекты, которые вызывают в голове брожения и недопонимание касательно самого факта их в этом списке наличия. Как и, дескать, чем меня вообще когда-то подобные описание, постер и состав причастных привлекли к интересу достаточному, чтобы просто почесаться вбивать буквы в строку поиска и двигать мышкой на КП.
Но, будучи человеком достаточно эгоцентричным, чтобы доверие выборам своим из прошлого лелеять и хранить, таки качаю, смотрю… Не редко бываю приятно удивлён и хвалю себя за отточенный десятилетиями синефильский вкус. Но чаще плююсь по итогу и назначаю в виновники появления такого кино-гомункула на свет кризис современного искусства. Ведь грешить на свой синефильский вкус так деструктивно для эго...
Впрочем, пыхтеть писать статью о фильме может побудить либо продукт приятно удививший, либо заставивший отплеваться так исключительно и необычно, что душа разрывается от желания если поделиться не с аудиторией(которую еще иметь надобно), то хотя бы со вселенной.
“Черный 47-й” из тех, что приятно удивил. И если когда-то я вполне мнил себя кинокритиком, метафорично готовым с воображаемой лупой исследовать воображаемую плёнку с примечательной дотошностью, и постить свои изыскания в соответствующий раздел одного анимешного форума для девочек, то сегодня я у мамы эксперт геополитики, и написать хочу о впечатлении в контексте, соответствующем моим более свежим интересам.
Хотя свежие они скорее в виду особого на них следовательно напряженной в мире обстановки упора. Мы в РФ с молоком матери впитываем ученую степень по геополитике. Это универсальное свойство нации плодит какое-то нездоровое число диванных пророков в своём отечестве, явно избыточное, но что поделать, с нами Бог, и он решил именно таким талантом нас всех и одарить. Оттого всякий русофоб норовит выпалить “геополитика – не наука!”, но мы то, русские, истину знаем:)
47-й в названии фильма отсылает вовсе не к знаменитому лысому убийце из серии видеоигр, а “черный” не к цвету его новой маскировки. Отсылает же к году таковому века 19-го от Рождества Христова. Черный же потому, что именно на 1847-й приходится пик страданий ирландской нации в следствие голода, вызванного неурожаем картофеля, вызванного заболеванием этого самого картофеля, вызванного за века до этого из нового света в Ирландию дабы удовлетворять нужды бедных крестьян.
Картина не щеголяет удалью дорогих американских вестернов, но не лишена изобретательных и оригинальных экшн-сцен, строящихся на основе использования персонажами дульнозарядного огнестрельного оружия, которое, очевидно, после единого выстрела требует длительной возни с мешочком пороха, пулями на развес и шомполом. Сэмюэл Кольт к 1847-му еще не успел выйти на обороты массового производства за счёт госзаказов, и “уравнять” ирландцев с англичанами. Потому выучка, гордость и жажда мести героя-виджиланте делают из него карающую длань, низвергающую Божий гнев на головы неразумных английских лордов.
Здесь фильм отходит от исторической правды(хотя современность учит нас, что сие словосочетание – тот ещё оксюморон). Главный герой-мститель является по сюжету ветераном далеких британских войн в Южной Азии, хотя в описываемый период ирландские корпуса еще не успели повоевать за корону в тех краях. Вооружен он не безызвестным образцом холодного оружия – кукри. Нож такого форм-фактора является визитной карточкой военных формирований гуркхов. В понятиях 19-го века в культурном коде империи, вечно солнцем освещенной, этот символ сродни американскому зеленому берету времен Вьетнама. Потребность англоязычной культуры в атрибутике суперсолдат, конечно, понятна. И британцам сия потребность также не чужда. За пределами функций популяризации крутого спецназа, возложенных на специальные службы SAS, SBS и прочих S…S, эту же функцию выполняют и те самые непальские добровольцы. Которые якобы всю историю существования были символом верности короне и строжайшей дисциплины, коих не достиг ни один другой колониальный корпус. Известно в западном массовом сознании и виртуозное мастерство владения гуркхов вышеупомянутыми ножами кукри. Далее за этой известностью следует уже глубина фантазии простаков про крутой спецназ. Историй про то как один гуркх с кукри обезвредил десяток вооруженных огнестрелом бандитов отыскать-таки можно.
Вот и Фини(Finniey - фамилия главного героя, которую с особым чопорным британским презрением в фильме произносят персонажи под известным флагом), орудует кукрием если не виртуозно, то как минимум умело. Не иначе как в перерывах между войной в Афганистане, будучи расквартированным со своим подразделением на Мальте, брал уроки мастерства кукрибоя у мастера ШаолиняКатманду.
Художественные качества фильма вышли, как говорится, на вкус и цвет. Мне, воспитанному музыкой Сашки Васильева и прочих меланхоличных отечественных рокеров(как на подбор иноагентов сегодня) с рубежа тысячелетий, слякоть и серость как родные. А вот с перестрелками компромиссов не требуется. Придираться не выходит даже при желании. Поставлены они достаточно качественно, чтобы специфика боя на дульнозарядных ружьях ощущалась динамичной, но при этом явно отличающейся от привычного вестернового формата, в котором бравые ковбои успевали выпустить из репитера 10 пуль за 5 секунд.
Но примечателен тот факт, что тема для американского продукта затронута столь редкая, что из десятков тысяч произведенных под звездно-полосатым стягом фильмов тех, что напрямую касаются темы, можно насчитать подозрительно мало.
Что вроде бы и странно, ведь великий голод в Ирландии стал одним из поршней, толкнувших американскую экономику в мировые лидеры в конце 19-го века. Тему ирландцев, прямо с кораблей призываемых в армию Севера, можно встретить уже чаще. “Банды Нью-Йорка” быстро приходят на ум в этом контексте.
Пусть и нельзя сказать, что ирландцы сковали победу северянам в гражданской войне в США, но оценить масштабы их вклада не сложно. Сегодня ирландские родословные формируют большую тройку белого американского наследия вместе с англичанами и немцами. Именно о наличии минимум одного из этих трех этнических следов заявляет более 40 млн американцев сегодня.
То есть потомков ирландцев в США сегодня живет практически в 10 раз больше, нежели ирландцев в Ирландии. Этот фактор не малозначителен, если учесть экономические “успехи” островной родины диаспоры. Получившая прозвище “кельтский тигр” страна лепреконов продемонстрировала 400-кратный(да, да 40000%) рост номинального ВВП за 60 лет, превратившись из европейской периферии, объятой нищетой и наполненной ворующими уголь для отопления домов детьми(не удержался не упомянуть сцену из “Моей левой ноги”) в анклав для регистрации юридических адресов компаний с мировым именем. Разумеется, как и много где сегодня в первом мире, новое поколение ирландцев богатства от статистических 100 000$ подушевого ВВП не чувствует, и более доступным жилье в стране не видит. Жилищный кризис Дублина и окрестностей – вопрос щекотливый.
Но нельзя отрицать, что роль налогового офшора, приведшую к укреплению термина “Double Irish Dutch Sandwich”, играть мог не только лишь всякий субъект на карте мира, а только лишь тот, что был в милости заокеанского гегемона. Милость сия была заработана как долголетним послушным пребыванием подданного в иерархии Pax Americana, так и политической волей, и силой той самой многочисленной диаспоры, проживающей как раз по всем американским штатам в той или иной пропорции.
Польский опыт показал, что сила диаспоры, базирующейся в США, для страны-реципиента американской милости значение несёт наибольшее. Как бы Билл Клинтон не силился играть в гляделки с дураком Борисом, надеясь всячески угождать ему, ибо такой царь новой России обещал сдать всё. Но именно опасения упустить голоса польской диаспоры(не столь многочисленной, как ирландская), по мнению не последних политологов, таки сподвигли американского президента на одном из выступлений в разгар праймериз перед выборами 1996-го объявить, что расширению НАТО на восток быть. Ну вот хотят поляки, ну что с ними сделаешь... Пустим, пусть и назло грозному, но порядком обрюзгшему пьяному медведю.
Так и история ирландской независимости плотно связана с финансовой и фактической поддержкой дальних родственников с другого конца Атлантики. А уж канал финансирования ИРА американскими ирландцами и вовсе является жизнеобеспечением де-факто, без которого признанной террористами организации не получилось бы существовать в довольно таки сытые годы послевоенной Европы. Эти темы так или иначе уже затрагивались американским кинематографическим мейнстримом. Слету вспомню “сынов анархии” и “подпольную империю”.
Так где же в таком случае в посевах картофеля всё-таки британец порылся? Чтож, погружаемся… Политика Лондона в отношении подконтрольной Ирландии всегда отличалась особой степенью национального шовинизма. Причиной тому была отчасти этническая напряженность. По сути ирландцы – остатки кельтов, которые немецкие племена англов, саксов, и других поменьше, гнали в глубины архипелага еще во времена дремучие, чуть ли не античные. К примеру стихотворение Стивенсона, которое до сих пор входит в школьную программу даже у нас, рассказывает про потерянный рецепт верескового меда и зарисовывает истребление пиктов заморскими пришельцами на территории Шотландии. Кельтское происхождение пиктов оспаривается, но оспаривать кельтское происхождение ирландцев в современных реалиях решаются немногие, ибо происхождением этим сами ирландцы гордятся. По сути пусть и медленно, но вымирающий ирландский является последним языком кельтской группы, который преподаётся детям в школах региона в обязательном порядке.
Однако вернемся к нашим баранамангличанам.
Другой же отчастной причиной удушения Ирландии коленом британского “рэд коата” стал старый и никогда не отличавшийся особым милосердием капитализм. Модель работы англичан с локальным населением напоминала модель колониальной эксплуатации. Заявляясь в государственные кадастровые структуры с мошной серебра, лорды скупали земли острова чтобы делать с ними всё, что душе будет угодно. И делали именно то, что угодно. Угодным было превратить столь близкий к метрополии остров в продолжение родной Англии. И что для этого нужно сделать? Правильно! Заселить её англичанами, оставив автохтонных аборигенов в культурных резервациях сродни зоопаркам!
Метод достижения сей “благородной” цели был прост, как мотыга. Цены на аренду земли взвинчивались до предела, оставляя арендаторов в состоянии придаточного сельскохозяйственного инструмента на пути к вымиранию. Финансовые сливки снимались значительные, в то время как местные оголодавшие рабочие винтики были не слишком уж способны на военный мятеж в не малой степени потому, что они голодны, а работа в земле ради семью прокормить отнимала всё время и силы.
Ведь фермер-арендатор с земли должен был не только зарабатывать, но и кормить семью. Приехавший из Нового Света корнеплод, неприхотливый и урожайный, достаточно питательный для поддержания жизнедеятельности аграрных рабов – картофель, быстро завоевал популярность на острове. Следом стал монопольной сельхоз культурой, просто потому, что чем проще ирландцам становилось себя прокормить, тем быстрее лорды взвинчивали ренту, обрекая сопротивлявшихся на переход к популярной и неприхотливой культуре. Неудивительно, что болезнь, напрямую ударившая по урожаям оной, повергла в голод весь остров.
Тут-то и вступил в силу тот самый национальный шовинизм, ибо лендлорды дождались момента, когда огромную часть аборигенов можно будет закопать, освободив “Лебенсраум”. Британская печатная машина с разбегу начала пестрить заголовками о том, что нерадивые ирландцы сами виноваты в своих бедах и голоде – экие дескать дураки, сажать один картофель. Сэры и леди Лондона дивились такой недальновидности соседей. Ведь щеголявшие франтами по столице бенефициары геноцида не торопились рассказывать в высшем обществе о том, что их богатство соткано страданиями целой нации, и что именно по причине грабительской ренты у ирландцев не было шансов прокормиться иной сельхоз культурой, кроме как картофелем.
Ох уж эта британская пропаганда. Через несколько лет вспыхнула Крымская война, и машина государственной лжи отрывалась уже на наших пра-...-прадедах, но не наши предки были её первой жертвой. Первыми и вовсе были испанцы, но об этом как-нибудь в следующий раз.
Вся вышеописанная трагедия окультуренного под фасад рыночных отношений геноцида, достаточно тонко и меланхолично в фильме зарисована. Присутствует, например, такой диалог, озвученный белокурым белокожим… в общем удачно загримированным под нордида капитаном королевской армии.
Ирландский журналист предлагает капитану ознакомиться со статьёй об экономических причинах голода и методах решения:
-I'm compiling the report on the economics of famine in the West. Wexford Independent. Here. Free copy.
-"Galatians" chapter six, verse seven.
-I beg your pardon.
-For whatsoever a man soweth that shall he also reap. Drunkennes and fecklessness is the economics of famine in the West.
-And the continued crop failure.
-Failure, sir, lies in a character of people. Explain your total dependence upon the easiest grown staple known to mankind.
-Potato was the only way to feed so many over limited acreage.
-Food for the contented slave not the hardy and the brave.
Вольный перевод будет таков:
Журналист:
-Я формирую журналистское исследование на тему экономических причин голода на Западе. Газета Вексфорд Индепендент. Держите, бесплатный экземпляр.
Капитан:
-Послание к галатам, глава шестая, стих седьмой.
Журналист:
-Что, простите?
Капитан:
-Что человек сеет, то оно и пожнёт. Пьянство и бестолковость являются экономическими причинами голода на Западе.
Журналист:
-Ну, не будем же отрицать, что вес имеют и ежегодные неудачи с урожаем.
Капитан:
-Неудачи, сэр, произрастают из характера нации. Как вы объясните свою полную аграрную зависимость от самого простого корнеплода, известного человечеству?
Журналист:
-Картофель был единственным способом закрыть нужду в продовольствии с помощью имеющихся пахотных площадей.
Капитан:
-Еда послушного раба, духом крепкого едва.
Особо тонким художественным экивоком в этом диалоге является тот факт, что "послание к Галатам" в Новом Завете адресовано христианской общине Галатии. Галатия была маленькой римской провинции в Анатолии(п-ов Малая Азия). Название же своё она получила от союза племен - галатов, которые за несколько веков до новозаветных времен вторглись с востока в осколок империи Александра Македонского. Большого военного успеха их вторжение не имело, но социальный след остался. Конечно от тех самых галатов в Галатии первого века не осталось скорее ничего, но... Галаты были союзом кельтских племен. Предположу, что Галлы так или иначе были их продолжением ввиду этимологической близости наименования. И с кем, как не с кельтами вели свою многослойную многовековую борьбу англичане? И каких именно галатов подразумевал капитан в своей цитате Евангелия...
Диалог сей есть художественный вымысел. Однако тут не то, что нет дыма без огня, но по факту пересказ мнения крупной фракции английского парламента, озвученного в соответствующие годы. Получается, что модель гитлеровского “освобождения лебенсраума”, опробованная на наших дедах, на самом деле плотно простирается корнями в англоязычную культуру и оригинальным изобретением оной и является. Культуре этой в не малой степени повезло чтоли… что именно Адольф Гитлер и государственный аппарат Третьего рейха был первым практиком геноцида по модели холокоста. И последним реципиентом исторического суда планетарного масштаба. Но не будь Гитлера и нацисткой Германии, так свои "оптимизаторы популяций" появились бы именно в среде американских штатов или Британского содружества, все предпосылки тому были. Начиная с укоренившейся культуры национального шовинизма и заканчивая фактом политического веса фашистских партий, а также наличия исторических прецедентов. И уже именно их давили бы всем мировым многонациональным фронтом. И сложно сказать смогли бы страны мира эффективно противостоять коллективно фашиствующей западной Европе с США времен середины 20-го века. Смогли бы, наверное, но не без помощи Ротшильдов;)
История, конечно, не любит сослагательного наклонения. Но ведь сам Адольф признавал, что опыт американского манифеста “Дестини”, провозгласившего божественное право американской нации на земли северного континента Америки вплоть до Тихого океана, повлиял на практическую реализацию плана по захвату восточноевропейской равнины для хозяйственных нужд “по-настоящему” белой расы.
Ведь когда-то США, раздав военных лещей соседской Мексике и решив несколько территориальных споров с Канадой, заняли границы, в которых они известны по сей день(чуть позже, впрочем, приклеились Аляска, Гавайи и Пуэрто-Рико). Доктрина Монро провозгласила континент зоной, закрытой для вмешательства европейских великих держав еще до войны с Мексикой, и курс был проложен из самой колыбели американской нации. Маленькой проблемой, мешавшей дальнейшему интенсивному развитию молодой, но подающей большие надежды на сверхдержавность нации, были аборигенные племена индейцев. И, как не иронично, в основном те, что были союзниками американской же “континентальной армии” в войне за независимость. Разорвав договоры прежних администраций с чероки и другими племенами поменьше, американская легислатура постановила необходимым представителям этих самых племен “валить на запад” в Оклахому с плодородных земель. И это также было в конце 1830-х, еще до войны с Мексикой. Однако по сути таковое было лишь тренировкой. Мерки если не геноцида, то аморального и буквально противоречащего законам самих США апартеида во второй половине 19-го века приняли уже совершенно неоправданные геополитические масштабы.
Встав на экономические ноги, крепости и функциональности которых позавидовал бы медоед, священная нация начинает претворять доктрину Монро в реальность, устраивая на рубеже веков 19-го и 20-го империалистические войны с Испанией и интервенции в страны Карибского бассейна, охраняя свой стратегический и экономический интерес в лице, точнее в водах Панамского канала…
Ну а сегодня мы сами видим в какого гомункула выродился планетарный гегемон. Никогда в истории ещё глобальный "индекс восприятия" американской мечты не был на таком “дне”.
И тут бы сделать вывод о том, что всё вышеописанное подразумевает выраженный сентимент к страдальцам ирландцам с историческим приговором подлой гадящей англичанке, да вместе с ней плоти от плоти ее – американке, но…
Человеческая природа – структура ничуть не менее сложная, что и молекула, её формирующая. Молекула ДНК – чудесный, невероятно эстетичный с точки зрения законов всех естественных наук продукт мироздания. И изучать множество её граней будут студенты всех тех будущих лет, что уготованы человечеству вселенной. Однако она же вполне в рамках достаточно тривиальных химических правил реагирует на внешние воздействия. Свободные радикалы, ультрафиолетовое или другое более энергетическое эм-излучение могут разрушить ключевые химические связи, повредить, вывести из строя, сформировать мутацию, иногда даже злокачественную.
И в этом факте, в способности формировать на базе случайностей закрепленные генетические мутации, содержится причина того, что появился на планете организм, способный субъективно осознать причинно-следственную связь факта существования и красоту этой молекулы.
Так и человеческая природа. Будучи в ответе за прекрасные творения культуры, за материнскую любовь, за отцовское самопожертвование, она же в рамках экспериментов исследует грани опасные, на первый взгляд запретные, по итогу зачастую трагичные.
Бежавшие от голода с родного острова в США ирландцы так или иначе становились частью белого европейского костяка американской популяции. И тут же они становились бенефициарами освоения пустующих плодородных западных земель. И тут же становились участниками индейских войн, являясь по сути соучастниками политики истребления автохтонного населения, жертвами которой они или их родители были и сами на своей родине. И точно также потомки ирландских иммигрантов участвовали в сафари на бизонов, потешаясь над тем как легко изгнать "бестолковых" краснокожих, уничтожив их кормовую базу. Дескать “диверсифицировать продовольственный портфель нужно было”. И не было место в их сердцах сочувствию, ведь с пострадавшим от такой модели экспансии поколением их родителей их связывал только день святого Патрика, в который обязательно нужно нажраться до свиного визга. И нельзя до конца было винить их личность в таком состоянии ума и духа, потому что даже будучи иммигрантами в самой богатой стране мира, они оставались “винтиками” и “мотыгами” для многих подверженных тому самому шовинизму потомков тех самых шовинистов, занявших высокие посты в государственном аппарате той страны. Тому самому первому поколению потомков бежавших от голода ирландцев в стране свободы оставалось либо положение рабов индустриализации, либо авантюристов без совести. Совесть – лишний багаж легкому на подъем сорванцу-лепрекону.
У американской экспансии на запад континента было грязное и покрытое проказными струпьями лицо, которое ценой не малых усилий политических костюмеров и визажистов вымазали под стать лоску высшего света и выдали на блюдечке электорату. А электорат и рад был хватать дармовые земли, цена которым была лишь пара пуль на тело каждого недовольного индейца. Потому что альтернативой были выплюнутые окончательно к 40-ка годам в угольных шахтах легкие.
Ответ индейцев, обрекаемых на вымирание, был так же ожидаемо кровав и жесток. Пропаганда подливала масла в огонь статьями о скальпировании, и мир западного полушария столкнулся в схватке цивилизаций дерева и земли с цивилизацией пороха и стали. Силы были неравны, и неравенство этих сил в Вашингтоне понимали с самого первого заседания конгресса. Моральным оправданием американской экспансии истеблишмент 19-го века называл очевидную сегодня начитавшимся и насмотревшимся всякого геополитикам расстановку сил. “Если не мы, это сделают солдаты королевы Виктории!”
Прискорбный оскал империализма, вылившийся в кровавые мировые войны уже тогда давал понять. На планете с 5-ю европейскими “Великими державами”, установившими свой статус “законодателей международной политики” после большой наполеоновской заварухи было понятно во всех краях, что пятерым этим державам в одной Европе будет тесно. Английская Канада уже была наготове съесть любой кусок земли, не прибитый к земной коре. Три из этих великих держав начали потихоньку въедаться вглубь Африки в колониальной гонке еще в первой половине 19-го века. Россия тоже лезла со своего дальнего Востока на не менее дальний американский Запад. Аляска, Форт Росс…
В глазах свободных американских штатов момент, когда необжитые земли Запада, редко населенные жителями де-факто первобытного уклада, будут подмяты под сапог одной из глобальных сил, был вопросом времени. Доктрина Монро – всего лишь слова, написанные на бумаге. Томагавком не вырубишь, но и как томагавк не метнешь. И становление США своей собственной глобальной великой державой выглядело единственным способом не допустить кровавой войны за сферы влияния на континенте, не допустить риска уничтожения самой молодой нации, которая, пусть и победив короля Георга в войне за независимость, всё равно не могла бы на равных противостоять с армией постнаполеоновского образца.
Стремительность развития и становления гегемонии США в западном полушарии привели к выраженному внутреннему политическому конфликту, который по итогу вылился в кровавую войну, де-юре гражданскую, за сферы влияния де-факто. Ох уж эти белые европейцы – не корми, но дай собрата на штык насадить. Но в послевоенный “позолоченный век” США вошли с импульсом, явно обозначающим не просто становление великой державой, но первой сверхдержавой.
Морально ли было бы американцам соблюдать условия договоров с индейцами и, мирно соседствуя, развивать индустрии и культуру в рамках оригинальной полоски первых тринадцати колоний? Разумеется. Индейцев истребил бы француз, немец, англичанин, и груз исторической вины лег бы на него. У тринадцати колоний без минерального богатства земель мидвеста был потенциал стать американской Голландией – страной безусловно богатой и успешной, но не суверенной в рамках глобальной политики. Но наверняка ни один бы американец сегодня не променял груз исторической вины на положение второстепенного игрока в соревновании за первенство наций.
Таков облик империализма, такова его природа, как часть природы человеческой, как факт того, что азотистое основание, например, аденин, в молекуле ДНК имеет именно такие правила размещения в цепочке.
В заключение хочется упомянуть русский формат империализма. Неустанный путь русских армий, исследователей, а следом и населения на Восток сформировал уникальный фактор культурной эмансипации малых наций. Разумеется нельзя слепо верить, что русская экспансия проходила мирно и “колонны бронетехники встречались букетами цветов”. Опять же этнические восстания именно на идейной базе притеснения малых народов имперским сапогом случались регулярно на Кавказе и в Средней Азии. Однако число литров пролитой крови аборигенов на квадратный километр инкорпорированной территории было в тысячи раз меньшим, нежели в Северной Америке.
И тут нередко наш историко-идеологический экскурс ударяется в эзотерику и мифологию русской души. Мне и самому свойственно нежиться в идее особой моральности нации и предков. Тем не менее упор в эзотерику будет скорее признаком незрелости и того же самого шовинизма, который вновь цветет у нас в отношении огромного пласта населения планеты – всея золотого миллиарда.
Нельзя не признать, что русский империализм имел свои ключевые отличия, но соткан был из всё той же общей по принципу репликации молекулы ДНК. Разумеется российским первооткрывателям сибирских лесов не составляло труда воткнуть в деревянный конус башни острога имперский флаг и объявить земли на 40 верст вокруг владением царя и народа русскаго(прям Senatus PopulusQue Romanus, не даром третий Рим). И не было смысла истреблять оленей и прочую фауну, имевшую хозяйственное значение для комяков или ненцев. Заселить Сибирь выше 55 параллели северной широты и засеять земли кукурузой с рапсом не получилось бы, как получалось у американцев в глубине своего континента. Проще было сохранять натур обмен с местными народами и иметь хоть какой-то экономический выхлоп с территории, с которой обычный русский крестьянин выхлопа бы не дал в виду культурно-хозяйственной привязанности к определенным климатическим и географическим спецификам великорусской равнины.
Культурной же особенностью русского абсолютизма был беспрецедентный профицит тех самых активов, за которыми гналась поздняя колонизация западных стран – земли и дешевого рабочего труда. Западная историография любит зарисовывать послечумной переворот в балансе трудовых отношений на западе в 14-м веке, обозначая отсутствие такового в обираемых монголами Руси. Упуская из виду фактор того, что русская континентальная равнина – не тоже самое, что и ласкаемые Гольфстримом поймы Рейна. Однако не стоит отмежевываться и от действительности, на которую в такой парадигме указывается. Русский авторитаризм всегда, все 11 веков существования государственности выхлестывал основную добавочную стоимость из своих же крестьян, говоривших на том же языке, исповедовавших ту же веру, и видивших одни и те же дубравки и бережки Волги.
И вся наша культура, генофонд и традиция унаследовали оба корня – угнетаемых и угнетателей. Тех, у кого в роду не было раскулаченных, наверняка было много тех, с кого барин снимал оброк. А у тех, у кого в роду не было барьёв-аристократов, был дедушка-ветеран, секретарь обкома. Этот причудливый фьюжн стал если не этническим плавильным котлом, каким были США в начале 20-го века, то классовым как минимум. И потому есть благо понимать как боль ирландцев, так и историческое преступление англичан, как историческое преступление американского плавильного котла в отношении автохтонов, так и историческое преступление русского абсолютизма по отношению к русскому крепостному люду.
И что с этим многообразием пониманий делать? Ну, сказать, что знаю, будет дерзостью. Но чего не делать, чувствую душой. Не поддаваться на уловки западного нарратива, силящегося зарисовать сегодняшнюю РФ “последней недеколонизированной империей старого образца”. Сибирь – не Индия.