Лаконичность — прекрасное качество, которым владеют далеко не все даже великие писатели. Есть писатели-романисты, они прекрасны на длинных дистанциях, но часто оказываются бессильными, когда нужно написать короткий рассказ. А есть писатели с коротким дыханием — эти не справляются с крупной формой, но в качестве авторов рассказов некоторые из них оказываются непревзойдёнными.
Сочетание того и другого встречается нечасто. Неспешное повествование, характерное для романа совершенно неуместно в рассказах, и наоборот — стремительность рассказа роману не к лицу. Удивительно как Стругацкие умудрялись вести размеренное повествование всегда — что в романе, что в рассказе. Братья никогда не суетились, не спешили поскорее изложить сюжет. Любое их произведение читается как философская притча.
И ещё они, вроде как, писали не о любви. Стругацкие вообще, если и были романтиками, то романтиками всепобеждающего человечества. Но при этом, свои идеи они передавали именно спускаясь на уровень человека. Везде у Стругацких главное — люди, а не идеи и уж тем более не научно-технический прогресс.
Потому и тема любви у них звучит почти повсеместно, хотя она везде маскируется и скрывается за главной сюжетной линией, оставаясь даже не на втором плане, а так… где-то на задворках. При этом, в ряде романов они начинают отслеживать романтичные отношения своих персонажей буквально с детства, и делают это словно случайно, исподволь.
В «Частных предположениях» герой, как бы между делом, сообщает своей возлюбленной, что назвал в её честь открытую им планету. Он просто говорит, что на планете Ружена они сняли фильм, и звучит это настолько обыденно, что героиня даже не удивляется, а воспринимает как должное. Ну назвал и назвал… в первый раз, что ли?
Этим ёмким приёмом авторы раскрывают один из мотивов своего героя, который, кроме планеты, открыл ещё и способ быстро возвращаться из межзвёздных экспедиций. Не через 200 лет, а через 187 дней. Мотив этот — нежелание прощаться с любимой. И кажется мне, что это — главный мотив.
– А ты понимаешь, как всё это здорово?
Ещё бы! Я понимала. Он никогда больше не уйдёт от меня надолго. Он будет возвращаться постаревший и окаменевший от перегрузок, но он будет возвращаться скоро. Мириады миров разделят нас, но никогда больше не разделят нас годы.
Хотя казалось бы, главное — доступность для человечества дальних миров. В таких штрихах у братьев проявлялись приоритеты — не научные достижения и не построение справедливого и прекрасного общества будущего, что звучит лейтмотивом у других корифеев и не корифеев советской фантастики — Ефремова, Парнова, Гора… а простые человеческие судьбы, которые они описывали просто и без пафоса.
Ещё в этом рассказе Стругацкие показывают, как буквально одним штрихом можно преподнести читателям своего героя — одним маленьким абзацем. При этом они умудряются в несколько предложений вогнать и оценки толпы, и характеристику персонажа.
— Петров просто испугался, — сказал пожилой толстый человек, сидевший позади нас. — Это не удивительно. Это бывает в Пространстве.
Я глядел на Ружену и видел, как дрогнул её подбородок. Но она не обернулась. Оборачиваться не стоило. Петров не умел пугаться.
И получается, что рассказ, вроде как, о научных свершениях — космолётчики обманули физику, перехитрили теорию относительности, — а на самом деле, о любви. Только любовь здесь не выпячивается, и оттого выглядит более убедительно.
«Частные предположения» — пример раннего творчества Стругацких (как раз тогда они написали свою первую повесть — «Страна багровых туч»), но для меня это одно из самых ярких их произведений. Вообще ранние Стругацкие очень хороши: «Шесть спичек», «Испытание СКИБР», «Извне» — они вроде как и отличаются от написанного позже, но чем отличаются? Мне кажется, искренностью, которая позже ушла немного в тень глубокомыслия.
«Частные предположения».