Рассказ из цикла " Сказки для взрослых".
"Сказки для взрослых" представляют собой сборник небольших рассказов. Сюжеты содержат ожившие, материализовавшиеся человеческие пороки, страхи и психологические травмы. Главным героям зачастую придется бороться с обстоятельствами на уровне своего подсознания, иллюзий и снов.
В одних историях воспоминания и чувства будут выступать в роли врагов и подстрекателей, в других- наоборот спасителей и праведников. Кому-то из героев предстоит сразиться и погибнуть, кому-то исцелиться. Во многом это будут определять их личности: зрелые и не зрелые, сильные или слабые, цельные или разобщенные, подлые или чистые.
"Вопли наших напрасно молящихся голосов заглушают шепот бога, умоляющего людей о помощи!"
(Мой отец).
...
Наконец, кровавая трапеза завершилась. Незнакомец отвернулся от меня и провел рукой по своей шее, по тому месту, из которого текла его черная кровь. Рана исчезла. Он провел другой рукой вороту сорочки, и он сделался совершенно чистым и белым. Затем, таким же образом он убрал все следы крови и грязи с, наконец успокоившейся и сидевшей совершенно смирно на полу, матери. Гость встал с кровати и монотонным басом произнес:
-Не люблю беспорядок ,-он отряхнул рубаху и штаны и хотел было шагнуть в сторону двух плачущих на кровати существ.
Но в этот момент мать ухватилась за правую его штанину и зашептала молитву, и тут же, будто бы осеклась и замолчала. Незнакомец наклонил голову и с ухмылкой надменно взглянул на Наташу. А она завопила, что есть мочи:
-Забери, забери меня! Его оставь. Умоляю! Умоляю!- мать вцепилась в ногу гостя и рыдала,- проклинаю, проклинаю тебя, итак уже трижды проклятого! Оставь ты моего Степана, демон!
Он же, смахнул мать с ноги, будто тряпку. Затем гость опустился на колено рядом с нею. Нежно приложил правую руку к щеке матери и силой приблизил ее лицо к своему, таким образом, что его губы оказались прямо у уха Наташи и монотонно зашептал:
- Теперь ты проклинаешь меня? Теперь ты молишь меня о его спасении,- он медленно отстранился от матери,- назад дороги нет, Наташа. Ты знала- все будет именно так. Ты обрекла его. Ты! Все неизбежно теперь. Все свершится.
Затем он быстро поднялся, отряхнул штаны. Мать по-прежнему сидела на полу, голова ее безжизненно висела на плечах, она зашептала:
-Ты обманул меня, все должно было быть не так,- она медленно подняла голову и жалобно, еле слышно произнесла,- сколько еще?.. Я чувствую, я знаю! Больше я не в силах вынести…
Гость подошел к сверткам на кровати.
-Выдержишь, Наташа, никуда не денешься,- создания затихли, он коснулся одного из них, затем развернул простыню- но я, на счастье твое, могу видеть грядущее. Следующий раз- последний. Все будет кончено…
Незнакомец грубо схватил одного из существ и поднес к себе. Оно извивалось и царапалось в его руках будто дикий зверек, затем в одно мгновение успокоилось и затихло. Поначалу кожа существа была синяя и мокрая, но затем она быстро начала розоветь, и за несколько секунд сделалась совсем как человеческая- розовая и гладкая. Глаза у него оказались целиком черные, носа не было вовсе, уши острые и длинные, как у лисы, двигались и ловили каждый звук, ножки звериные с копытцами и длиннющий лысый хвост. Когда все его тельце порозовело, гость резко отпустил существо на пол, и оно тут же забегало так быстро, как не мог бегать ни один известный мне зверь и тем более человек. Оно металось, беспрерывно стуча копытами по деревянным полам дома. Затем дотронулось до каждого предмета, обнюхало каждый его угол, и, наконец, медленно подкралось к неподвижно сидячей матери. Мать подскочила, и с криком: «Брысь, нечисть !»- со всех силой ударила существо по голове ногой. Оно отскочило, зашипело и быстро запрыгнуло гостю на плечи. Он почесал существо за ухом и захохотал:
- Не хорошо это, Наташа, с собственной дочерью,- он хохотал и хохотал, до тех пор, пока голос его не заполнил все пространство, и стены не задрожали.
Затем также, в мгновение, затих. Существо спрыгнуло на кровать, рядом со вторым свертком и начало быстро копошить пальчиками простыню. Гость медленно перевел взгляд на него и монотонно произнес:
-Ах, да. Я совсем и забыл,- он потянул свои руки к свертку.
Мать вновь отчаянно завопила:
- Не тронь!- и бросилась на гостя.
Но какая-то неведомая сила удерживала ее на месте. Затем она резко затихла и изменилась в лице. Мать заулыбалась, в глазах ее сверкнул прежний холодный блеск. Наташа медленно подошла к кровати и встала рядом с гостем. Она нежно подняла сверток и прижала его к груди. Существо, которого гость обозвал дочерью Наташи, перепрыгнуло теперь на плечи к матери. А последняя произнесла, но теперь уже иным, вовсе не своим голосом:
-И впрямь, жаль милого Степана,- аккуратно и медленно покачивая ребенка на руках, она передала его гостю, а гость осторожно передал ребенка существу. Оно спрыгнуло с плеч матери и с грохотом свалилось на пол.
Какое-то время все трое неподвижно и беззвучно стояли посреди комнаты. Огонь из печи слабо освещал их силуэты. Наступила абсолютная тишина. И в этой тишине предательски громко раздался стук моего сердца.
Оно стучало все громче и громче. И в один момент я вдруг поняла, что этот звук остался единственным во всей комнате. Оно начало стучать так громко, будто бы это был стук барабана или ударов топора по дереву. Я быстро взглянула на лежащую до этого рядом со мной сестру и обнаружила, что она пропала, затем медленно перевала взгляд обратно на комнату. Мать со свертком, гость и существо стояли совсем близко к печи и теперь, так же безмолвно, все вместе уставились на меня. Я в ужасе вновь накрылась тяжелым шерстяными одеялами и затряслась, грудь и ноги похолодели, по всему телу проступил холодный пот, сверток вновь разразился детским плачем. Я сжалась, зажмурилась, и хотела было начать проговаривать единственную известную мне на тот момент молитву, но каждый раз, в попытках произнести хоть единое слово из нее, губы по неволи сжимались, а рот будто бы наполнялся сырой землей. Я искусала весь язык в попытках заставить его слушаться и затем почувствовала уже настоящий вкус своей крови. Оставив попытки молиться, я зажмурилась, сердце мое совсем перестало биться, теперь слышен был только тихий и жалобный детский плачь где-то в глубине дома.
Невыносимо долгие несколько минут я пролежала совершенно неподвижно. И пролежала бы так и всю ночь, но вдруг этот жалобный детский плач как будто проник мне в самое сердце. Испугавшись за, возможно единственное, по-настоящему живое и беззащитное существо в этом доме. Я собрала все свое мужество и медленно, трясущейся рукой, приподняла одеяло. Мать в одиночестве медленно бродила по комнате и убаюкивала беспокойное дитя. Вдруг я почувствовала, что по моей ноге что-то ползет, опустила одеяло ниже- пропавшая немного раннее сестра медленно приближалась я к моему лицу. Я вскрикнула, но звука не последовало, затем попыталась вновь накрыть голову одеялом. Но сестра вырвала его из моих рук, подоткнула два края ткани у самых моих плеч и с силой прижала мое тело к печи. Я металась и кричала под плотной тканью, не издавая при этом ни единого звука. Затем я подняла глаза и увидела парящего надо мною незнакомца. Лицо его было точь-в-точь как у отца, но совсем не живое. Где-то под одеялом рыскала туда-сюда, шипела и кряхтела его новорожденная тварь.
Так и висел он, пока я совсем не затихла и не начала смотреть на гостя в упор. Я почувствовала, как кости моих ног с треском ломаются и делаются звериными, как сделались немного ранее и у моей сестры. Я изнывала от адской боли, но пошевелиться более не могла. Тело мое совсем похолодело, но из глаз полились горячие, по-прежнему человеческие слезы. Гость произнес:
-Ты правильно все поняла, дитя! Я тебя породил, а не Степан- бедолага!- он медленно приблизился к моему лицу.
Сестра отпрыгнула в сторону. Незнакомец наступил ногой на мою грудь и с силой вдавил ее в матрац, а руками он захватил мое лицо с двух сторон. Горячие слезы обжигали его холодную липкую кожу, и в воздухе стал слышен мерзкий запах жженной гнилой плоти. И в тот момент, когда гость приблизился совсем близко, я набрала полную грудь воздуха и ярость, чистая и сильная вырвалась из меня. Я закричала, что есть духу. Так громко, что в комнате вновь стало светло, а нечисть всю разбросало по углам дома.
Я вскочила на свои, вновь ставшие человеческими ноги, и взглянула на мать. Она по-прежнему качала беспокойного младенца, Степанова новорожденного сына, они оба жалобно взглянули на меня. Сердце мое сжалось и забилось вновь, руки и грудь наполнились теплом.
Я спрыгнула с печи. Незнакомец уже успел подняться на ноги, сестра и тварь с копытцами хищно глядели на меня. Я побежала к двери, первой дорогу мне преградила сестра. Она вцепилась когтями в мой живот и неистово рвала мою плоть. Но и я тоже почувствовала в себе странную не человеческую силу. Я схватила сестру за холодную руку и в одно движение откинула ее на пол, затем ногой я втоптала ее голову глубоко в деревянный пол. Удар был настолько сильным, что нога моя провалилась вниз не меньше чем на полметра. Голова сестры застряла в полу, и она, барахтаясь, подпрыгивая и шепча что-то на неизвестном языке, пыталась вызволить ее из деревянного плена. Незнакомец и мать начали свирепо и громко хохотать, комнату снова начала поглощать тьма, сын Степана вновь завопил. Сердце мое опять бешено застучало, я почти добежала до входной двери. И в тот момент, когда рука моя уже лежала на железной ручке, маленькая тварь вцепилась мне прямо в шею. Она успела сделать несколько глотков крови, прежде чем я схватила ее за скользкую шею. Несколько раз с размаху я ударила тварь об стену, а затем впечатала ее в пол подобно сестре. Существо, в отличии от первой, быстро выбралось из плена. Стоит ли мне упоминать о том, что выбралось оно оттуда совершенно невредимым и выросло у меня на глазах не меньше, чем в два раза.
Наконец, быстро распахнув дверь, напоследок, я украдкой оглядела комнату, подобно тому, как это сделал перед уходом Степан. Теперь все они стояли неподвижно и смотрели на меня безмолвно. Я выбежала на улицу, а из дома донесся грозный голос незнакомца:
-Беги, беги! Далеко все равно не убежишь, а если и убежишь-вернешься! Не Степаново ты дите! Мое!- дверь избы с силой захлопнулась за моей спиной, изнутри раздался жалобный детский плачь, а вместе с ним- хохот и звериный визг. Дом поглотил абсолютный мрак. А я бежала и бежала, затем плакала, всхлипывала и кричала, хваталась за голову и шею- болели две маленькие раны на коже. Не было холода или страха. Но сердце жалобно билось, и было живым. Мне чудился и не давал покоя жалобный плачь Степанова сына. И знала я, что обязательно должна буду вернуться в свой дом.
Так и бегала я по селу холодной ноябрьской ночью и не помню уже как очутилась у подножья церкви и уснула там без чувств. Проснувшись наутро, я увидела перед собою родное и живое израненное лицо моего отца- Степана.
...