Всё для страны, которую наши отцы называли «невестой»!

Он не знал, что песни не умирают даже во время войны и нужны бойцам не меньше, чем ручные гранаты.

Паустовский Константин Георгиевич, советский писатель, сценарист и педагог, журналист, военный корреспондент, переводчик. С началом Великой Отечественной войны Паустовский, ставший военным корреспондентом, служил на Южном фронте. В письме Рувиму Фраерману от 9 октября 1941 года он писал: «Полтора месяца я пробыл на Южном фронте, почти всё время, не считая четырёх дней, на линии огня…»

Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 26 марта 1942 г., четверг:

ПУТЕШЕСТВИЕ НА СТАРОМ ВЕРБЛЮДЕ

В степях, пустынях, в горах Казахстана люди не любят скучных разговоров. Они предпочитают песни, легенды, басни. Живое воображение казахов не мирится с фактами, оторванными от человека, от его дум, от его судьбы. О войне, о своей работе на оборону казахи тоже говорят языком легенд, поэтических народных преданий. И на вопрос о том, как Казахстан ответил на войну, они наверное расскажут вам историю вроде той, которая приведена ниже.

В Казахстане, на берегу озера Зайсан, прозванного кочевниками «Озером колоколов» за чистый колокольный звон его волны, прожил всю жизнь старый казах Сеид Тулубаев.

Может быть, не все, кто будет читать этот рассказ, знают как следует о Казахстане. Тогда им придется развернуть карту Азии и в самой сердцевине материка, между Каспийским морем и пустыней Гоби, у подножья Небесных гор—Тянь-Шаня— найти очертания этой огромной советской республики. Знающие люди говорят, что если отрезать от Европы все полуострова. то останется территория, равная Казахстану. Я не проверял этого, но знаю, что Казахстан занимает исполинскую площадь в 3 миллиона квадратных километров.

Границы этой республики заключают в себе не только пустыни, покрытые кристаллами соли, — те бесплодные земли, над которыми, по словам простодушных кочевников, «пролетел ангел смерти», но и травянистые тучные степи, и великие озера, похожие на моря, и оазисы, напоминающие оазисы Индостана, и наконец, снеговые горы и альпийские пастбища, где травы возвышаются выше всадников, едущих на лошадях.

Казахстан богат углем, нефтью, медью, железом, золотом, серебром и драгоценными камнями, свинцом, рыбой и солью, хлопком и рисом, стадами рогатого скота, овец и верблюдов, табунами лошадей, хлебом, фруктами, овощами, табаком и сахаром, наконец, — скромными корешками Тау Сары-за, пропитанными каучуком.

Луганский Сергей Данилович: "Примите привет от лётчиков моей части. Сейчас сокрушаем врага в воздухе и на земле. Ваш самолёт в полной боевой готовности, цел и невредим. На нём каждый день я дерусь с противником. Близок час окончательного разгрома, скоро встретимся".

Но старый Сеид ничего не знал о богатствах своей страны. Он видел только свое озеро Зайсан и Алтайские горы, — их вершины каждый вечер горели багровым огнем.

На Зайсан Сеид пришел из омских степей маленьким мальчиком. Это было шестьдесят лет назад. Он пришел с толпой русских крестьян, бежавших от голода. Крестьяне слышали, что на юге за пустыней лежит страна с прекрасным именем «Белые воды» — богатая и девственная. Там в густых лесах льются десятки светлых рек и напуганные звери подходят к людям и лижут им руки. Там золотоносный песок хрустит под копытами лошадей и фазаны, будто вышитые на китайском шелке, стаями взлетают над травой.

Люди шли на «Белые воды» через пустыню, где дожди испарялись не достигая земли. Обессилев, крестьяне падали и ползли на окровавленных коленях. Серое страшное солнце превращало в пепел траву. Вода в колодцах была такая соленая, что ее не пили даже верблюды.

Но люди все же дошли. Однажды ночью они услышали гром. Он гремел в далеких горах. Они услышали запах дождя. Блистали молнии и колокольным звоном звенели навстречу путникам озера пресной воды.

Место, куда пришел Сеид, были так хороши, что он прожил там всю жизнь и никуда не хотел уезжать. Единственный любимый сын Сеида уехал в далекий русский город учиться и не вернулся.

Жена Сеида умерла. А Сеид возил из года в год на одноглазом верблюде соль на рыбные промыслы. Он редко говорил о сыне, но часто думал о нем. Он знал, что сын сделался мастером на Эмбинских нефтяных промыслах. Там, говорят, люди качают из земли черную грязь, и грязь эта горит, как дрова.

Летом 1941 года Сеид узнал о войне. Мужчины уходили на запад, где шла война. На запад гнали табуны овец и лошадей. Однажды утром над лачугой Сеида пролетели невиданные серебряные гуси. Сосед кричал Сеиду, что это летят самолеты. Даже все птицы, казалось, улетали на запад.

Тогда двинулся на запад, на Эмбу и старый Сеид. Он знал, что скоро умрет, и ему захотелось увидеть перед смертью сына и наговорить ему много сердитых слов за то, что он забыл отца.

Сеид то ехал верхом на верблюде, то шел пешком и вел верблюда за повод. Он пересек Казахстан с востока на запад. Он отдыхал только ночью вместе с пастухами около костров из сухого верблюжьего помета. Большие синие зори пылали над краем степей, и пастухи таинственно говорили только одно слово: «Электричество!». «Электричество!» — повторял Сеид и качал головой.

Он впервые увидел поезда и железные вагоны, нагруженные рудой и горами черного блестящего камня. Они шли все туда же, на запад, нескончаемым быстрым потоком. Пастухи рассказывали Сеиду, что это везут уголь из Караганды и железо из Карсакпая. В Караганде, где десять лет назад только ветер пылил над ковылем, сейчас день и ночь работают глубокие шахты.

Сеид все качал головой, удивлялся, а верблюд тревожно прислушивался к требовательному крику паровозов.

Сеид увидел многое — заводы, где делали твердый сахар, и заводы, откуда вывозили на грохочущих машинах медные болванки, блестевшие, как золото. Раньше этого не было. Он видел заводы, где лился в стальные чаши тусклый свинец, видел поля хлопка и риса, сады и пашни большие города и каналы, струившие речные воды в глубину голодных степей. И этого раньше не было.

Всюду работали казахи — мужчины и женщины, старики и дети. Все они говорили Сеиду, что работают для армии, отражающей врага, далеко — за великой рекой Волгой, за Москвой. И все эти люди удивлялись путешествию Сеида, называли его «чудаком», а один старый казах даже обозвал Сеида «бездельником». Сеид поднял камень, чтобы ударить старика, но не ударил, а отбросил камень далеко в сторону, заплакал и пошел своей дорогой.

На шестидесятый день пути Сеид увидел среди пустыни черные деревянные башни. Они стояли среди озер с розовой соленой водой и ветер разносил по окрестностям свежий запах нефти. Это была Эмба.

Сеид сошел с верблюда и поклонился на восток, в сторону Зайсана. Здесь спускалась ночь, а там, над лачугой Сеида, может быть, уже пробивался рассвет. Тогда впервые в жизни Сеид запел дрожащим голосом. Он пел, как все кочевники, о том, что думал — о богатой своей родине и своей жизни, похожей на жизнь шелковичного червя в коконе, о войне и о маленьком плешивом немце — Сеид никак не мог запомнить его проклятого имени,— возомнившем себя Тамерланом.

После кровавых убийств Тамерлана оскверненная земля веками тосковала по умелым человеческим рукам, по семенам, брошенным в борозды, по мотыгам, журчанию воды, по своему утраченному плодородию. Мирные люди своими трудами вернули земле ее молодость.

«И как бы ни был хитер и зол плешивый немец, — пел Сеид, — мы не отдадим ему эту землю и растопчем его полчища, тысячными табунами своих железных коней».

На Эмбинских промыслах Сеида окружили рабочие. Они дивились дряхлому старику, появившемуся из пустыни, и его облезлому верблюду. Сеид спросил их о своем сыне Габите Тулубаеве, но рабочие молчали. Сеид укоризненно качал головой — невежливо было не отвечать на вопросы старого человека. Тогда пришел инженер, и Сеид поклонился ему. Инженер взял Сеида за руку и сказал, что сын его погиб на войне и об этом говорили по воздуху из Москвы для всего мира потому, что сын Сеида был героем. И инженер поклонился Сеиду.

Сеид сел на землю, опустил голову и долго смотрел на свои желтые руки. Потом он вытер рукавом глаза и сказал инженеру:

— Всю жизнь я трудился. Взгляни на мои глаза, — их съела соль. Шестьдесят дней я шел к сыну, чтобы отдохнуть хотя бы несколько дней перед смертью. Но разве теперь, когда земля дымится от войны, человек может ходить по земле, как гость, со своим верблюдом, смотреть, как катится пот по лицу соседа и надеяться на отдых в сыновнем доме.

— Нет, не может, — ответил инженер.

— Друг, — сказал Сеид, — как ты думаешь, пригодится ли тебе на работе этот старый верблюд, слепой на левый глаз.

— Я думаю, пригодится, — ответил инженер.

— Хорошо, — сказал Сеид. — Но этот верблюд без меня не будет работать. Он издохнет от неудовольствия. Если ты берешь его — бери и меня. Может быть, я еще успею сделать хоть что-нибудь для своей страны, которую наши отцы называли «невестой».

— Хорошо, — сказал инженер.

О том, что он научился петь песни, как надо защищать свою землю, Сеид промолчал. Он не знал, что песни не умирают даже во время войны и нужны бойцам не меньше, чем ручные гранаты. Так старый Сеид стал рабочим на Эмбе. Он начал возить на своем верблюде не соль, а воду в глухие углы пустыни, где инженеры вели разведку нефти. И он был доволен.

Об этом в газете, выходящей на промыслах, была, может быть, помещена небольшая заметка, но никто не обратил на нее особенного внимания, так как в дни войны такие случай перестали быть редкостью в нашей стране. (Константин ПАУСТОВСКИЙ)

К. Г. Паустовский был в числе любимых писателей Марлен Дитрих. В своей книге «Размышления» (глава «Паустовский») она описала их встречу, которая состоялась в 1964 году во время её выступления в ЦДЛ Однажды я прочитала рассказ «Телеграмма» Паустовского. (Это была книга, где рядом с русским текстом шёл его английский перевод.) Он произвёл на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже всё знала о Паустовском. Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома «Повести о жизни» и была опьянена его прозой. Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней, готовясь к выступлению, Берт Бакарак и я находились за кулисами. К нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: «Это невозможно!» Нора уверяла: «Да, он здесь вместе со своей женой». Представление прошло хорошо. Но никогда нельзя этого предвидеть, — когда особенно стараешься, чаще всего не достигаешь желаемого. По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени. Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы он тотчас же вернулся в больницу. Но его жена успокоила меня: «Так будет лучше для него». Больших усилий стоило ему прийти, чтобы увидеть меня. Он вскоре умер. У меня остались его книги и воспоминания о нём. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его «откроют». В своих описаниях он напоминает Гамсуна. Он — лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно.

Ну и где, Ольга Любимова, Министр русской культуры - авторы, способные донести пером и интеллектом суть происходящего сейчас? Почему от Министерства культуры вот уже больше двух лет что-то невнятное?

КРАСНАЯ ЗВЕЗДА ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ОРГАН НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР № 71 (5135) 26 марта 1942 г., четверг.

Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1942 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.