Так вот, страх оттого, что мало кто может понять, какое место любопытство занимает в его душе, его занимал. И отнимал львиную долю всего времени, отложенного Творцом.
Тем временем, как многие творили нечто новое, другие восхваляли творение и жили, как им было уготовано. Он ждал и сражался с множественными сомнениями и самыми утаёнными страхами, которых не должно было существовать ни у кого.
И даже это не мог он удержать в своем личностном обозрении, что, как рывок, проносилось вслед. Могут ли быть друзья у того, кто окутан тайнами? И даже тайной является тот факт, куда он может зайти и насколько еще хватит сил.
Туман становился все тише и вот заполонил собой весь предел. Алело закатное солнце, только в таких местах можно было осознать, что пик светоносного бега не вечен.
И бывает время, когда озарение прерывается и наступает непроглядная тьма. Клубился дым над оперением грота у первой башни древних. И мост её на этот раз горел огнями радуги.
Молнии освещали своды небесные, и теперь уже к затаившемуся всаднику, что был в засаде из непроходимых лиан и веток дикой, похожей на сливу, породы, присоединилось еще трое таких же, как он, и внешне, и даже чем-то внутренне.
Приближалась троица молчаливо, и туман грозил всему живому, воцарилось глубокое беспокойство, причиной которому была резкая перемена во всем. И в атмосфере, и в том, как выглядели они.
И ехал первый на белом коне с огненным, пронзительным взором. Конь не был подобен тем, что по обычаю обитают на Земле. Но был подобен он первообразу, о которых позднее мы узнали.
В мире прежнем, первоначальном была лишь одна форма жизни известная. И материя сия превосходящая, образ, дух её. Неплотная, бестелесная. И всё, что было иным, не могло покидать место своего обитания.
Когда Небо отделилось от Моря, началась Великая Война. И только тогда мир поделился на два противоположных ему лагеря, посредине которого оставался Исток.
Медленно и хладнокровно пробежимся же по вехам истории, о зритель.
И в то время, когда мир разделился и стал миром зримым, то есть плотным. Когда всё обрело самые разные формы, а значит стало чужим друг для друга. Небо ничего не знало о том. И самым последним дошли вести о начале времен до верхов.
Это не было шоковой новостью, об этом все знали. Что так будет. Что так есть. Потому что так было. И, наверное, потому все, кто видел что-то своими глазами, слышал ли из чьих уст, он уже понимал, о чем пойдет речь.
Небо привело в порядок единый все знания мира, который еще не осознал себя. И оно же их уничтожило, заключив в вечернем запрете тумана.
Но вот туман, претерпевая множественные изменения, что сотворил с ним радужный мост, стекая по брегу длани которого бескровны и необъятны никакому глазу.
Переливаясь из формы в новое свое обтекаемое начало, породил из себя трех всадников. Имена которым не стоит называть. Потому как это имена первых моих братьев, и первых из моих пороков.
Возможно, в будущем и опишу их достойно и в полной мере. Но сейчас ограничусь лишь общим их описанием, принадлежностью их к той мере, с которой прибыли они в мой прежний мир. Из которого, быть может, и не стоило выходить. И вышли они из моря подобных себе.
И первый нес меру в лапе своей, и был он строен станом, даже в некоторой степени чрезвычайно худ. Одна чаша весов перешивала другую, в лапе была зажата также виноградная гроздь, одет был он в серое воздушное, невозможное одеяние, подобное грозовым тучам, что струились вокруг него.
И был он на черном же коне, непохожем ни на одного, что земля видала. Что говорило о их скорейшем внеземном происхождении, что было не меньшим абсурдом, если пришли они с нижних земель Пандемии, простора закрытого столько же, сколько и Небо Саввов, в котором они на данный момент приходились. Всадником приходился он, надобно сказать, такому же существу, каким являлся сам он. Только видоизменено было оно и составляли они одно целое.
Всадник был рожден как ящер с высокими и порывистыми плечами, лапами мягкими, как у кота, нежными пальцами, незаметно переходящими в подобие когтей. У обоих была область на шее, напоминающая воротник, служащая для поддержания баланса внутри тела, а также и для того, чтобы скрыть свою природу в момент нужды. Существо под ним было подобно ящеру в какой-то степени, состоящего из трех или даже пяти существ.
Этот же явно был подобен коню с лисьей мордой, опирающемуся на такие же когтистые, но мощные лапы с оперением орла. Но вместо перьев большую часть крыльев его занимал кожный покров, покрытый меховой подушкой, такой, что просматривался рисунок как покрова, так и перьевой рисунок, богато украшенный красками пенного моря в весеннюю непогоду.
Опирался он на изогнутый полумесяцем меч, занимающий посох ему. На одну лапу хромал, видно по меху было изодранному, множество на пути препятствий ожидало при жизни его.
Второй всадник кровью чужой и своей не был испачкан. Был напротив, он чист, и видом превосходно сложен. В красной, яркой мантии с перьями, покрывающими всё его тело.
И таким же ярким хвостом феникса, сложенным бабочкой из четырех оснований. Голову его украшали рога, подобные ветвям дубовым. И восседал он на белоснежном коне, чешуя которого отливала попеременно и золотом, и серебром.
Взор коня блистал всеми оттенка синего, цвета истины и свободы. Оперение крыльев его было жестким и не подобало пернатым. И в лапах всадника зажат лук Хемрийский, что о тысячи стрел.
Третий всадник же был подобен гиене. Замыкал он колонну, и дикие ветры подвывали сошествию его. Изуродовано было пол-лица его, был он бледен и, по всей видимости, был он безумен, бормотал что-то без умолку.
Был верхом на рыжей бестии, что кошке подобна была или льву. С двумя кисточками на хвосте, острой мордочкой, чрезвычайно заточенных и острых пяти клыках, торчащих во все стороны, и три глаза были у кошки той. Этот принц был безумен. И одеяние его было в беспорядке, а оружием было его безумия страсть.
— Зэйд, альт’тедрангвэ’! (Моё почтение, молодой господин). Мы пришли, чтобы преподать тебе урок. Который никто не может отвергать. Мы знаем, ты не имеешь здесь друга, и он знает — перстом лев указал на безумные глаза кота — что некому довериться, и, никто тебе не брат и даже не родич. Мы можем уверить, что ты сам понимаешь всю важность того решения, что уже давно в твоей голове. Ты только родился, и мы тотчас начали это странствие.
— Кто ты? И отчего голос твой мне знаком? Чаша во льду, спрятанная в оперение тумана. Пригоршня земли, сжигаемая во тьме. Что всё это значит?
Молчаливый созерцатель вышел из укрытия, сожалея, что его так быстро обнаружили. Тем не менее, он был рад, что его не стали мучать вопросами с хода, почему он попал в запретные земли.
— Мы-то? А сам ты как думаешь? Мы у Истока. И врать перед Единым здесь нельзя. Я, он и она. Ты и только себя видишь пред очами. Но мы поможем тебе разобраться с этой тайной. Позволишь ли, нет?
— Нет, нет, Джайана, не нужно тратить стрелу, он сам — предостерег странник в черном, того что уже натягивал тетиву. — Не будет крови. Мы не можем кого-то принуждать — с тем усмехнулся, пустив губами дым, отчего туман стал кустистей.
— Следуй за нами, вслед за лунной тропой. И ты, скорее всего, всё сможешь познать, не пойдешь — и путь твой ничто.
С последними словами все встали на одно колено и склонились, после чего туман стал редеть и вовсе растаял. А троицы и след простыл.