Найти тему

Как Пеликан стал Философом


Раз повстречал молодой Пеликан двух тушканчиков. Те увлеченно о чем-то беседовали и даже не заметили, что Пеликан подошел совсем близко и с интересом слушает их разговор.
- Ты только погляди на мои ладошки! – говорил один тушканчик другому. – Это же ужас что такое! Ах, бедный я и несчастный!
- А что с ними такое? – спросил другой тушканчик.
- Видишь вот эту линию? Она означает, что меня в цвете жизни съест волк или, может, лиса. Я каждый день гляжу на нее и боюсь. А вот это пятно – думаешь, это родинка? Не тут-то было. Оно появилось совсем недавно! Ах, как же мне все-таки не везет!
- А что с ним? С пятном?
- Если оно возникает вот тут, на ладони, поближе к пальцу, это признак того, что я никогда не женюсь. Я каждый день смотрю на него и горюю.
- Но, может, ты просто ладонь занозил? – фыркнул второй тушканчик.
- Нет, что ты, что ты! У меня же вся жизнь на ладошках! А эта впадина, посмотри! Она говорит о том, что у меня не будет детей! Чем дольше гляжу на нее, тем сильней это чувствую!
- А ты уверен, что тебе действительно надо так пристально вглядываться во все эти впадинки и морщинки? – покачал головой второй тушканчик. - Я вот, например, и не смотрел никогда на ладони, и ничего.
- Ну что ты, что ты! В морщинках же вся моя жизнь! Чем глубже я вглядываюсь в ладони, тем больше сбывается неприятностей! И я всегда могу погоревать о них над морщинками!
- Ну, братец, как знаешь, - подпрыгнул второй тушканчик, - а я предпочту не разглядывать свои лапы так пристально. И если бы ты поменьше рассматривал эти морщины и побольше глядел бы по сторонам, то, думаю, ты уже давно нашел бы себе жену и обзавелся детишками.
- О чем это ты говоришь! – горячо заспорил первый тушканчик. – В морщинках ведь вся моя жизнь!
Однако второй тушканчик, не дослушав приятеля, уже ускакал, взмахнув белым хвостом, а молодой Пеликан, никуда не спеша, принялся раздумывать над услышанным. Кто из спорщиков прав? Ведь даже у пеликанов на лапах бывают морщинки. Он думал весь день и весь вечер, и вот в темноте ночи к нему прилетела Сова.
- Чего сидишь, Пеликан? – спросила Сова. – Я полагала, ты давно уже спишь на своем озере.
- Не могу я спать, хатун• Сова, - отозвался молодой Пеликан, - я думаю.
- Ну вот еще! – заухала хатун Сова. – Вот шутник! О чем? О чем тут можно думать?
И тогда Пеликан рассказал ей про двух тушканчиков – как один из них слишком пристально разглядывал свои лапки и находил в своей жизни все больше и больше печали.
- Ух-ух, - ответила Пеликану Сова. - Твоя история напомнила мне другую. Однажды, когда я была молода и жила в Туркмении, я подружилась с одним математиком. Все ночи и дни напролет он что-то считал и никак не мог сосчитать. От общей бессонницы мы стали приятелями, и он рассказал мне ужасные вещи. Говорил, что между единицей и двойкой целая пропасть разных маленьких чисел, и нет им конца. И даже между единицей и половинкой единицы – тоже целая пропасть чисел, и нет им конца. И даже между единицей и самым мелким, самым близким к единице числом – тоже целая пропасть еще более мелких чисел, и нет им конца. От этого математик становился грустным, и беспокоился, потому что все мы живем на бездонных пропастях жизни, и нет им конца.
- Но, может, ему просто не следовало так близко разглядывать эти числа? - спросил Сову молодой Пеликан, вспомнив слова второго тушканчика. – Может, ему просто надо было считать: «один, два, три…», как это делают все нормальные пеликаны?
- Не знаю, не знаю! – захлопала крыльями степная Сова. – Сегодня я съела: одну, две… целых четыре мыши, и правда – никакой бездны мышей между ними у меня во рту не бывало. И, кстати, я хочу есть еще! Прощай, Пеликан! Как выдумаешь что-нибудь новенькое, приходи, я расскажу тебе еще о Туркмении!

И Пеликан снова остался один. К рассвету он задремал, а наутро решил вернуться к родному озеру. Он так был утомлен ночным размышлением, что летел над землей тяжело и низко и совсем не заметил, как врезался на лету в большую цветную доску. Он увидел бесформенные грубые пятна, аляповатые мазки без смысла и толка, к тому же пахли эти мазки чем-то резким и непеликаньим. Пеликан свалился на землю и тут же увидел рядом с собой человека. Человек тянул к нему руки:
- Ты не ушибся, молодой пеликан?
Человек носил широкополую мягкую шляпу. В одной руке он держал палочку с пучком мокрой шерсти на конце, а в другой – круглую, заляпанную цветными пятнами дощечку. Эту дощечку, правда, он уже бросил на землю, потому что думал, что руки понадобятся ему для того, чтобы помочь Пеликану подняться.
___________________________________________________________________________________
• Хатун – калм.: «госпожа»; обращение к уважаемой женщине

Однако Пеликан сразу встал на ноги и совсем не нуждался в помощи. И слов, обращенных к нему, он почти не расслышал. И даже не испугался, потому что глядел не на человека. Во все глаза он смотрел на доску, размалеванную пятнами, которые сперва показались ему такими грубыми и непеликаньими. Доска открывала перед ним его озеро, его милый дом! Ему казалось, он даже видит на той доске, где спрятано в камышах его родное гнездо, где лучше сегодня в озере ловить рыбу, куда падает тень от пролетающего в вышине легкого облака. Доска будто рассказывала ему что-то волшебное, глубокое, вечное, что-то такое, от чего Пеликан расправил свои белые с черным крылья и издал торжествующий, мощный и радостный пеликаний вопль.
От неожиданности человек выронил свою палочку и сел на сухую траву рядом с молодым Пеликаном.
- Эк разошелся, - удивленно сказал он, снял шляпу и вытер ею лицо. – Это тебе моя картина понравилась?
- Ты - колдун! – закричал в ответ Пеликан. – Как можно? Когда я ткнулся носом в эту твою доску, она была вся покрыта грубой и некрасивой мазней. А теперь я вижу на ней свое озеро! Как ты сделал это, колдун?
- О нет, - засмеялся в ответ человек. – Я – художник, а это – картина. И картину нельзя, милый мой, рассматривать слишком близко. Вблизи ты увидишь лишь краски, бессмысленные мазки. Зато если будешь глядеть на нее со стороны…
- Я понял, я понял! – закричал в ответ Пеликан. – И ладошки тушканчика, и мелкие бесконечные цифры, и всякие чудеса на картине, и даже, наверное, саму жизнь нельзя рассматривать так уж близко! Ведь все тогда искажается. Я расскажу об этом тушканчику! И хатун Сове, и друзьям, и всем, что жизнь – это великое чудо, на нее нельзя смотреть слишком пристально!
Человек скреб в затылке, думая, что Пеликан перегрелся на солнце, а Пеликан уже не думал о человеке. Быстрее ветра он полетел сказать свою мысль тушканчикам, совам, мышам-полевкам, и сусликам, степным стрепетам и орлам – всем-всем, чтобы знали, что на жизнь нельзя глядеть близоруко! Надо уметь рассматривать ее чуть издали, как картину, и что она, жизнь, есть великое чудо, если найти в ней верную точку опоры и не падать в унылые бесконечности.
- Не разглядывай жизнь слишком пристально! – воскликнул Пеликан в вышине.
- Ох, чудак, – прокряхтел художник, провожая восторженную птицу взглядом. И принялся разыскивать в траве свои краски.
- Не разглядывай жизнь слишком пристально! – крикнул Пеликан Сове в ухо.
- Ух, умник, умник! – заухала Сова в ответ. – Разбудил ты меня, Пеликан! Но это ведь я рассказала тебе про Туркмению, а, значит, я помогла тебе понять что-то ценное и за это я - молодец. Приходи ночью, поговорим…
И Сова снова заснула, потому что днем она любила поспать.
- Не разглядывай жизнь слишком пристально, – объяснил Пеликан тушканчику.
- Невежда! – воскликнул на это тушканчик. – Ничего ты не понимаешь в моей судьбе.
И ускакал горевать о своем одиночестве.
А Пеликан, научившись мыслить, остановиться уже не смог и вот так стал Философом. Удивительно, разве нет?