В первый класс я ходил за три километра в деревню Гороховый Бор. Часто, когда возвращался из школы, соседская девочка Нина, ей в школу только на будущий год, каталась на калитке у своего дома, будто поджидала меня, и вот, дождавшись, обязательно начинала весело и громко выкрикивать дразнилку:
- Сегодня воскресенье - девочкам веселье, а мальчишкам, дуракам, толстой палкой по бокам!
- В воскресенье в школу не ходят! – возражал я ей, но это не мешало Нине исполнить известный стишок еще несколько раз.
Пообедав, я выполнял домашнее задание, а после этого шел на улицу. Чаще всего мы сидели с соседкой на скамеечке около их дома, и она рассказывала мне деревенские новости, случившиеся в мое отсутствие.
Оказывается, дядя Саша спилил перед своим домом посохшую березу, и дерево, падая, чуть не задавило черную курицу. К Дашке Зайчихе в огород забрались чьи-то гуси и всё-всё там поклевали. И что в клубе сегодня вечером будет кино. Нина кого-то спросила: «Какое сегодня кино?», а ей ответили: «Черт играет в домино!»
Я рассказывал своей подружке, какую букву мы сегодня изучали. Рисовали по очереди ее прутиком на натоптанной тропинке и называли слова, которые начинаются с этой буквы. На следующий год, когда Нина пошла в школу, она уже бойко читала и в пределах десяти уверенно решала примеры в уме.
В школу мы с ней ходили не вместе: она с другими девочками, а я в мальчишеской компании, но после уроков часто по-прежнему сидели у их дома.
Потом я уехал. Иногда летом приезжал в родную деревню, с Ниной виделись, но редко, и не было уже у нас такого доверительного общения.
Вновь пересеклись наши пути, когда я приехал в деревню готовиться поступать в институт. Целые дни я перелистывал школьные учебники, а вечером шел к соседскому дому, осторожно стучал по стеклу крайнего окна, и из дома выходила Нина.
- Почему так поздно? – строго спрашивала она, хмуря черные брови.
- Договорились в десять, а сейчас полдесятого, - оправдывался я.
- Ну и что? Я давно тебя поджидаю.
Тогда летом почему-то небо по ночам было звездным. Мы сидели с Ниной рядышком на скамеечке, и я рассказывал ей о звездах и созвездьях, названных в честь героев, когда-то проживавших на земле. Как они любили друг друга, ревновали, убивали и умирали во имя любви.
У Нины в глазах отражался свет далеких звезд, а мне казалось, что в них застыли слезы.
Как-то я обратил внимание на странные звуки, доносившиеся из их сада.
- Что это такое? Лягушки?
- Яблоки падают. У нас в саду есть ранняя яблоня Белый налив.
Мы шли в сад посмотреть, как созревшие яблоки будут отрываться от ветки и падать вниз, гулко ударяясь о землю.
Однажды вечером я собрал на поляне у леса много светлячков, принес их в банке и рассыпал по траве перед скамеечкой. К приходу Нины светлячки, переселенные мной на новое место, успокоились и зажгли свои волшебные фонарики. Звездные россыпи в траве!
- Нина, мне пора ехать, сдавать экзамены.
Она подвинулась ко мне поближе, вся прильнула – так и просидели мы с ней до самого утра. Простились с детством навсегда.
Потом даже пробовали писать друг другу письма, но стремительное течение жизни подхватило нас и унесло в разные стороны.
На родине я почти не бывал. Думал, успею, съезжу. И всё представлял себе, что приеду, а мои земляки на месте: никто никуда не уехал, не состарился и не умер.
Но только много лет спустя я побывал в нашей деревне. И оказалось, что здесь уже нет ничего и никого. Ни одного жилого дома! Деревня умерла! Повсюду развалины, заросшие лопухами и крапивой; столбы с оборванными проводами. На месте родного дома пустырь, но зато вот две березы стоят – их когда-то посадила мама у калитки. Надо же, сохранились!
А вот соседский дом цел. Ни сада, ни палисадника, ни других строений. Стоит один дом, открытый всем ветрам; без крыши: похоже, упала. Удивительно, одно окно сохранилось, то самое, в которое я стучал, вызывая соседскую девочку на свидание.
Осторожно я подошел к заветному окошку и стукнул несколько раз по уцелевшему стеклу: вдруг Нина выбежит из дома и скажет мне:
- Сегодня воскресенье – девочкам веселье!
А я добавлю:
- А мальчишкам, дуракам, толстой палкой по бокам!
Нет, никто не вышел. До прошлого не достучаться.
(Щеглов Владимир)