Воскресший заяц.
Мне шел одиннадцатый год, я перешёл в четвёртый класс начальной школы на станции Рожанка в Гродненской области. Три года назад в Рожанку перевели моего отца механика СЦБ и связи ШЧ-1, Лидской дистанции Белорусской железной дороги. Раньше мы жили на станции Бастуны, это километров сто на Юга - Запад от прежнего места жительства. Основной обязанностью отца являлось обеспечение движения поездов на участке Желудок - Мосты. Для этого необходимо: бесперебойная работа светофоров, перевод стрелок на заданный маршрут и телефонная связь. Она передавалась по проводам от опоры к опоре, и от станции к станции. Эта так называемая линия связи шла вдоль железной дороги в зоне отчуждения. Станция считалась большой и имела путевое развитие. На ней были: пакгауз, механизированный пункт с бункерами для отправки картофеля и сахарной свеклы, база заготзерно с её множественными складами, вторсырьё, заготовительная контора, весовая, площадка для разгрузки вагонов, военная площадка и прочая инфраструктура. Станция принимала грузы для города Щучин, который находился в десяти километрах от нас, и отправляла его продукцию. Обеспечивала жизнедеятельность близь лежащих посёлков и деревень, крупного военного аэродрома. У отца в подчинении был бригадир и несколько монтеров, разнорабочих, мастерская и гараж в котором стояла дрезина или «Пионерка» как её любя все называли. Жили мы на втором этаже вокзала в служебной двух комнатной квартире. Отца на работе и в посёлке все уважали. Он был безотказный человек. Мог отремонтировать любую технику, радиоприёмник, мотоцикл и т. д., денег он за свою работу не брал. Мама его часто ругала за это и говорила:
- Сидит, сидит, как сыч ночами; делает, делает, и даже детям на конфеты не принесёт. Все твоей душевной добротой пользуются.
Наша семья состояла из четырёх человек. Отец - Леонид Петрович 1927 года рождения. Мать - Александра Васильевна на три года моложе отца работала дежурной по охраняемому железно дорожному переезду. Почему то за глаза её называли «Кацапкой». Наверно по тому, что родилась в Брянской области. В посёлке её считали самой красивой женщиной с характером. Сестрёнке Алле пятого сентября исполнится семь лет, и она осенью пойдет в первый класс нашей школы. Мать работала по двенадцать часов в смену с тремя молодыми женщинами, проживающими в нашем посёлке. Я рос не по годам самостоятельным. У меня были свои обязанности. Это домашнее хозяйство.
Конец лета, август. Шли дожи. По ночам уже прохладно. Отца ночью вызвали на повреждение линии. Это частое явление в его работе. Мать дежурила в ночную смену. Сестрёнка, как обычно «дрыхла» без задних ног, раньше девяти она не просыпалась. Как она, бедняжка, будет ходить в школу?
Я как обычно встал в пять утра, подоил Вишню, так звали нашу корову. Она первотёлка. Купили мы её телёнком, когда маме врач прописал пить молоко из-за болезни суставов после перенесённого ревматизма. Вырастил Вишню я сам, вместо щенка, которого мне тогда не разрешили завести. Да и повадки коровы, по словам отца, были собачьи. Корова мычала по моей команде, под настроение искала грибы в посадке. Найдёт гриб, станет возле него и мычит, зовёт меня. Надеясь на вознаграждение в виде кусочка хлеба или яблока. Подоить её не могли ни мама, ни папа. Иногда это им и удавалось. Но больше трёх литров молока, они не надаивали.
- Продадим тебе зараза такая. Иди, дои свою любимицу! Я больше к ней не подойду, не корова, а сумасбродная тварь.
Злилась мама. Мне стало обидно, что так плохо мама говорит о моей воспитаннице, и я попробовал. Дрожащими пальцами я потрогал вымя. На моё удивление молоко струйками само текло в подойник, стоило мне дотронуться до соска. Надоил я тогда в первый раз семь литров. Мать корову не продала, но обязала меня вести дойку. Сегодня я отправил Вишню в стадо, привязал телёнка на выпас, покормил оставшуюся живность, а её было не мало: кури, утки, свиньи. Затем позавтракал сам. Выпил две кружки парного молока с ржаным хлебом и уехал за грибами. Поездку я запланировал со вчерашнего вечера. Подготовил старенький велосипед. Сменил звёздочку, подтянул и смазал цепь. Утро было прохладным. Ехал я вдоль железной дороги в сторону Желудка по тропинке, накатанной на насыпи. Земля не успела остыть за ночь, от неё клубился туман. То и дело обгоняли или шли навстречу поезда, участок был однопутный. Место куда я ехал было недоступно для людей, в четырех километрах от дома. Обнаружил я его в прошлом году благодаря отцу, который отвёз меня с велосипедом за орехами на дрезине. Сам он ехал в ту сторону по работе и обещал забрать меня на обратном пути, если он задержится, то я вернусь обратно на велосипеде. Высадили меня у старой дубравы, которая по правой стороне по ходу движения. Я закатил велосипед в лес, прислонил его к старому дубу, ветки которого все в желудях низко свисали до земли. От железной дороги велосипед закрывали густые кусты молодого орешника. Он рос между старыми дубами, так часто, что ствол следующего дерева не был виден, хотя до него было не более двадцати метров. Было ощущение, что я нахожусь в глухом заброшенном лесу, но проходящие поезда возвращали к реальности. Орехов было много, набрал я свою тару быстро. Сел перекусил у старого дуба, рядом с велосипедом. Можно было ехать домой, но крутить педали четыре километра не хотелось. От безделья поднялся на насыпь, перешёл на противоположную сторону железной дороги. Протиснувшись сквозь кустарник, я наткнулся на рукотворную полосу, отделявшую лес от железной дороги. Она была сделана весной и представляла собой разрыв шириной два метра. Земля была вспахана трактором, посредине проходила небольшая канавка, которая уже стала осыпаться. Отец потом мне объяснил, что это противопожарная полоса. Пройдя полосу, я оказался в старой берёзовой роще. Старые огромные берёзы росли далеко друг от друга. Между ними изредка виднелись молодые сосёнки, дубки и берёзки. Солнце проникало сквозь деревья, хорошо освещало поляну, заросшую всякими ягодникам. Ягода уже отошла. Но иногда встречались кусты костяники, которую я собирал в рот. Неожиданно в траве я увидел огромный гриб боровик. Потом второй, третий. Срезов несколько десятков здоровяков, убедился, что боровики переросли, стал сшибать их ногами, разбрасывая мякоть по поляне, и полосе. Наигравшись, не солоно хлебавши, я побрёл к велосипеду на ту сторону железной дороги. Миновав кусты орешника, я оказался у моей стоянки. Но там уже были гости. Около десятка маленьких зверьков похожих на поросят бродили вокруг дуба. Они были милы и симпатичны, такие же, как наши поросята только полосатые. Такого чуда я ещё не видел. Не успел я подумать:
- Было бы хорошо поймать и принести их домой, вот бы домашние обрадовались такому событию, особенно сестрёнка.
Поросята, почуяв опасность, молча, бросились врассыпную. Один поросёнок запутался в траве и завизжал. Услышав, хрюканье и шум справа, я не помню, как взобрался, наверное, по велосипеду, на дуб. Мимо него, сквозь кусты, пронёсся большой чёрный секач, уронив велосипед. Мне стало страшно. Боясь, пошевелится, я сидел на дереве пока не услышал шум приближающейся дрезины. Когда дрезина остановилась, я начал кричать, просить отца подойти ко мне. Отец понял неладное и побежал на крик. Снял меня с дерева, забрал орехи и сломанный велосипед, его на ходу успел повредить кабан. Услышав мой рассказ, отец сказал:
- Ты в рубашке родился. Дикие свинья живут небольшими стадами. Главная в стаде у них свиноматка. У неё острый слух и обоняние, но зрение не ахти, она ничего не видит над головой, как и другие свинья. Стая обычно состоит из двух последних пометов. Если помет один, как в нашем случае, то свинья опоросилась первый раз и свиноматка не опытная, или ты не увидел предыдущее поколение. Почуяв опасность, свиноматка увела поросят, а секач бросился на визг поросёнка, сметая всё на своём пути. Не влезь ты сынок на дерево, лежал бы сейчас с разорванным животом.
Как давно это было, прошёл целый год. Я подрос, поумнел, отец даже сам это отметил, когда я отказал сестрёнке, прокатится на Вишне. Раньше я катал её на корове по несколько раз в день. Бедная Вишня слушалась, терпела. Соседи смеялись:
- Бесплатный цирк, да и только, смотри да веселись.
Я крутил педали, а мысли сами лезли в голову. Вот я проезжаю мимо зарослей лозы и ивы с неё по весне год назад я драл кару со старшими ребятами. Потом мы её сушили под навесом и сдавали в заготовительную контору по десять копеек за килограмм. Всё хорошо: свои деньги и работа не пыльная, но в траве много гадов, в основном ужи. Но попадались и змеи. После того, как умер семиклассник из соседней деревни. Он драл кару, и его укусила гадюка. Врачи не спасли и говорили:
- Поздно привезли!
После этого, мне запретили близко подходить к этому месту. Я и не подходил.
В начале лета я собирал лисички в дальнем бору. Обратно домой я пошёл по короткой дороге, через старую дубраву по ней давно никто не ходил. Перед самым выходом на берегу ручья, который в паводок превращался в быструю речку. Я обнаружил несколько старых сваленных последним ураганом дубов. Корни их были подмыты, вот и свалило вместе с корнями и пышной листвой. Две недели я украдкой ездил, сдирал кару с веток и стволов. Работал я топориком и ножом. Кара была толстой почти сухой, в некоторых местах уже отошла от ствола. Потом две недели сушил на воздухе. После этого рассказал отцу о своих мытарствах, уговорил его взять телегу с лошадью у знакомого, и привезти добычу. Вот полную телегу коры мы привозим в заготконтору. Взвешивали её в весовой, на больших весах. С начало гружёную телегу, потом порожнюю, разница составила больше пятьсот килограмм. Сколько было радости, когда я узнал, что она стоит в два раза дороже, чем лоза и отцу дали сто рублей одной купюрой. В воспоминаниях незаметно я приехал на место. Спрятал велосипед в кустах и пошел за грибами. Чем ближе я подходил к полосе, тем сильнее становился грибной запах. О Боже! Такого я ещё не встречал. Вся противопожарная полоса была усеяна молодыми грибами. Это были боровики. С толстыми ножками и большими светло - коричневыми шляпками, торчали из низкой травы, через каждые полметра. Травой уже успела зарасти противопожарная полоса. Грибы были повсюду, даже в канаве. Как с грядки за несколько минут, я набрал два ведра молодых, без единой червоточины хрустящих грибов. Отнес к велосипеду, высыпал в корзину. Потом два раза повторил свои похождения. В рощу я не заходил и на полосе оставил много грибов, Бог помог бы эти довезти и переработать. Поставил на тропу велосипед, для этого отбросил распорку, которую придумал и сделал отец, почти, как у мотоцикла. Привязал четырех ведёрную корзину с грибами на багажник, повесил два ведра на руль, убрал распорку ногой и поехал домой. Ехал медленно. Через минут двадцать, небо затянуло тучками, пошёл небольшой теплый дождь. Я остановился, оставил велосипед на тропе, сам спрятался в кустах от дождя. Он быстро закончился. От земли поднялся туман. Тут я услышал лай лисы. Похоже, она гнала зайца от стогов соломы, убранной на прошлой неделе ржи. Туман усиливался. Погоня двигалась в нашу сторону. Скорей всего ночью заяц посетил колхозное капустное поле в ложбине, потом улёгся отдохнуть в стогу соломы, а лиса пришла за мышами и наткнулась на него. Я поехал. Лай лисы уже рядом. Через несколько минут я услышал звуки приближающего скорого поезда Гродно - Москва, он мчался под уклон на большой скорости. Вот дымное облако впереди движущего поезда накрывает меня. За мгновения до встречи, глухой удар о метельник тепловоза, и что - то большое падает на дорожку у переднего колеса велосипеда. Я затормозил, оставил велосипед и прошёл вперёд. Дым и туман постепенно рассеялись. На тропинке, вытянув, в разные сторона лапы, лежал огромных размеров заяц. Убежал от лисы называется?! Взял тушку в руки. Осмотрел со всех сторон, ни царапины. Более шести килограмм живого ещё тёплого мяса. Ну и дела! Вытащил солдатский вещмешок, я брал его с собой всегда, когда ехал в лес. Поместил туда зайца, подогнув задние лапы к его животу, еле затянул лямки на удавку. Надел вещмешок за спину, взял велосипед за руль и побрёл домой. Ехать на нём как вы понимаете, я уже не мог. Пройдя, таким образом, с Божьей помощью, более двух километров, к обеду, я был дома. Грибы я поставил дома в холодную кладовку, которая была в коридоре. Положил туда и вещмешок с зайцем.
Здание вокзала было старинным. Его строили в начале двадцатого века по проекту польского архитектора. До 1939 года это была территория восточной Польши. Наружные метровые стены, в которых кладовка находилась, не пропускали летом тёплый воздух, поэтому её называли холодной. Одна из дверей в коридоре выходила на кухню. Сразу при входе в левом углу кухни была плита с двумя конфорками и духовкой. На ней мы готовили пищу, и она отапливала кухню. Мама отдыхал после ночной смены в одной из комнат, сестрёнки не было, она как всегда где-то с подружкой. Разжёг плиту сначала дровами, когда они прогорели, засыпал уголь. Взял подойник и пошел доить Вишню. Она уже вместе с Кветкой, так звали нашу тёлочку, паслась на лужку у огорода, по молодой отаве. Подоил корову и пошел в дом. Сестрёнка уже вернулась и просила есть. Я покормил её и велел отогнать корову в стадо. Сестрёнка с удовольствием побежала выполнять задание, прихватив кусок хлеба со стола для Вишни. Кухня большая, двадцать квадратных метров. Пообедав, я сел за рабочий стол у окна и стал перебирать грибы. Окно выходило на главный фасад вокзала, с него открывалось путевое развитие, под ним был перрон и вход в вокзал. Вскоре проснулась мама и стала помогать мне. Она резала грибы на жаровню, сушку и закатку. Вернулась сестрёнка, её мама сразу посадила нанизывать перебранные грибы на проволоку, для сушки у разогретой плиты. Работа спорилась. Тут неожиданно вернулся отец. Он с ночи не был дома, аварийная бригада только устранила повреждение на станции Турья, он устал и очень хотел есть. Мама его накормила.
- Принёс мамке работу, да такие хорошие и столько много, - похвал отец.
- И тебя в вещмешке в холодной кладовке работа дожидается.
Тут я рассказал отцу о лисе, зайце и скором поезде. Отец сразу пошел в кладовку и принёс вещмешок, нагнулся и стал его развязывать. Неожиданно отец вскрикнул и рухнул на пол. Оживший заяц, выскользнул из его рук, и стал нарезать круги по кухне. Оказывается, он был контужен и пришёл в себя, когда отец взял его в руки. От страха ударил отца в солнечное сплетение с такой силой, что чуть не убил его. С каждой секундой скорость зайца возрастала, он не мог покинуть кухню, дверь была закрыта, у окна стоял я, рядом онемевшая мама и сестра, кричавшая своим писклявым голосом, что есть мочи. Тут от её голоса не то, что заяц, даже я испугался. Неожиданно, делая очередной круг, заяц замертво рухнул на пол. Я подошёл к нему, потрогал ногой. Он не проявлял признаков жизни. Помог подняться отцу. Неожиданно, пришедшая в себя мама, со словами:
- Это тебе за зайца, чуть отца не убил, зараза такая! А если бы на его месте оказалась сестра?! Тащишь домой всё, не думая!
Отвесила мне лёгкую пощёчину. Я обиделся и демонстративно ушел на сеновал. Вечером я узнал от отца, заяц умер на бегу от разрыва сердца. Мне по-человечески было жаль его.