Найти в Дзене
Время Романовых

Что связывало Марину Цветаеву и Софию Парнок?

«Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? — Чья победа? — Кто побежден? Все передумываю снова, Всем перемучиваюсь вновь. В том, для чего не знаю слова, Была ль любовь? Кто был охотник? — Кто — добыча? Все дьявольски-наоборот! Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот? В том поединке своеволий Кто, в чьей руке был только мяч? Чье сердце — Ваше ли, мое ли Летело вскачь? И все-таки — что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?» Это стихотворение было написано Мариной Цветаевой в 1914 году. Долгое время исследователи не могли понять, к какому любовнику Цветаева обращалась в этой любовной лирике, но все же с годами пришли к выводу, что искать стоит не мужчину. Посвящено эти строки были подруге поэтессы Софии Парнок, с которой они тогда вместе жили. Отношения между женщинами тогда (а уж тем более сейчас) были не просто осуждаемы, а просто недопустимы. Но все же Цветаеву и Парнок связывал полуторагодовой роман, который закончился

«Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? — Чья победа? —

Кто побежден?

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?»

Это стихотворение было написано Мариной Цветаевой в 1914 году. Долгое время исследователи не могли понять, к какому любовнику Цветаева обращалась в этой любовной лирике, но все же с годами пришли к выводу, что искать стоит не мужчину. Посвящено эти строки были подруге поэтессы Софии Парнок, с которой они тогда вместе жили. Отношения между женщинами тогда (а уж тем более сейчас) были не просто осуждаемы, а просто недопустимы. Но все же Цветаеву и Парнок связывал полуторагодовой роман, который закончился печально, но подарил нам это прекрасное произведение.

Сразу хочу оговориться, что ни коим образом не собираюсь заниматься пропагандой или что там еще сейчас под запретом. Сегодня речь пойдет об одном из отрезков жизни Цветаевой и о том вкладе, что принесло в ее творчество общение с Парнок. А поговорить там есть о чем.

В 1912 году Марина Цветаева вышла замуж за литератора Сергея Эфрона, в том же году на свет появилась их дочь Ариадна. Они прожили вместе долгие годы, сохраняя взаимное уважение и теплоту чувств, обращались друг к другу на «вы» и не могли долго жить в разлуке. Но это не мешало творческой душе Марины Цветаевой, я бы сказала, влюбленной в любовь, заводить романы на стороне. Эфрон о них знал и принимал увлечения супруги, хоть порой это и выводило его из себя (об этом чуть позже).

В 1914 году в литературном салоне Аделаиды Герцык произошло знакомство Цветаевой и Софией Парнок. Первой на тот момент было 22 года, второй - 29 лет. О плохой репутации Парнок уже ходила молва по всей Москве, но Цветаеву это не смущало. Может, именно это и привлекло юную девушку, горящую тягой к приключениям. Она моментально поддалась обаянию. Тем же вечером поэтесса написала:

«Я Вас люблю. - Как грозовая туча

Над Вами - грех -

За то, что Вы язвительны и жгучи

И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни - разны

Во тьме дорог,

За Ваши вдохновенные соблазны

И тёмный рок».

Кто проявил первые знаки внимания - не известно. Исследователи предполагали, что более опытная Парнок воспользовалась легкостью Цветаевой. Однако сама Марина Ивановна в написанных позже стихах указывала, что ей нравилось занимать роль рыцаря и добиваться неприступной прекрасной дамы. Так в вечер их первой встречи, как вспоминали знакомые, когда Парнок вошла в помещение, ей сразу представили молодую поэтессу, которая полулежала в кресле, вертя в руке кольцо. После «длинного рукопожатия», когда Парнок вынула папиросу, Цветаева картинно поднесла ей спичку. Так или иначе, симпатия их была взаимной и внезапной.

Чуть позже тем же вечером Цветаева увидела, как Парнок катается с молодой девушкой на извозчике. Эта сцена вызвала у нее такую бурю негодования, что родились написанные выше строки.

Цветаева с детства была натурой увлекающейся. Она пылко влюблялась в человека, и ей совсем не был важен его пол, статус и даже реальность существования объекта симпатии. Да и в том кругу литературных салонов, в котором она так часто проводила время во взрослом возрасте, на отношения смотрели достаточно спокойно. Люди творческие, они позволяли себе больше, чем остальной мир. Но ей не хватало нежности. И она нашла ее в Софии, которая могла быть и ласковой, и роковой.

В тех же литературных салонах Цветаева и Парнок не скрывали своего близкого общения. Они сидели рядом, обнявшись, курили одну сигарету. Цветаева сама вспоминала, что тогда она боялась «упустить волну», то есть впустую потратить жизнь, отчего брала как можно больше. О Парнок она писала: «этой улыбающейся молодой девушке встречается на повороте дороги другая я, она: ее не надо бояться, от нее не надо защищаться, она свободна любить сердцем, без тела, любить без страха, любить, не причиняя боли».

-2

София Парнок тоже была поэтессой, причем довольно известной в свое время, но все же ценили ее больше как блестящего литературного критика. У нее были плохие отношения с отцом, который быстро после смерти матери девочки женился на гувернантке. Софии тогда было 6 лет. Не поладив с мачехой и затаив обиду на отца, она часто огрызалась и была замкнутой. Но образование девушка получила достойное, обладала выдающимися музыкальными способностями и прекрасно разбиралась в литературе.

Парнок недолгое время была замужем за литератором Волькенштейном, а после развода решительно перестала связываться с мужчинами и заводила отношения только с женщинами. «Я никогда не была влюблена в мужчину», – написала она позже. Про нее говорили, что в ней было «какое-то обаяние - она умела слушать, вовремя задать вопрос, ободряющий или сбивающий с толку едва заметной иронией, - словом, это была женщина, которую могли слушаться». Она была первой в истории России женщиной, которая так открыто заявила о праве на нестандартную любовь, за что получила прозвище «русская Сафо».

Парнок была поддержкой Цветаевой на целых полтора года. Она умела вдохновлять и стала настоящей музой для поэтессы. Она сразу распознала в ней необъятный талант и окружала его заботой. Хотя некоторые из их общих знакомых не исключали, что где-то в душе Парнок завидовала дару Цветаевой, но старалась подавлять в себе эти эмоции.

В 1915 году женщины уехали на рождественские каникулы в Ростов Великий. Ночевали они в монастырской гостинице, а как-то Парнок полушутя предложила украсть для подруги икону Богоматери. Цветаева с восторгом отзывалась о тех днях, о том, как они бродили по праздничному рынку, и как гадали на картах в гостиничном номере. Кстати, уже тогда Цветаева отметила, что София была в ярости, когда у Марины трижды выпал червонный король. Парнок тогда писала:

«Благодарю и за то, сладостная, что в те дни

“Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою”».

Вместе они были и на отдыхе летом 1915 года в Коктебеле и Святых горах. Компанию им составляли друзья и близкие. Сестра Цветаевой отзывалась: «Как эффектны, как хороши они были вдвоем: Марина - выше, стройнее, с пышной, как цветок, головой, в платье старинной моды... Соня - чуть ниже, тяжелоглазая, в вязаной куртке...».

Цветаевой говорили, что никто так себя не ведет, но Марина Ивановна отвечала, что она - «кто». Ее вообще мало заботило мнение людей. Встречались они чаще всего в квартире на Арбате, которую снимала Парнок. О том, как Цветаева заботилась о подруге, свидетельствует сохранившийся список блуз, принадлежащих одной и другой, который Цветаева аккуратно составила, прежде чем отдать их в стирку. 

Но уже тогда между ними произошел разлад: Парнок постоянно проявляла ревность, сначала у мужу Цветаевой, потом к поэтам Волошину и Мандельштаму, а самое главное - к желанию иметь детей. Это приводило к конфликтам, но все же не разрывало связь между женщинами. После встречи с Эфроном Парнок написала о нем язвительное письмо, в котором не скрывала своей неприязни («не ты, о юный, расколдовал ее»). Задевало ее и близкое общение Цветаевой с Мандельштамом. Первые яркие эмоции постепенно угасали, и Цветаева предчувствовала, что скоро их общение прекратится. Вообще, кажется, с самого начала обе женщины чувствовали обреченность этой связи. Уже спустя год все Парнок стала вздыхать о новой «роковой госпоже», которую она намеревалась встретить, а Цветаева в стихах предупреждала ее, что «твоя душа мне встала поперёк». 

Ревновала и Цветаева. Видя, как та реагирует на каждое общение с женщиной, Парнок намеренно флиртовала с ними у нее на глазах. Она обвиняла Софию в равнодушии, требовала внимания, взаимности, верности. И все же они еще какое-то время старались сохранять возникшую между ними близость душ, хоть и делать это становилось все труднее. Цветаева писала в своем дневнике: «…Парнок отталкивала меня, окаменевала, ногами меня толкала, но – любила…!».

Внешне они были очень разными: Цветаева любила яркие оттенки, Парнок же предпочитала строгие и черно-белые образы. София своим поведением заменяла Марине мать, окутывая одновременно теплом и сильным характером.

Говорили, что Цветаева собиралась оставить семью из-за Парнок. Действительно в то время она почти не уделяла внимания мужу и дочери. Сергей Эфрон даже шутил, что намеревался вызвать Софию на дуэль, если бы она не была женщиной. Но все же он предпочел не вмешиваться и просто отошел в сторону. Он переждал увлечение супруги и даже старался лишний раз не показываться женщинам на глаза. В итоге он ушел братом милосердия на фронт Первой Мировой войны. Цветаева продолжала любить Эфрона и очень страдала от того, что ее буквально разрывало на две стороны.

Завершилось все довольно трагично. Зимой 1916 года у женщин произошла очередная ссора, начавшаяся из-за того, что Цветаева уехала на встречу с Мандельштамом. Парнок говорила, что у нее сильно болит голова, и вынуждала остаться подругу вместе с ней. Но Цветаева, заверив, что скоро вернется, ушла. Стоит отметить, что в компании мужчины она провела целых два дня. Вернувшись, Цветаева увидела Парнок с другой женщиной, «очень большой, толстой, черной». Она не стала устраивать скандал, а просто молча развернулась и ушла, хотя душа ее горела от гнева и обиды. Гордость была сильнее. А Парнок вскоре уехала в Крым.

После этого Цветаева даже слышать ничего не хотела больше о Парнок, называя их роман «часом первой катастрофы». Подруга поэтессы Майя Кудашова-Роллан говорила, что Марина возненавидела Софию. Вероятно, тут проявилась черта Цветаевой, когда она наделяла предметы своих обожаний выдуманными чертами, а затем сильно в них разочаровывалась. Цветаева убрала из всех стихов упоминания имени Парнок и даже просила вернуть ей письма, на что та отвечала в поэтической форме:

«Краснеть за посвящённый стих

и требовать возврата писем?

Священен дар и независим

от рук кощунственных твоих!

Что возвращать мне? На, лови,

тетрадь исписанной бумаги,

но не вернуть огня и влаги

и ветра ропотов любви!».

-3

Парнок Цветаева посвятила целый цикл из 17 стихотворений, названный «Подруга», хотя первое его имя было «Ошибка». Для общества того времени они были настолько шокирующими, что опубликовать их решились только в 1976 году. В них можно отследить чуть ли не поэтапное развитие их отношений - от очарования после первой встречи до обвинений. Они до сих пор часто цитируются, причем зачастую люди даже не догадываются, кому они посвящены и при каких обстоятельствах написаны.

В 1932 году Цветаева еще написала биографическое эссе, состоящее из маленьких отрывков, мыслей, воспоминаний об их отношениях с Софией Парнок, — «Письмо к Амазонке».

Как переживала этот разрыв Парнок - осталось загадкой. Кажется, она совсем не держала на Цветаеву зла. Она умерла спустя 18 лет, а очевидцы говорили, что на прикроватном столике у нее стояла фотография юной Цветаевой, а незадолго до смерти начала писать стихотворение, названное инициалами «М.Ц.», но так его и не закончила. А вот Марина Ивановна приняла новость о кончине бывшей подруги весьма равнодушно.