Кто знает, что там за последней чертой, может быть, новая жизнь с тем, кого потеряла, кого любила и до сих пор ждала. Оттого, наверное, и на смертном одре нас не покидает надежда, а с нею вера и любовь.
Линда – Дежавю... Америка, 1949 год
Сколько себя помнила, Линда видела ее перед собой, временную воронку, размером с человеческий рост, сияющую до боли в глазах в центре, распространяясь разноцветными кругами к периферии, с противным хлюпающим звуком втягивая в свою зияющую ненасытную пасть всё, с чем соприкасалась. Так бесследно пропала любимая кукла Линды, с тех пор в сердце поселился страх.
Если раньше она любовалась этой переливающейся разноцветной радугой, хотела потрогать ее и расспрашивала взрослых, указывая пальцем, мол, что это такое. Поначалу родители умилялись, какая она фантазерка и выдумщица, но затем стали раздражаться, запрещать и, наконец, строго наказывать.
Конечно, можно было солгать, но это было не в ее характере. Тогда она замолчала, просто перестала разговаривать и старалась спрятаться как от преследующего ее свечения, так и от нападок взрослых. И только с братом она забывала обо всем на свете, как все девчонки ее возраста, без умолку болтала, смеялась, юлой кружила по комнате.
Вечером, вдоволь нарезвившись, она залезала к нему на колени, и они подолгу смотрели на мерцание огня в камине. Она поверяла ему свои секреты, Мэтт, не перебивая, внимательно слушал, и страх покидал ее, в эти минуты она была свободна и счастлива и зачастую засыпала у него на коленях.
Но после отъезда Мэтта Лина совсем сникла, страхи вернулись, и она постепенно погружалась в них с головой. Ее осматривали светила психиатрии, но предлагаемые ими методы лечения эффекта не давали. В конце концов она оказалась запертой в психиатрической лечебнице.
Ей некого было звать на помощь, ее никто не слышал, и она все глубже погружалась в пучину отчаяния и безысходности. Ей ничего не оставалось, как только посмотреть страху в глаза, и она смогла это сделать, смело шагнув в зияющую пасть временной воронки… Чтобы снова родиться в ином времени, другой реальности, новой жизни…
Лина наглухо захлопнула дверь в прошлое, и лишь иногда ночью во сне она слегка приоткрывалась, и щемящее чувство дежавю долгим едва уловимым эхом отзывалось в ее памяти.
Напоминание из прошлого. Россия, 2016 год
Артем с тревогой вот уже 30 лет ждал эту дату 16 июля 2016 года. Когда он пытался вспомнить и понять почему, в груди неприятно щемило. И вот, наконец, дождался.
Он плохо спал этой ночью, проснулся в холодном поту, ему снилась, лежащая на обочине искореженная машина той же марки, что и у сына. Рядом с ней, уцелевший непонятным образом прибор, похожий на рацию, на котором ясно высвечивалась дата 16 июля 2016 года, а на значительном расстоянии двое потерпевших.
Он мог их рассмотреть, но не стал, снова появилась эта щемящая боль в груди. Он догадывался кто они, и боялся их увидеть, будто так можно было предотвратить или убежать от несчастья. Больше он не смог уснуть, до самого утра задумчиво курил, и наконец, решил, что нужно делать.
Вечер выдался теплым и безветренным. Артем собрал всю семью за столом. Все с нетерпением ждали его фирменных шашлыков. Влад помогал отцу, Лана и Лера накрывали на стол, Лина с невесткой Ириной готовили салаты. Детвора без устали носилась по двору, прабабушка Степанида пыталась их усмирить, но, в конце концов сдалась, махнула рукой, села рядом с матерью, заботливо поправляя жакетку на ее плечах.
Стеша 6 лет как похоронила своего Гришу и очень радовалась каждому приезду матери и сестры Надежды.
Лукерья сидела, подперев ладонью щеку, задумчиво смотрела на разгорающийся в мангале огонь, где нанизанное на шампуры, подрумянившееся мясо аппетитно шкворчало, источая восхитительные запахи.
Артем так напоминал ее Киру, да и праправнуку достались его курчавые волосы и синие глаза. Прошло столько лет, целая жизнь, а она все тосковала по нему, и ждала, что вот-вот откроется калитка и он войдет, обнимет ее и скажет: «Я вернулся, я здесь, я с тобой».
Порой она видела мужа так ясно, что даже ощущала его присутствие, дыхание, прикосновение. Она видела его таким, каким он ушел на фронт: молодым, сильным, красивым, забывая о прошедших 75 годах. Лукерья подолгу разговаривала с ним, рассказывала о семейных радостях и горестях, словно он и правда был рядом. Непоседливые внуки дергали ее за юбку. «Бабушка с кем ты говоришь?» Пелена спадала с глаз и снова наваливалась тоска. Ей стукнуло 93, а она всё живет и живет одна, без него.
Наконец подъехали Лика с Аликом. Вся семья была в сборе. В центре стола на внушительном блюде красовались с пылу с жару истекающие соком аппетитные шашлыки, окруженные свежими овощами и зеленью со своего огорода.
Холодное вино плескалось в запотевших бокалах.
Задушевные разговоры и смех прерывались приветствиями, пожеланиями тостующих, но самое первое слово было всегда за ней – единственной, оставшейся в живых родоначальницей семейного древа.
Лукерья, собрав все силы, встала.
— Пусть мне уже за девяносто и погост не за горами, где ждет меня мой Кирюша, но мне не страшно, потому что благодаря вам, — говорила она, обводя взглядом родных ей людей, — мы будем жить вечно, как и вы в своих детях и внуках.
Она гладила по волнистым рыжим волосам маленькую егозу Прасковью и по непокорным черным вихрам ее брата-близнеца неугомонного Кирюшку.
— Живите в согласии и радуйтесь молодости, весне, каждому новому дню.
Внуки обнимали ее, заглядывая в глаза, она не собиралась плакать, но все же предательская слеза покатилась по щеке, испещренной морщинками.
— Опять что-то в глаз попало, — говорила она любопытным внукам, промокая глаза своим новым цветастым платочком.
Она никому не говорила об этом, но сегодня за этим праздничным столом она видела всех, кого потеряла. Уже скоро придет мой срок, и мы снова увидимся Кирюша, улыбаясь, думала Лукерья, ей не было страшно, она была готова.
Кто знает, что там за последней чертой, может быть, новая жизнь с тем, кого потеряла, кого любила и до сих пор ждала. Оттого, наверное, и на смертном одре нас не покидает надежда, а с нею вера и любовь. Надо только пронести их через всю жизнь и не растратить, не потерять на жизненном пути, каким бы коротким или длинным он ни был.