Лазоревые цветы с золотыми серединками, распускающиеся на полях в начале лета, напоминают безбрежное море, которого коснулись лучи солнца, или небесную синь, опрокинувшуюся на землю. Голубому льняному разливу на Смоленщине до революции и в советское время не было конца и края. Сегодня любимое растение смолян красуется на гербе области, на картинах смоленского художника Павла Шматикова и в названии первого в России музея льна.
Текст: Татьяна Нагорских, фото: Александр Бурый
«Смоленский лен» входит в состав одного из старейших музейных объединений России – Смоленского государственного музея-заповедника. В декабре 1980 года, на излете атеистических советских лет, посвященный льну музей открыли в отреставрированном памятнике архитектуры XVII века – Троицком соборе, сохранив его тем самым от гибели. Специально вытканные сотрудницей местного льнокомбината к открытию два больших гобелена красиво смотрелись на стенах храма-музея. На одном – юная девушка в легком платье посреди цветущего льняного поля, на другом – она же со снопами уже созревшего льна. В 2011 году собор вернули церкви, а музей чуть позже переехал в Никольскую воротную башню Смоленской крепостной стены.
«ДРЕВНЯЯ БАШНЯ»
Город-герой Смоленск – одновременно ключ и щит России. Он, как известно, «восславлен крепостью», которая с XVIIвека не раз обороняла западные рубежи нашего отечества. За прошедшие века Смоленская крепость полностью оправдала слова, по преданию, сказанные Борисом Годуновым при ее закладке: станет она «ожерельем всея Руси православной на зависть врагам и на гордость Московского государства». Сегодня – это крупнейшая из сохранившихся кирпичных крепостей мира.
Надвратная Никольская башня крепостной стены до поры, когда в ней разместился музей льна, многое повидала на своем веку. В XVII–XVIII веках башня, тогда звавшаяся еще Еленинской (по названию шедшей от нее дороги на Ельню), пережила три осады. Жестокие испытания выпали на ее долю и в годы Отечественной войны 1812 года. Башня сильно пострадала во время штурма города французской армией. Через ее ворота в оставленный, но непокоренный Смоленск въезжал Наполеон. Примерно в то же время она была переименована в Никольскую – в честь расположенной рядом и сгоревшей в войну деревянной церкви Святого Николая.
Вплоть до начала ХХ века башня, по словам известного мецената и общественного деятеля княгини Марии Тенишевой, «стояла заброшенной, запустелой, безо всякого употребления, и даже без крыши, которую подпалили какие-то хулиганы, гуляя по стене. Зубцы этой башни были наполовину разрушены». Княгиня мечтала вдохнуть жизнь в «древнюю башню», организовав в ней музей русской старины. Однако тогда ее замыслам не суждено было сбыться.
До революции в башне размещался городской архив. В советское время – телефонный переговорный пункт. В постсоветские годы – первый в Смоленске интернет-клуб. И лишь в 2012 году в помещениях башни открыли музей. В нем увлеченно и со знанием дела рассказывают об удивительной сельскохозяйственной культуре – льне, который и оденет, и накормит, и вылечит, да и в работе первый помощник. Не случайно смоляне говорили, что «хлеб – насущный, а лен – всемогущий».
Заведующая музеем «Смоленский лен» и наш проводник по экспозиции Лариса Викторовна Захаренкова заметила при встрече: «Мы рады, что теперь музей в этой башне. Дело в том, что она посвящена святителю Николаю Угоднику, а он – покровитель крестьянства, земледельческих работ. У крестьян даже была такая закличка: «Батюшка Николай! Давай дождя большого! На нашу рожь, на бабий лен поливай ведром».
«СЕМЕНИ ЛЬНЯНОГО К МОРСКИМ ПРИСТАНЯМ НЕ ВОЗИТЬ»
Кто из нас в детстве не читал рассказ Константина Ушинского «Как рубашка в поле выросла»? Не был заинтригован самим названием, стремясь поскорее узнать, как такое вообще возможно? Мне помогла в этом разобраться уникальная экспозиция музея «Смоленский лен», которую нередко называют «одой северному шелку».
Кроме того, что этот музей – первый в России, посвященный одной из древнейших сельскохозяйственных культур, растущих на территории нашей страны, у него есть еще одна важная особенность. Он наполнен только подлинными предметами, без новомодных и не всегда точных реконструкций. Более того, практически все экспонаты музея – «уроженцы» Смоленщины.
В представленной на первом этаже экспозиции взрослые и дети могут увидеть, чем пахали землю, как высевали лен, а потом возделывали и обрабатывали его, чтобы получить тончайшую льняную ниточку, из которой в итоге получится та самая рубашка. Как древнейшим пахотным орудием – сохой, получившей название от одноименной палки с развилиной, неглубоко «чиркали» землю. Как плуг, упоминаемый на Руси с Х века, поднимал дернистую тяжелую почву, не поддающуюся легкой и быстрой сохе, оправдывая свое название – «плывущий, ползущий по земле».
Стоит в музее и диковинная для современной молодежи борона-«суковатка», которой рыхлили почву после плуга, насыщая ее кислородом и прикрывая упавшие в землю семена. Неслучайно слово «борона», как рассказывают сотрудники музея, связано со славянским словом «оборона». Ведь борона защищает посевы от гибели из-за сорняков, птиц, ветра. Чтобы борона была потяжелее, сверху на нее клали мешки с семенами или сажали детей, которым катание по полю очень нравилось.
В одном из номеров популярного в конце XIXвека в России журнала «Всемирная иллюстрация» мне как-то попалась заметка о посевной именно в Смоленской губернии. Она была дополнена гравюрой немецкого художника Вильгельма Бера, часто бывавшего на Смоленщине, много и с любовью рисовавшего жизнь смоленских крестьян. За что художник даже получил прозвище «русский медведь». Копию той гравюры под названием «В поле. Пахари Смоленской губернии» можно увидеть и в музее. На гравюре за плугом стоит женщина. Да и в заметке неизвестный автор пишет: «У нас даже чаще видишь бабу или девку за плугом, чем мужика. Мужику дрова рубить, камни таскать, избу строить, а бабе можно и за плугом походить. Оно, конечно, трудно, но можно. Да уж не лучше ли и пашут бабы, чем мужики? <…> У меня, как это я видел не далее, как вчера, объезжая поля, земля так вспахана, что любо поглядеть, а по полю, далеко кругом, никого, кроме пестрых юбок, да красных платков на головах, не видно. И как это красиво смотреть, красные платки по серому полю».
Женщины на Смоленщине шли за плугом, а вот сеяли зачастую мужчины. Севалку лубяную или севалку, плетенную из соломы, подвешивали на шею на полотенцах, чтобы «урожай был богатым», поясняют в музее. Но жесткого канона, кто должен сеять, в губернии все же не было. Бабы, к примеру, помимо работы на семью, так сказать, на общее дело, могли засеять льном свои собственные «собинки» – полоски земли. Вырученную с такой собинки копейку можно было оставить себе «на приукрашение».
Вместе с севалками представлены в экспозиции и семена льна. В наши дни они – частый элемент модных диет, а в XVIIIвеке – стратегически важное для государства сырье. Февральским указом 1718 года Петр Iповелел «семени льняного и конопляного к морским пристаням для продажи отнюдь никогда под жестким запрещением не возить. А ежели у кого будет со излишеством, чтоб избывали и к морским пристаням привозили, и продавали маслом, а не семенами…». Подобный запрет способствовал появлению отечественных перерабатывающих фабрик. Государству выгоднее было продавать не сырье, а то, что из него произвели – масло и жмых. Другим указом царь повелел «размножить льняные и пеньковые промыслы <…> для всенародной пользы».
ЛЕН ЛЮБИТ ПОКЛОН
К началу ХХ столетия заветы Петра I в Смоленской губернии были перевыполнены. Еще в 1889 году на съезде льноводов отмечалось, что «Смоленск есть самый центральный пункт для всех льноводных местностей России...». Выращиванию льна в первую очередь благоприятствовал здешний климат с частыми дождями и туманами. Как заметила Лариса Викторовна, Смоленщина даже получила у климатологов прозвище «пасмурный оазис».
Однако подходящие погодные условия – это только полдела. Много нужно потрудиться, чтобы получить льняное волокно. Недаром наши предки говорили, что «лен любит поклон». Он сложен и в выращивании, и в производстве. Лариса Викторовна поясняет, что «лен требует больше усилий, чем получение шерсти и хлопка. Овцу стрижешь – сразу волокно. Хлопок вырос – сразу коробочка с волокном. А лен нужно добыть из гладкого стебля. В стебле волокна всего 20–30 процентов, все остальное – луб. Это отходы. Поэтому лен – дорогостоящая культура».
В музее можно увидеть множество предметов, с помощью которых лен молотили, вымачивали, мяли, трепали, затем чесали, пряли, ткали, отбеливали. Сначала посаженный лен «две недели цветет, четыре спеет, на седьмую семя летит». В конце августа вызревшее растение вязали в снопы, а потом начинали обмолачивать. Для этой цели использовали деревянные стиральные вальки – незаменимую в хозяйстве наших прабабушек вещь. С их помощью и грязь с одежды выколачивали, ведь никаких стиральных машин и порошков в ту пору не было, и новые холсты умягчали, и семена выбивали из льна да конопли. В музейной экспозиции представлены рядышком два валька – один большой, увесистый, а второй – маленький, игрушечный. Таким ребятишек играючи приучали к труду.
После обмолота льняные снопы вновь расстилали на поле, где они впитывали чистую росу, становились из бурых серо-стального цвета. В процессе расстила крестьянки приговаривали: «Лежи ленок, потом встань да в зеркало глянь, не улежался – так ляг и еще полежи, только удайся белым да мяконьким». С первым снегом лен начинали мять. Дело это было непростое. Как писал в своих знаменитых «Письмах из деревни» – энциклопедии российского крестьянства – агрохимик и смоленский помещик Александр Николаевич Энгельгардт, «лен то западает снегом, тогда все пропало, то не долежится, то перележится, то дурно смят, то неровно смят – одна вязка хороша, а другая нет».
Мялки применяли ручные и конные, деревянные и металлические, правда, последние встречались лишь в зажиточных крестьянских хозяйствах. У одной из стен музея стоит чудо чудное, диво дивное: на вид огромная коряга, а на деле – корневая льномялка. Примитивный и самый распространенный «гаджет» для обработки льна в прошлом. Не так давно смоленская мялка помогла московским музейщикам идентифицировать неизвестное крестьянское орудие, томившееся много лет у них в запасниках.
Лариса Викторовна пояснила, что тресту – обмолоченный, вымоченный и высушенный лен или коноплю – укладывали поперек мялки, сделанной из выдолбленного корня ели или сосны. Затем били по нему палкой-било, чтобы луб стал ломким и хрупким, распался на маленькие кусочки – костру и высыпался из волокна. Занимались такой тяжелой физической работой женщины, причем лучше всего удавалось мять лен бабам из богатых семейств. Энгельгардт писал, что «брать лен и мять его приходят не только бедные бабы, но и богатые, даже можно сказать, что богачки производят главную массу работы и забирают большую часть денег… В богатых дворах бабы все сильные, рослые, здоровые, сытые, ловкие… Сытые богачки наминают до 1½ пуда льну, тогда как бабы бедняков, малорослые, тщедушные, слабосильные, наминают в то же время по 30 фунтов».
В экспозиции музея один предмет чаще других привлекает внимание детей. Он хорошо знаком им по сказкам и мультфильмам. Транспортное средство Бабы-яги – ступа – выставлено здесь не случайно. Если по какой-то причине в крестьянском доме не было льномялки, ее вполне могла заменить ступа с пестом. Она была в каждой семье и использовалась в основном для помола зерна.
ПОДАРИ МНЕ, ДРУГ, ТРЕПАЛО
Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Остатки костры выбивали из волокна с помощью плоской легкой дощечки с ручкой – трепала. Красивое трепало было предметом гордости его хозяйки. Молодые смолянки, по словам музейщиков, задорно пели частушки с просьбой к милому дружку: «Подари мне, друг, трепало, чтобы сердце трепетало // в серединке вырежь круг – вековечный будешь друг». Парни своими руками делали трепало и преподносили его «милым кралям» в качестве предсвадебного подарка. В наши дни лен по старинке уже никто не треплет, но осталось выражение «трепать нервы», возможно, появившееся из-за схожести тонких льняных и нервных волокон.
Следующей операцией было очесывание льна гребнем, что называлось «мыкать мычки». Потом скатывали кудели, подготавливая волокна к прядению. Сегодня, читая детям русские народные сказки, например «Гуси-лебеди», мало кто представляет, как выглядит кудель, которую по очереди прядут Баба-яга, девочка и мышка. А в музее «Смоленский лен» – вот она, висит на стене во всей красе: вычесанный и перевязанный пучок серебристого льна для пряжи. «Пряли наши смолянки не с прялки, а обычно с гребня, – рассказывает Лариса Викторовна. – Волокно накалывалось на гребень, расщеплялось на еще более мелкие волокна, и нить получалась тонкая, кужельная. Кужель использовали для изготовления самых тонких тканей». Девочки с 5 лет, девушки, взрослые женщины занимались прядением до весны, ведь, согласно обычаю, «до Масленки должна всю кудельку опрясть, не оставлять».
У утилитарных предметов Смоленщины есть одна особенность, которую отмечают этнографы: они простые, без украс. «Возможно, в этом сказывается бурная история Смоленска с многочисленными войнами, – замечает заведующая музеем. – Поэтому традиция украшать, вероятно, была утрачена. Зачем украшать, к примеру, прялку, если завтра ты останешься без всего? Видите, какая наша прялка по сравнению с красивыми, расписными из других областей – самая большая и неукрашенная. Это наша сычевская. Хотя, казалось бы, регион очень богатый, там был дорогой красочный костюм, но прялки очень простые».
В марте крестьянки начинали ткать, затем сотканные холсты отбеливали. Из смеси древесной золы и кипятка получали раствор, который успешно служил и шампунем, и пятновыводителем, и отбеливателем. Народными методами удавалось отбелить серую льняную домоткань так, что она становилась белоснежной. И только после всех этих операций крестьянка могла приступить к пошиву той самой рубашки, что «в поле выросла». О том, что шили и что носили смоленские крестьяне, мы расскажем в окончании статьи, в следующем номере журнала.
В конце XIX века лен начинает вытесняться дешевым ситцем. Сотрудникам музея, ездившим в середине ХХ века в этнографические экспедиции, удалось еще застать женщин, которые своими руками лен обрабатывали, пряли, ткали. По их словам, «в начале ХХ века выгоднее было продать льняное волокно и получить за него деньги, на которые можно было купить ситец. Потому что волокна продашь, которого хватит на одну рубаху, а ситца купишь и сошьешь несколько рубашек. Еще и для хозяйства денежки останутся».
ЗОЛОТОЙ ПЕРИОД
Несмотря на то, что лен выращивали на Смоленщине с древних времен и особо успешно в XIX веке, все же золотой период – это советское время. «Льноводство было флагманом сельского хозяйства области, давало огромные доходы. Совхозы и колхозы выращивали лен на 105 тысячах гектаров. Потом он поступал на льнозаводы, которых в области было 42 – практически в каждом районе. И два льнокомбината – Вяземский и Смоленский. Последний был крупнейшим в РСФСР», – рассказывает Лариса Викторовна.
Смоленский льнокомбинат, построенный на правом берегу Днепра, был огромным предприятием, состоявшим из нескольких фабрик – по сути, город в городе. Здесь лен чесали, пряли, белили и красили, делали набойку, ткали жаккардовые ткани. Сотканной за два года тканью можно было обернуть весь земной шар по экватору.
Продукция выпускалась разнообразная: постельное белье, мебельные, столовые, декоративные ткани, швейные изделия. Почти в каждом советском доме были льняные скатерти из Смоленска, узоры на которых зачастую повторяли местные старинные украсы. Сохранились они и в моей семье. Продукция льнокомбината экспортировалась во многие страны, участвовала в международных выставках, заслуженно получала награды.
Льнокомбинат начали строить в 1934 году. Но вскоре пришла война, и уже работающее предприятие полностью разрушили гитлеровские захватчики. К его восстановлению решено было приступить практически сразу после освобождения Смоленска – в 1943 году. Как пояснила Лариса Викторовна, «город был разрушен на 93 процента, и многие люди жили в уцелевших башнях крепостной стены. Здесь, в музее, мы показываем, как рабочий льнокомбината Василий Баранов с семьей смог обустроить в нише одной из них свой быт. Столик из зарядного ящика, в котором раньше лежали боеприпасы. Крышечка на чугунке сделана из пулеметного диска. Примус, сделанный из паяльной лампы. Ручная мельница для зерна. До 1956 года башни использовались для жилья и размещения разных организаций». Смоленская газета «Рабочий путь» писала о восстановлении льнокомбината: «Несмотря на невероятные трудности, связанные с разрухой, холодом, голодом, тяжелой физической работой, недостатком одежды, отсутствием жилья, смоляне подняли его из руин и в годовщину освобождения города, когда на западе еще грохотала война, запустили первую линию по выработке льняной продукции. Это была одна из первых трудовых побед смолян в послевоенный период».
Сегодня о градообразующем Смоленском льнокомбинате и сотрудники музея, и жители города говорят с болью. В 2005 году предприятие прекратило свое существование. Большая часть корпусов разрушена, а в оставшихся разместился крупный торговый центр. Робкая надежда на очередное возрождение льноводства на Смоленщине затеплилась в 2018 году. В областном городе Сафонове появился первый за последние тридцать лет современный льнозавод, и, возможно, коллекция музея в будущем будет пополняться уже его продукцией.
Однако музей «Смоленский лен» повествует не только о культуре возделывания и обработки льна или крестьянском быте. С помощью представленных экспонатов он, скорее, рассказывает о людях: как они жили, во что верили, кого и что защищали, оберегали, любили. О жизни в разные времена смолян в целом и об отдельных именах и судьбах. Здесь можно увидеть фартук крестьянки Феклы Алексеевой, сделанный по городской моде. Полотенце, вышитое Федорой с любовью для уехавшего в дальнюю сторону мужа. Старинные фотографии дочки пасечника, нарядной крестьянки Мавры Тямкиной – любимой «фотомодели» сотрудников музея. Фото 1950-х годов звеньевой колхоза «Заветы Ильича» О.С. Анатольевой, которая прижимает к груди выращенный собственными руками сноп льна. Послевоенные фотографии и вещи тех, кто жил в крепостной стене, восстанавливал Смоленск, уже в 1944 году пахал землю и сеял лен.
Многие экспонаты в музее со следами бытования, не раз чиненные, как, например, старинный ткацкий станок. Это порой смущает некоторых посетителей. Но, как говорила первая заведующая музеем, Мария Александровна Захаренкова, «наш музей не зря называется «Смоленский лен». И экспонаты в нем все со Смоленщины, земли многострадальной, не обойденной ни одной войной. Да разве можно тут найти старую вещь целехонькой, без метины времени? Если бы и нашли, не поверили бы в нее люди».
Смоляне до сих пор приносят в музей личные предметы своих близких. Как говорит Лариса Викторовна, «они еще есть в сундуках. Причем люди сдают в дар, ничего не прося взамен. Даже не требуют, чтобы имя сдатчика стояло. Чаще приходят люди скромные. Но мы обязательно спрашиваем, кому вещь принадлежала. Ведь этнографический предмет получает особую ценность, когда о нем есть какая-то легенда».
Сохраненные вещи раскрывают не только судьбы своих уже ушедших владельцев, но и историю всей Смоленской земли. И если, по словам Василия Ключевского, «история – это фонарь в будущее, который светит нам из прошлого», то, памятуя о минувшей льняной славе Смоленщины, может быть, в наше время снова разольется от края до края области безбрежное море изумрудно-синего льна, а из сотканных тканей сошьются льняные одежды для всего населения нашей страны. Как было раньше. Неслучайно смоленский поэт Юрий Пашков писал: «Родным подзолам, скудным глинам, как сын он предан до конца, у льна характер славянина, достоинство и честь бойца!»
Окончание следует.