(эпизод из жизни тюремного врача)
Накануне Рождества взбунтовалась одна из колоний, которая находилась недалеко от города. Бунт, правда, был не типичный, без бузы и поножовщины, просто зэки одновременно написали жалобы на имя начальника зоны и в управление республиканского ФСИН на плохую работу всех служб колонии. Количество жалоб было громадным. Этот факт сразу стал известен в столице, откуда раздался окрик и требование несмотря на выходные дни и праздники немедленно разобраться и доложить наверх о результатах проведённой работы. Управление отправило в колонию своих специалистов для анализа обстановки и объективной оценки предъявленных в жалобах претензий. Работу медицинской части поручили проверить начальнику терапевтического отделения больницы, головному медицинскому учреждению республиканского ФСИН. На работу мед. части колонии было подано более ста жалоб. Таким образом праздник для Татьяны Владимировны как выразился Рыбаков накрылся медным тазом. Седьмого января утром Татьяна должна быть готова отправиться в колонию. Начальник обещал машину.
Взбунтовавшаяся зона строгого режима была вполне благополучной, можно сказать образцово–показательной и соответствовала всем современным требованиям к подобным учреждениям. Все постройки были каменными, общежития для спец контингента и столовая благоустроенными, просторными, на территории организована спортивная площадка, строился православный храм, функционировали вместительный клуб, спортзал, библиотека. На питание также до настоящего времени жалоб не было. Стараниями хозяйственной службы летом на территории колонии разбивались многочисленные цветочные клумбы, содержащиеся в идеальном состоянии. Начальником колонии многие годы оставался строгий, порой даже суровый по отношению к своим сотрудникам подполковник, поэтому все службы работали исправно и для протестов у жуликов не было причин.
Медицинская часть колонии была одна из лучших в управлении. Руководила медициной в этой зоне начальник медчасти капитан Елена Евгеньевна, которую осуждённые прозвали Америка. Почему капитан получила такое погоняло никто не знал, но у Татьяны Владимировны была своя версия происхождения этого интересного прозвища. Елена Евгеньевна на пять лет моложе Татьяны, модница, одевается красиво и даже экстравагантно. Большинство медиков колонии были аттестованными сотрудниками и появлялись на службе только в соответствующей форме. Елена Евгеньевна же приходила на работу в офицерской форме, только тогда, когда этого требовали особые обстоятельства, например тревога, выезды на стрельбище или замечание начальника колонии. Особенностью облика Америки были шляпки. Они завершали каждый туалет доктора. Шляпок было большое количество от беретов до уникальных головных уборов, за которые (по сплетням сотрудников) доктор платила большие деньги. Елена была независимой, даже дерзкой и привлекательной. Голубоглазая, с выразительными бровями, ярким маленьким ртом, тёмными, густыми волосами и стрижкой каре, она заставляла вздыхать многих сотрудников-мужчин. Америка была незамужней. Причиной личной неустроенности Елены многие видели в её росте – более ста восьмидесяти сантиметров. Какой мужчина согласится иметь рядом с собой такую каланчу, которая всю жизнь будет смотреть на мужа сверху вниз. Подходящего мужчину в своей жизни Елена пока не встретила. По мнению Татьяны высокая и тонкая Елена Евгеньевна возвышалась над всеми сотрудниками колонии и над осуждёнными как статуя свободы в Нью-Йорке.
- Независимая, дерзкая, уверенная в себе, экстравагантная (одни шляпки чего стоят) Елена Евгеньевна похожа на иностранку, вот поэтому её и прозвали Америкой, - рассуждала Татьяна.
Только один мужчина по своим габаритам подходил для Америки. Это был осуждённый Дёмин, страстно влюблённый в доктора. Дёмин служил в армии в каком-то элитном подразделении, где обучился специальным видам борьбы, что пригодилось на гражданке. После армии парень увлёкся боями без правил, чем зарабатывал себе на жизнь. В подвалах, где проводились «соревнования», Дёма был непобедим. Жизнь протекала безмятежно и весело. Однажды в одном из ресторанов случилась потасовка, в пылу которой Дёмин нанёс смертельный удар своему сопернику. В СИЗО медики обнаружили у задержанного повышенное артериальное давление и неврологические нарушения, возникшие, вероятно, в результате многочисленных, хотя и нетяжёлых черепно-мозговых травм, поэтому он был немедленно направлен в терапевтическое отделение больницы ФСИН. Здесь Дёмин и получил подходящее для него погоняло - Деймос, что в переводе с древнегреческого означает ужас. Так его «окрестил» Инженер, он же Евгений Рыбаков. В то время находясь в терапевтическом отделении, Дёмин-Деймос жил в блатной хате с авторитетом по кличке Марсель, которого для краткости все называли Марсом. Марс – бог войны имеет два постоянных спутника страх и ужас. Деймос, он же Ужас был на побегушках у Марса, выполнял его поручения в том числе, когда требовалось кого-то припугнуть. Почти двухметровый гигант с огромными кулаками и кривым, сломанным носом был в этом случае как никто на своём месте. Был ли Дёмин с рождения не очень умным, или к этому привели травмы головы во время боёв без правил, теперь узнать было невозможно. Погоняло, придуманное Рыбаковым, Дёмину очень нравилось, но на зоне не прижилось, и приехав из больницы в колонию, где ему предстояло мотать срок, Дёмин вновь стал Дёминым или Дёмой. Здесь и подстерёг парня Амур со своими стрелами. Увидев Елену Евгеньевну, Дёма влюбился в неё с первого взгляда.
Влюблённость глуповатого Дёмина в доктора стала причиной неприятностей для Америки. Рабочий день для неё начинался с того, что первым в очереди на приём к терапевту всегда был Дёмин. Он постоянно «болел», чтобы лицезреть предмет своей любви как можно чаще. Больной был неоднократно и полностью обследован, имел диагноз – гипертоническая болезнь и соответствующее лечение. Однако пациент манипулировал своим состоянием несмотря на многочисленные беседы о необходимости строго выполнять предписания врачей при его заболевании. У него фиксировалось то повышенное артериальное давление, что было следствием того, что он не принял прописанные лекарства, или оно было наоборот критически низким. Больного в таких случаях приносили в мед часть на носилках и помещали в стационар колонии рассчитанный всего на десять коек, которых всегда не хватало. Падение артериального давления больной бесстрашно устраивал себе сам, приняв большую дозу гипотензивных препаратов. В таких случаях измученная Америка звонила в больницу и со слезами просила Татьяну Владимировну принять Дёмина на лечение и задержать его в «терапии» на максимально длительный срок. Таким образом Елена Евгеньевна пыталась хотя бы ненадолго избавиться от навязчивого влюблённого. Кроме того, постоянные гипертонические кризы у больного и, вызванные им же падение АД (артериальное давление), были опасны для его жизни. В местах лишения свободы приём лекарственных препаратов осуждёнными проводится под контролем медработников, но Дёма, находил способы обманывать медицинских сестёр и всегда имел запас нужных ему лекарств. Все женщины, которые работают в местах лишения свободы, убеждены, что хуже ненависти осуждённого, бывает только его любовь. Учитывая опасность, которую представлял Дёмин для капитана Елены Евгеньевны, руководство приняло решение перевести его в другую колонию. Узнав о намерениях «ментов», он умудрился устроить себе падение АД уже в автозаке при транспортировке, видимо, надеясь на то, что его вернут назад или отвезут в больницу, где Елена Евгеньевна регулярно появлялась. Когда попутчики поняли, что Дёмин может «двинуть кони», они стали стучать по металлическим решёткам. Машина, направлявшаяся на железнодорожную станцию, замедлила движение, и охрана начала длительные переговоры с начальством о дальнейших действиях в связи с ухудшением состояния осуждённого. Дёмин валялся в машине и всё время бормотал: «Америка! Америка!», потом захрипел и затих.
- Вот ведь молодёжь какая нынче, - удивлялся пожилой попутчик. – Помирает, а всё заграницей бредит.
Охраной была получена команда ехать в больницу, но путь был неблизкий и при поступлении в приёмный покой дежурным врачом была констатирована смерть Деймоса.
Даже после смерти Дёмин продолжал приносить доктору неприятности. Елена Евгеньевна по требованию высоких начальников долгое время писала объяснительные «наверх» о том, что перед транспортировкой состояние осуждённого не вызывало опасений, а в автозаке произошло острое нарушение мозгового кровообращения, что является частой причиной смерти больных гипертонической болезнью.
* * *
Елена Евгеньевна из интеллигентской семьи, родители школьные учителя. Мама преподавала русский язык и литературу, отец был директором школы. Однако Елена, как она много раз об этом рассказывала, не росла паинькой и маменькиной дочкой и могла дать отпор обидчикам. Когда Америку на работе доводили до белого каления, она так материлась, что бывалые жулики открывали рты. Слава Богу Татьяна никогда не слышала этого, ведь она с большой симпатией относилась к Елене Евгеньевне, а матерщинников не любила.
Коллега была не только привлекательной, но и умной. Работа в медчасти велась под её руководством чётко, и спец контингент медиков уважал. Никогда не было такого, чтобы какой-нибудь больной поступил из этой колонии в больницу с неправильным диагнозом, или без должного лечения и сопровождения.
В конце предыдущего года в колонии появился «авторитет», который и нарушил в этой «красной зоне» покой. Он, опираясь на своё влияние среди жуликов и для укрепления своего имиджа «борца с ГУЛАГом», а может быть по распоряжению вышестоящего «вора» начал работу по нарушению существующего порядка. Формального повода для начала акции не было, и многие осуждённые не одобряли действия «блатного комитета», хотя обязаны были подчиниться ему.
* * *
Утром седьмого января Татьяна Владимировна собиралась в командировку. Настроение было мерзопакостное, не хотелось уезжать из дома, где оставался грустный Рыбаков, который приехал вчера поздно вечером на последнем автобусе. Он сварил кофе, порезал торт, купленный накануне, и с трагическим видом подвинул к Татьяне тарелочку с громадным куском, украшенным ядовито–красной розой.
- Я постараюсь всё быстро сделать и вернусь, - обещала Татьяна, отхлёбывая кофе и ковыряя ложечкой розу.
- Так редко видимся, и вот те нате, хрен в томате, командировка, - печально размышлял Женька. – Однако, что это я мерехлюндию развожу, - встряхнулся он. – Как говорил толстяк Черчилль: не стоит расстраиваться из-за сегодняшних неприятностей, завтра будут новые.
- Ничего себе, утешил, - сказала Татьяна и отодвинула от себя торт. – На завтра неприятности уже запланированы, между прочим. Подведение итогов проверки будет проводиться восьмого января.
- Охренеть! - только и мог возмущённо воскликнуть Женька.
Договорились, что грустить всё-таки не будут. Рождество решили отметить позже, ведь будет ещё один выходной девятого января. А сегодня Татьяне предстоит ответственная работа, которую в управлении будут рассматривать «под микроскопом», нужно спокойно и честно во всём разобраться. У Рыбакова тоже полно дел и, в первую очередь избавиться от старого шифоньера, чтобы освободить место для нового. Нужно придумать куда деть эту рухлядь, и как можно скорее ввести в эксплуатацию новый шкаф потому, что в квартире уже третью неделю царил возмутительный беспорядок. Недостающие детали для шкафа-купе из магазина всё ещё не привезли. Как сообщил Рыбакову по телефону суровый женский голос, на это были объективные причины, какие именно, не уточнялось.
Рыбаков горевал ещё потому, что из-за сильных морозов он не смог приехать в город на своей машине. Если бы был под рукой родной джип, он смог бы сам отвезти Татьяну за город, где была зона и забрать её оттуда, когда потребуется. Так сэкономили бы драгоценное время.
Татьяна вышла на улицу, где её уже дожидался командирский газик. На заднем сидении расположилась Америка. Настроение у Елены Евгеньевны было сумрачное, что было вполне объяснимо. Одета доктор была в широкую шубу и большой, мягкий берет из такого же меха светло-серого цвета. Когда добрались до колонии, Америка выпорхнула из машины и походкой звезды подиума направилась на КП. Татьяна пошла следом.
В мед части, несмотря на праздничный день работал весь коллектив. Подняли карточки всех осуждённых, написавших жалобы на плохое медицинское обслуживание. Оказалось, что из ста двадцати человек из этого списка шестьдесят за последний год за медицинской помощью не обращались. Из этого следовало, что они либо по принуждению написали свои кляузы, либо формально поддержали протест, не имея на это оснований. Ещё пятьдесят человек были на приёме у медицинских работников или у Елены Евгеньевны, или у фельдшеров, которые, кстати, все имели большой стаж работы и были хорошими специалистами. Лечение, назначенное этим пациентам, было грамотным, необходимые препараты имелись в наличии. Пришлось вызвать каждого из этих больных, узнать претензии к медикам. Многим пациентам, с которыми пришлось разговаривать, было неловко перед Америкой, они прятали глаза, извинялись. Несколько человек планировалось направить на госпитализацию для углублённого обследования, но это откладывалось из-за постоянного отсутствия мест в больнице. Таких жалоб было всего несколько. Они были признаны Татьяной Владимировной обоснованными, но не по вине сотрудников медчасти. Одна жалоба была от всем известного Андрея Ахметова, страдающего сахарным диабетом. Этот молодой человек много раз лечился в терапевтическом отделении, где изводил всех своими претензиями по ничтожным причинам. В настоящее время он был недоволен тем, что, по мнению пациента, его не обеспечили мягкой обувью, которая предусматривалась для диабетиков, чтобы предотвратить осложнения со стороны нижних конечностей. Пациент имел на руках справку, разрешающую ему ходить по зоне в домашних тапочках или войлочных башмаках, которые ему раздобыла хозчасть. Состоятельные родители привезли ему самые дорогие и мягкие кроссовки, которые Ахметову разрешили носить постоянно, но он не унимался, строчил жалобы во все инстанции вплоть до СПЧ.
Работали без перерыва, только несколько раз Америка выходила покурить. Старались изо всех сил всё сделать как можно быстрей, но не получилось. Возвращались поздно вечером. Вспомнив, что у неё теперь есть в кармане телефон, Татьяна позвонила Рыбакову из машины и поняла, что Женька как он сам выражался «немножко напился».
* * *
Дверь открыл Рыбаков и Татьяна сразу увидела на кухне бурового мастера Павла. Он, также, как и Женька, был навеселе. На столе стояла почти пустая бутылка водки, миска с квашеной капустой и тарелка с нарезанной толстыми ломтями колбасой. Из комнаты с радостным воплем: «Таня пришла», выбежал Антошка с автоматом в руках.
- А мама где? – спросила Татьяна, заглядывая в комнату.
Антошка доложил, что мама после обеда уехала к бабушке и скоро вернётся, а он, папа и дядя Женя утащили шифоньер на пятый этаж в комнату к какому-то старенькому старичку, который подарил Антошке настоящий патрон. В комнате на месте старого шифоньера стояли многочисленные коробки, которые Татьяна на днях принесла из ближайшего гастронома и переложила в них содержимое шкафа. Крупные вещи запихать в коробки не удалось, и они лежали поверх них. Из коробок Антошка соорудил блиндаж, крышей которого стали демисезонное пальто и плащ Татьяны. Из своего укрытия Антошка стрелял по фашистам, которые мелькали в телевизоре. Взрослые, чтобы мальчишка не мешал им вести пьяные разговоры, поставили ему диск с любимыми фильмами про войну. Иногда, в самые тяжёлые минуты боя в противника приходилось бросать гранаты – Татьянины босоножки и туфли. Короче, бардак был необыкновенный, но у Татьяны не было сил на разборки с мужиками. Она, помыв руки, села к столу. К ней на колени сразу забрался Антон Павлович и потребовал еды. Вмиг протрезвевший Рыбаков засуетился около Татьяны и ребёнка. Он разогрел котлеты, которые принесла перед уходом Антошкина мама - Света, достал бутылку «Каберне» и предложил выпить за Рождество. Татьяна не стала отказываться, выпила бокал любимого вина и вместе с Антошкой поела. Потом пили чай с тортом, потом пришла Света и повела своих мужчин домой. Антон Павлович шёл сзади с автоматом на изготовке, озирался по сторонам и зорко вглядывался во все углы коридора, охранял родителей от «менцев», так на его наречии звучало слово «немцы».
* * *
На следующий день Татьяна вместе с Еленой Евгеньевной уединившись в кабинете начальника колонии написали отчёт о проделанной работе. Были сделаны выводы о том, что медицинский персонал ответственно относится к своим обязанностям и обоснованных жалоб в результате проверки не обнаружено. Осталось только выступить перед осуждёнными на общем собрании в клубе, куда собрали максимальное количество зэков, чтобы каждый из них своими ушами слышал итоги проверки, а не пользовался слухами. Члены комиссии расположились на сцене за столом, накрытым красной тканью, оставшейся, видимо со времён социализма. Был полдень, и Татьяна рассчитывала быстро освободиться. Об этом мечтали и другие члены комиссии и администрации колонии. Всех дома ждали накрытые праздничные столы и родные, любимые люди. Кстати, в колонии тоже предполагалось праздничное меню на весь день, концерт местного ВИА и другие мероприятия.
Когда Татьяне предоставили слово для выступления, и она вышла на середину сцены с микрофоном в руках, в зале наступила тишина. Она доложила о выводах, которые она сделала как член комиссии. Слушали очень внимательно. Практически все присутствующие осуждённые знали Татьяну Владимировну уважали её и верили ей. Многие лечились в терапевтическом отделении или встречались с Татьяной на консультациях, кроме того, два раза в год она посещала их колонию согласно графику командировок. Не стесняясь, Татьяна доложила о том, что большинство жалоб было сфабриковано, что только ухудшает отношение между осуждёнными и медицинским персоналом. Отдельно она остановилась на работе медиков, которые несмотря на все трудности, добросовестно и честно трудятся. Закончив своё выступление, Татьяна предложила собравшимся задать ей вопросы, на которые она охотно ответит. Вопросов не последовало.
В ходе дальнейших выступлений также выяснилось, что в основном работа всех подразделений налажена неплохо, а отдельные незначительные недостатки будут устранены. В заключении выступил начальник колонии, который поблагодарил членов комиссии за плодотворную работу. Потом он обратился к осуждённым и напомнил им, что они находятся не в санатории, а в зоне строгого режима и предложил тем, кто что-то не понял, записаться на приём к начальникам соответствующих служб, где им всё растолкуют. Последняя фраза прозвучала угрожающе, но подполковник вовремя спохватился и поздравил всех присутствующих с Рождеством.
* * *
Наконец всё закончилось и можно было разъезжаться по домам. Начальник пригласил членов комиссии в его кабинет за зоной, где предложил отметить завершение работы. Татьяна и Америка вежливо отказались, после чего подполковник распорядился доставить женщин на своей машине куда скажут. Было всего три часа дня, и Татьяна предложила Елене Евгеньевне тоже отметить это событие у себя дома, на что Америка охотно согласилась. Татьяна позвонила Женьке, что она возвращается и будет через час с гостьей.
- Отстрелялись надеюсь, благополучно, - спросил Рыбаков у женщин, открывая дверь. - А то, как говорил Уильям Черчилль: хочешь загубить дело - организуй комиссию.
Познакомились и Елена Евгеньевна сразу предложила обращаться друг к другу на «ты», без церемоний. Вчера, коротко рассказывая Женьке о работе в колонии вместе с Америкой, Татьяна охарактеризовала коллегу как умную, симпатичную женщину и упомянула о её пристрастии к головным уборам. И вот, помогая женщинам снять верхнюю одежду и приняв из рук Америки её огромный берет из меха, Женька закатил глаза и сказал приглушённым голосом:
- Мадам, я в восхищении! Великолепная шиншилла!
- Это - кролик породы Рекс, - хохотнула Америка.
Татьяна обратила внимание на то, что Рыбаков и Америка были одного роста, оба поджарые, и смотрелись как брат и сестра. Ленка запросто взяла Рыбакова за бицепс потрогала его и с уважением осмотрев фигуру мужчины спросила:
- Боксом занимаешься?
- Исключительно шахматами, - парировал Женька с улыбкой. – Надеюсь, что в старости я как Черчилль смогу сказать: своим долголетием я обязан спорту, которым никогда не занимался!
- Вот - врёт, - засмеялась Америка, толкнув ногой гантели, лежащие в прихожей. Она предложила Рыбакову выйти в коридор покурить, и они ушли. Татьяна быстро сервировала кухонный стол потому, что в комнате расположиться было негде. В одном углу стояли и лежали детали шкафа–купе, в другом – коробки с одеждой. Среди конструкций для нового шкафа стояла небольшая, украшенная, искусственная ёлочка, со съехавшей набок звездой на верхушке. Вчера, видимо в пылу боя, в неё попал гранатой Антон Павлович. Основное, что нужно было для застолья, Рыбаков уже приготовил, Татьяна добавила только праздничные штрихи – хрустальные фужеры, специальные рюмки под коньяк, красивые новогодние салфетки, переложила салат, который делала вчера поздно вечером, из миски в красивую салатницу.
Америка и Рыбаков явились весёлые как давнишние друзья, всё время смеялись, и переглядывались.
- Видать анекдоты матерные друг другу травили, - рассуждала Татьяна. – Два сапога-пара.
Сели за стол, Женька много шутил, выпивали. Елена и Рыбаков пили коньяк, Татьяна - шампанское. Америка опьянела и вдруг стала жаловаться, что ей не даёт покоя смерть Дёмина. Прошло уже два года, но это событие постоянно возникало в памяти. Никакой вины доктора в этой нелепой истории не было, однако, смерть человека, который испортил ей полведра крови, но искренне и бескорыстно любил, тревожила Америку.
- Не повезло, - резюмировал Рыбаков рассказ женщины. Он тоже был знаком с этим простодушным гигантом и когда-то нарёк его красивым древнегреческим именем Деймос. Парень был симпатичным и добрым несмотря на функции, которые ему приходилось выполнять по распоряжению Марса. – Да, именно не повезло. – продолжил Рыбаков. - Черчилль, например, никогда и никому не желал здоровья и богатства, а только удачи и везенья. Он говорил: на Титанике все были богатыми и здоровыми, а повезло только некоторым, - закончил Рыбаков. Женщины внимательно слушали.
- Ты второй день цитируешь Черчилля, чтобы это значило? – спросила Татьяна. - Откуда ты набрался этих цитат. В моей тетради с афоризмами таких выражений нет.
Откуда их набрался, я расскажу тебе потом, - пообещал Женька.
- Черчилль, Черчилль! Тоже мне идеал! Расист и негодяй, – вдруг заговорила захмелевшая Америка. - Я вот, например, Владимира Владимировича люблю!
- Этого? – спросил Рыбаков, показывая на потолок.
- Вообще-то Маяковского, но и этого тоже, - взглянув вверх продолжала Елена. - У нас это семейное. Моя бабушка – учительница, была без ума от него. Мама - преподаватель литературы, просто обожает Маяковского. Кстати, в двадцатые годы в России в имени Черчилля ударение ставилось на второй слог, и оно звучало так – ЧерчИлль.
Достопочтенный лорд ЧерчИлль
В своём вранье переперчил,
Орёт как будто чирьи вскочили на ЧерчИлле.
Так написал Маяковский в ответ на англо-советский договор. Дарю для твоей тетради - великодушно сказала Америка, взглянув на Татьяну.
* * *
Пора было заканчивать застолье и расходиться потому, что женщины устали. Вызвали такси и, когда машина подъехала, Рыбаков, вновь полюбовавшись мягким, уютным беретом Елены, пошёл провожать гостью без куртки. Через полчаса он ворвался в квартиру трясясь от холода.
- Бежал как молодой, - тяжело дыша, сказал он. – Как говорится, в зимний холод каждый молод. Я соскучился, так давно не виделись, - запричитал Женька, обнимая Татьяну и прижимаясь к ней.
- Да уж, вчера ты отсутствовал, - ехидничала Татьяна, вспоминая пьяного Рыбакова.
- Ну прости паразита, - извинился он. - Что остаётся делать мужикам, брошенным своими женщинами? Только пить, причём досыта. Простишь? - спросил он, ещё крепче прижимаясь к Тане.
- Ладно, проехали, - примирительно ответила она. – Расскажи лучше, откуда этот Черчилль возник.
- История совсем прозаичная, - начал рассказ Рыбаков. – Марковна принесла дрова из сарая и целую кучу старых газет на растопку. Среди них я увидел книгу. Не могу видеть, чтобы книги сжигали. Она была без обложки и без первых шестнадцати страниц. Кто автор не известно. Я начал читать и не мог оторваться. Позже догадался, что это книга самого Черчилля, в переводе с английского. Он, кстати, лауреат Нобелевской премии по литературе и множество неологизмов придумал, которые называются черчеллизмами. У этого деятеля было много талантов, он и журналист, и художник и почётный член Британской академии и т. д. Однако, меня всегда удивляло как этот ожиревший до безобразия пьяница, не выпускающий изо рта сигару, мог дожить до девяноста лет. Лорд Черчилль противоречит всем вашим проповедям о здоровом образе жизни, о вреде табака и алкоголя! – закончил Женька и победно посмотрел на Татьяну, которая мыла посуду. - Что скажешь? – подбоченился он.
- Скажу, что очень большое значение имеет наследственность. – Помолчав она переменила тему и спросила. - Как тебе Америка?
- Своя в доску, умная и весёлая. Когда мы с ней курили, рассказала, как ты в клубе выступала с микрофоном словно народная артистка. Уважает тебя! Вспомнив о её любви к шляпкам, я напрямую спросил есть ли у неё кумир, которому она стремится подражать и как она относится к известному шляпному дизайнеру Филипу Трейси и его музе Изабелле Блоу.
- Батюшки, - воскликнула Татьяна, - зачем тебе этот мусор, откуда ты знаешь про шляпы?
- Я не виноват, - стал весело оправдываться Женька. - В башке откладывается всё подряд. Сама говоришь, что всё решают гены, вот и мне феноменальная отцовская память по наследству досталась. В Москве, пока ждал своей очереди в парикмахерской, прочитал в глянцевом журнале про этих чудиков. Мне интересно стало как любитель шляпок Елена относится к этим знаменитостям и знает ли она о них.
Татьяна закончила мыть посуду, а Женька взял кухонное полотенце, и стал ловко вытирать тарелки и вилки, продолжая свой рассказ. Татьяна примостилась рядом и с интересом слушала.
- Вот, я и спросил напрямую: хочет ли она быть похожей на эту Изабеллу Блоу? Оказалось, что Америка в «теме». Она вытаращила глаза и сказала: Эта твоя Блоу больна и скорее всего шизофренией! Потом Ленка призналась, что её любимая область в медицине это – психиатрия, и при возможности она обязательно получит специализацию по этой дисциплине. Кстати, она мне поведала, на чём базируются её выводы о неадекватности Изабеллы. Оказывается любимая шляпка этой дивы - из натуральных рогов оленя. Я, кстати в журнале видел эту картинку. Это – незабываемо, - повернулся он к Тане, - впечатляет. На башке огромные рога как у настоящего оленя. - Женька задумался, а потом продолжил, - Америка мне сказала, что многие шляпы этой Изабеллы не вписывались в дверные проёмы. Это что, норма? «И, если мне кто ни будь скажет, - гнула своё Америка, - что явиться на собеседование к боссу, от которого зависит твоё будущее, в разных туфлях, это нормально, - я ему тоже предложу консультацию психиатра». А именно так явилась Изабелла устраиваться на работу. Вот такая интересная беседа у нас получилась, - закончил Рыбаков. - Своя в доску Америка, умная, интересная, но несчастная! – повторил он грустно.
P. S. Семьёй Америка так и не обзавелась. Заработав офицерскую пенсию, Елена Евгеньевна перешла на работу в Минздрав и успешно там трудилась, переквалифицировавшись в психиатра. В 2022 году при начале СВО, она в составе бригады врачей регулярно ездила на освобождённые территории Донбасса и работала в гражданских больницах. Несмотря на пенсионный возраст она сохранила хорошую физическую форму и с работой справлялась.
© Елена Шилова
2024 год, апрель