Страсть — сильное, доминирующее над другими чувство. У человека, одержимого страстью, мысли вращаются в замкнутом кругу. Страсть может быть как созиданием, так и разрушением. Беда тому, кто не способен управлять собственной страстью.
Эта история давняя. Мне было лет одиннадцать. Моя мама уже который год мечтала справить себе новое зимнее пальто. В магазинах висели скучнейшие образцы — прямые, с полосками норки по воротнику. «Это ж не с мехом, а «со смехом" получается!» — расстраивалась мама. Ей хотелось хотя бы раз в жизни «богатое пальто с настоящим воротником».
«Чай, на барахолке можна купить ворот, какой надо, а деньжат я тебе дам», — подсказала моя бабушка Катерина Даниловна. Она жила с квартирантами, как раз вот для таких случаев — помогать дочерям и сыну. Мама купила драп под названием «кружевница» — чёрного цвета красивой выделки. Дело оставалось за малым — приобрести «ворот» и сделать заказ в ателье.
Меха - воротники, шапки на барахолке предлагались в малом количестве и цены просто рычали на покупателей. Мама вернула бабушке деньги, сказав, что скорее драп моль съест, чем у неё мечта исполнится. Баба Катя молча приняла возврат, а у самой уже думка созрела. В какой-то день сказала мне: "Айда-ка, к Степановне сходим."
Шли-шли по проездам - частный сектор, как малая деревенька и вот оказались в нужном дворе. Всё справно, обычная изба. И хозяйка - такая же бабулька, как моя Катерина Даниловна. А вот внутри, когда она нас пригласила войти, было несравнимо с нашим скромным житьём. Холодильник, телевизор, ковёр не только на стене, но и на полу.
Посуды всякой красивой полно. Хозяйка «богатства» предложила чай и коробку с чем-то прекрасно-шоколадным выставила. Я уж сделала шаг, чтоб присесть за стол да с чувством, с толком смолотить, сколько получится, но «глупая» баба Катя, оказывается, за другим пришла. С нижайшей просьбой.
«Степановна, такое дело. Ворот меховой нужён. С рук не укупишь, а твой сынок при торговом деле стоит, для народа старается. Пущай вот для ее мамки с воротом расстарается. К тому же, дети наши в одной школе учились. Я рубликов пятьдесят положу сверху».
Степановна приосанилась: «Ох, Катя, от заказов прям деваться некуда. А Володя мой хоть и директор, под началом стоит. Ежели какой дефицит приходит, обязан энтому самому народу выложить, а не вот так продавать по соседям».
Бабушка умолять не стала, к двери пошла, я за ней с горьким вздохом. Забросив ногу за порог, моя Катерина Даниловна обронила: «Как детки-то растут. Давно ль Володька мальцом был, да погибал от коросты? Ладно, нужны травки нашлись у меня, и молитву нужную знала ...»
Катерина Даниловна, ни в коей мере не считая себя знахаркой, иногда помогала кому-нибудь избавиться от бородавок и прочих неприятных проблем с помощью особых действий, молитв и трав. Похоже, и сынок Степановны побывал её "пациентом," поскольку хозяйка дома признала:
«Гнил, гнил мой сынок. Никакие мази не помогали, а ты отшептала да отпоила, Катя. Передам Володе просьбу твою, но не жди, что сразу из кармана достанет».
«Ничего, мы терпеливы», — кивнула гордая просительница.
«Бабуль, как ты ловко её подцепила!» — восхитилась я, когда домой топали. Бабушка плюнула: «Против души. Нехорошо поминать тако. Всё за ради ворота для мамки твоей. Ранне новой фуфаечке рады бывали, а тут, вишь, — пОльты пошли».
Это в начале весны было, а зимой моя мама щеголяла в новом пальто с богатым песцовым воротником - сын Степановны расстарался. Его магазинная стоимость оказалась посильной. Через годы воротник пошёл на отделку капюшона моего первого пальто на заказ. Драп в клеточку был куплен на деньги от бабушки Кати.
Мне уж шёл шестнадцатый год. Володя — Владимир Яковлевич — вспоминался добрым словом, но икал в местах не столь отдалённых. Мама моя говорила, что его сгубила любовная страсть.
Читайте, пожалуйста, историю с необычным поворотом и разворотом.
Лет до тринадцати Володька, сын Степановны, был никудышный. Он родился накануне войны, и недоедание, всякие детские болячки без толкового лечения сказывались на росте, состоянии здоровья да и на развитии мальчишки. Уже появилась возможность хорошо питаться, спать на перине в тёплой избе, построенной стараниями его матери — вдовы, но по всему телу Володи распространилась мокнущая экзема.
Мать водила сына к врачу, мазала экзему болтушкой, давала прописанные лекарства, но подсыхало и начиналось опять. Володя страдал физически и морально. Одноклассники им брезговали. Помогла «ворожба» моей бабушки Катерины Даниловны. Володька похорошел и за пару лет по всем параметрам нагнал ровесников.
После школы замахнулся на торгово-экономический институт и поступил. Не знаю, довелось ли ему побыть рядовым продавцом, но точно был заведующим складом. Дальше — заместителем директора промтоварного магазинчика, расположенного на колхозном базаре, а проводив «старичка» на пенсию, занял его кабинет.
Хотя вряд ли такой, отдельный, имелся в деревянном магазине-сараюшке с одним залом на разный ассортимент. Торговля шла из-за прилавка, абсолютно всем — от прищепки до оцинкованного корыта. Обувь, одежда на все сезоны, разные «штуки» для хозяйственных нужд завозились небольшими партиями и — дефицит, не дефицит — моментально распродавались благодаря бесконечному людскому потоку.
Деревенские, приехавшие продать своё, их покупатели, проходившие мимо, — магазинчик был очень востребован и всегда план выполнял. Но не поэтому небольшой коллектив за него держался зубами. «Сараюшка» стала клондайком, благодаря тёмным делишкам торговых работников.
С фонариком, конечно, никто рядом не стоял, но люди не дураки, и Степановна иногда говорлива была. И примерно вот как это происходило уже при Владимире Яковлевиче — молодом, рискованном директоре. Проверенная группа спекулянтов приходила к открытию магазина под видом обычных покупателей и через кассу, как положено, покупала завезённый накануне дефицит.
Например, модную обувь или те же меховые воротники. Партии всегда были небольшие, с учётом площадей. Картинка выходила честной. На самом деле мзда уже была вручена и спекулянты - для кассы изображали обычных покупателей. Кроме того, на товар, не интересовавший спекулянтов, но имевший спрос, делалась небольшая наценка, объявленная «гужевой».
Мало кто уточнял, что это, но если вдруг - продавщица бойко поясняла, что магазин за свой счёт нанимает транспорт для доставки товара. Дичь — в советское-то время! Но верили. Наверняка и ещё мудрили, но эта «мудрость» на одной сноровке и хитрости директора не продержалась бы. Владимира Яковлевича прикрывал «человек в кресле».
Сын Степановны так его и называл за глаза, без фамилии и чина. Разумеется, крышевание происходило не за спасибо. Но всем хватало, согласно "ранга." Первым делом, Владимир упаковал избу матери. Приоделся, на море съездил. Тратиться на рестораны жадничал, покупать машину осторожничал. Зато "на общих основаниях" вступил в квартирный кооператив.
И любил это — «на общих», подчеркнуть. На самом деле даже при его «успешной работе» немалые деньги требовалось накопить. Не имея семьи, он на двухкомнатную квартиру замахивался. А пока то с мамой проживал, то у одной нетребовательной женщины. Помнится, звали её Наталья.
Про квартирные планы любовника она не знала и терпеливо ждала, когда Владимир созреет для женитьбы. Наталья его устраивала — милая, хозяйственная, со своим жильём. Мальчишечка от её первого брака был ему симпатичен. Но вот морока какая — мечтал сын Степановны о любви-страсти. Чтоб дрожь внутри, сердце в огне и к любимой ноги сами несли.
Пока такая не подворачивалась, Владимир Яковлевич уж который год довольствовался Наташей. Но вот как-то перед началом трудового дня поехал он взглянуть, как обстоят дела на строительстве кооперативного дома и с его, между прочим, квартирой. Там уже шли отделочные работы. Бодро войдя в нужный подъезд, мужчина услышал: «Гори, гори, моя звезда, звезда любви приветная!»
Романс «мужской», но благодаря низкому, глубокому голосу певшей диссонанс не ощущался. Владимир Яковлевич пошёл на звук и вскоре оказался в своей будущей квартире. На подоконнике спиной к нему пела и шуровала мастерком девушка-малярша. Вьющиеся светлые волосы, перехваченные резинкой, тонкая талия. Ещё не видя её лица, мужчина неожиданно взволновался.
Слова романса, что ли, подействовали? Тут певунья обернулась, и Владимир понял, что встретил ту, о которой грезил. То, что перед ним почти девочка, нисколько его не смутило. В тон своим ощущениям, он прочёл: «Мне бы только смотреть на тебя, видеть глаз злато-карий омут». Это не про вас?»
У девушки с внешностью феи оказалось тягучее, как дёготь, имя — Фрида. Воспитанница детского дома, она училась в ГПТУ и жила в общежитии в комнате без подселения — поддержка от государства. То, что перед ней директор магазина — Владимир Яковлевич сообразил подать себя правильно — произвело впечатление. В тот же вечер состоялось их первое свидание.
От Натальи наш герой ушёл по-английски. Конфеты и букеты с Фридой продлились недолго. Они подали заявление в ЗАГС. Количество гостей на свадьбе было умеренным, но деньгами молодожёнов не обидели. То, что у юной Фриды он оказался не первым, корябнуло, но детдом — не институт благородных девиц. Вопросов Владимир не задавал.
Степановне невестка неугодна была, но слова ей сын не давал. Первый год у молодых славно прошёл. Обживали новую квартиру. Учёбу Фрида оставила. Срочно работу искать ей не требовалось. Да и поинтересней заботы нашлись. Владимир Яковлевич, очарованный юной женой, был по-сумасшедшему счастлив. Казалось, и она — также. И всё-таки имелся нюанс, пока обоими не осознаваемый.
Фрида была из «голодных» девчонок и никогда толком ничего своего не имела. Даже платья на выход. Так перебивалась парочкой ситцевых. И вдруг — шкаф лопается от одежды на все сезоны. Первое золотое колечко! К нему серёжки. Глянула на цепочку — браслетик, и тут же, по движению бровей мужа, продавец его выписала для кассы. Новая мебель, пушистый палас на полу...
Да много всего. И это всё, как и квартира, принадлежало Фриде наравне с Владимиром. Не работала, но кошелёк не пустовал. Холодильник полон продуктов, за которыми другие в очередях стоят. Про всякие там танцульки думать не приходилось, но зато пару раз в месяц ужинали в ресторане, на концерты ходили, в парк на прогулку.
Разве это не счастье? Но только вот у Фриды оно купленным выходило, а не из сердца брызгало. На второй год удивлять да радовать её стало труднее. Капризно не понимала почему муж до сих пор не имеет машины. Владимир, держа марку, не признавался, что он не волшебник и не миллионер. Директорская зарплата, квартальная премия за выполнение плана - вот основа дохода.
Левак приходилось делить. Прежде всего, с «человеком в кресле». Немного подбрасывал верным продавцам в виде «премии». Не так и много самому доставалось. На тот же кооператив, экономя, копил, да ещё и с подаренных на свадьбу денег пришлось прихватить. Зато сразу выкупил полностью. Как женился, трат выходило много, и запросто купить автомобиль он не мог.
Но Фрида не отставала, говоря, что машина — это свобода передвижения, путешествия. Ласково целовала, пела его любимый романс «Гори, гори, моя звезда», прозванный Владимиром Яковлевичем гимном их любви. Не устояв, влез в крупный долг и взял с рук «Москвич» — всё же дешевле, чем новый. Фрида радовалась, как ребёнок, и муж вместе с ней.
Права у него были, оставалось набраться опыта. "Мы на нём поедем на море - вот тебе и практика!" - подсказала Фрида.
Но Владимир Яковлевич в новой затее ей отказал: "В этом году не получится. И расходы должны стать разумнее." Скуксилась, и что-то изменилось.
Всё также не работая, Фрида днями стала отсутствовать дома, хотя знала, что муж приедет на обед, да и с работы постарается сорваться пораньше ради неё. Где была? Гуляла, ходила в кино. Так она всегда отвечала. В конце июня заявила: «Я тебе не говорила, а прошлой зимой подруге давала взаймы 200 рублей. Она вернула и на юг позвала. Добавь стольник — мне хватит на месяц».
На реакцию мужа — возмущённо-ревнивую — обронила: «А я ведь всё равно поеду, Володя». И уехала, вернее, улетела — на самолёте, даже не представив подругу-спутницу. Первого числа каждого месяца Владимир Яковлевич благодарил «человека в кресле» за крышу (или как там это называлось в советское время?). Но приготовленного конверта в ящике письменного стола не оказалось.
Кто подставил, вопрос не стоял, и достать было негде. «Человеку в кресле» было наплевать на причины. Он на эти деньги рассчитывал и очень обиделся. Как из рога изобилия на директора рыночного магазинчика посыпались письменные жалобы от покупателей в Главторг. Внезапная проверка нагрянула, чего раньше никогда не случалось - предупредить было кому. Но теперь оскорблённая "крыша" мстила.
В подсобке обнаружили партию импортных сапог, отложенных для спекулянтов. Ревизия выявила приличную недостачу. Когда проверяющие ушли, оставив магазин опечатанным, старшая продавец, глотая слёзы, призналась, что, действуя по приказу их покровителя, последние несколько дней забирала часть выручки. Где деньги, уточнять не имело смысла. «По статье уволю!» — взревел Владимир Яковлевич.
Но женщина вздохнула сочувственно: "Не получится. А вот вас - закопают." Действительно, мужчину отстранили от работы и завели дело по нескольким статьям. Им особая контора занялась — ОБХСС. Злоупотребление должностью, мошенничество, спекуляция. Много чего навесили. Всё правда, но и раздули прилично. Пока экс-директор оставался дома, ежедневно являясь для дачи показаний.
Откуда-то взялись свидетели, жалобщики, и бывшие подчинённые пошли против него. От жены Владимир получил две телеграммы. В первой Фрида сообщала, что долетела нормально. Во второй: «Отдыхать понравилось, остаюсь до конца лета». Хотелось кинуться на поиски, но пришлось заниматься другими делами. Срочно продал «Москвич» — всё равно платить нечем. Хотя бы это упало с плеч.
Попытался помириться с «человеком в кресле», но тот оказался неумолим, заявив: «Когда прежний директор зарвался, я ему позволил уйти на пенсию. Тебе до неё далеко. Ты, Володя, поглупел, как женился и стал жадным. Придётся тебя наказать. Не только свободой, но и имуществом».
До того, как небо в клеточку стало, Владимир Яковлевич успел прописать Фриду в избе своей матери в качестве такой же хозяйки. Да, он ей простил и воровство денег, ставшее началом краха, и долгое отсутствие. Об одном умолял: «Дождись, звезда моя. Вернусь, и ты опять ни в чём нуждаться не будешь». Ага, дождись! Точный срок не скажу, но пять-семь лет дали.
И кооперативную квартиру конфисковали, доказав, что приобретена она на нетрудовые доходы. Всё это Степановна, причитая, рассказала моей бабушке Катерине Даниловне. Ей тоже досталась «тюрьма» — проживанье с ненавистной невесткой. Она пеняла Фриде: «Что ты прилепилась к нашей избе? Уже к другому на свидания бегаешь, Володьку не ждёшь. Нам горя хватает, а тут ещё ты - подлая!».
Но Фрида ей с вызовом отвечала:
«Идти мне некуда. Как замуж вышла, комнату от общаги забрали. А тот «другой» — моя первая и единственная любовь. Я в детдоме росла, а Серёжа в семье. Познакомились в школе — после пятого класса мы, детдомовские, в городскую ходили. После восьмилетки он в строительное училище поступил. А мы уже полюбили друг друга и намерение пожениться имели. Но его мать против была, да и его на срочную службу призвали. Я обещала ждать.
А тут ваш сынок - директор магазина, как чёрт из табакерки выпрыгнул. Гладкий, упакованный. Вот мне и захотелось богато пожить. Быстро надоедает, если муж постылый. Сергея, как отслужил не видела. Случайно узнала, что он подрядился строить гостиничный комплекс на юге. И решила - сейчас или никогда. Поехала к нему, Серёжа меня простил. У него трудовой договор - дальше строить остался, а я к вашему сыну вернулась, чтоб развестись.
А он, оказалось, влип. Сам меня к вам привёл и прописал, умоляя ждать. А мне идти некуда. Вот и живу с вами, в ожидании окончания трудового договора у Серёжи. Да, приезжал ко мне повидаться. Могла сюда привести, но ведь не привела! Так что и вы, мамаша Владимира, терпите пока."
Но только не выдержала Степановна - умерла до возвращения сына. Ей уж под восемьдесят подходило — сил страдать не хватило. А Фрида, вспомнив малярное дело, на стройке работала. К Владимиру ни разу не съездила - как не было его для неё. Почтальонша, делая большие глаза, говорила: «Письма от Володьки рвёт, не вскрывая. Не баба — пиранья!»
Похоронив свекровь, Фрида развелась, теперь уверенная, что без жилья не останется. Замуж за Сергея вышла, пригласив к себе жить. Они теперь на одной стройке работали. Туда и обратно — за руку, со счастливыми переглядками. Хозяйство Степановны на свой лад перестроили. Вскоре дочка у них родилась, и людская молва к ним смягчилась. Даже сын Степановны подзабылся.
А он, отбыв срок, не в родную избу вернулся, а к Наталье — к «нетребовательной любовнице». Вот она и письма писала, и посылки отправляла, и на свидания к нему приезжала. На одном из них - уединённом, ребёночка прижила, и, по сути, почти готовая семья ожидала Владимира Яковлевича. Но не поэтому не поспешил он на Фриду взглянуть.
Во время отбывания наказания к нему забытая экзема вернулась. Да ещё злее, чем прежде. Кроме того, исхудал, постарел — вот и стеснялся в таком виде показаться бывшей жене. А мысль вернуть Фриду не давала мужчине покоя. Как-то по темноте заявился он к Катерине Даниловне, когда - то его излечившей. Поставив на стол бутылку вина, закуску, обратился жалостно:
«Тётя Катя, здравствуй. Это я, Володя. Знаю, трудно узнать. На меня прежняя напасть навалилась — живого места на теле нет. Помоги, ради бога!»
Катерина Даниловна хоть и нянчила мою младшую сестру, сама уж не та была. Квартирантов не держала, сад у неё сам по себе рос. Вот и сказала просителю:
«Нет, Володя, не подмогу. Силёнок нужных не чую в себе, а от одной травы толку нет. К врачихе иди, чай, оне продвинулись в своём деле».
Он голову повесил, чуть не плачет. Стал про любовь к Фриде говорить, что без неё ему не жить. Катерина Даниловна сухоньким кулачком по столу стукнула:
«Ты в уме ли? Хороша баба, дитё тебе родила, ждала, поддержку давала, а ты об изменщице слёзы роняшь?! Коль силы есть и правда твоя, гони её из избы в шею. А ежели и нет — жизню новую начинай. Навроде сына родила Наталья твоя? Вот в нём и есть твоя суть, Володя»
Выпив вино в одно горло, Володя поднялся, и последние его слова были такие:
«Ты, тётя Катя, и впрямь совсем стара стала, коль не понимаешь, что любовь — пожар ничем не загасишь. Чувствую, Фрида моей не будет. Я беден теперь и собой нехорош. А она самый цвет набрала — видел издалека. Но и с другим ей не быть. Уж я постараюсь».
Катерина Даниловна усомнилась в физической силе Владимира Яковлевича, а тот усмехнулся: «Другим возьму — коварством. Себя не пожалею, а разлучу голубков». И к концу лета вот что произошло. Тёмной ночью в окно спаленки Фриды и Сергея настойчиво постучали. Муж глянул и с криком: «Вот гад!» — кинулся в сад. Перепуганная Фрида за ним. Их дочка спала.
Возле избы незваный гость Владимир Яковлевич одной рукой брызгал чем-то на стену из канистры, а другой пощёлкивал зажигалкой. Сергей, здоровый, молодой, подскочил к нему, готовый к схватке, но «поджигатель» легко, с насмешкой отдал ему и ёмкость, и огниво.
Принюхавшись, муж Фриды чертыхнулся: «Вода?! Какого чёрта, господин хороший?»
«Предупреждение. Не оставишь Фриду — сожгу всех вас вместе с моей избой. Мне легче её похоронить, чем уступить», — зло отвечал Владимир Яковлевич.
Дальше, как позже пояснял следователю Сергей, бывший муж Фриды стал лезть на рожон, как будто желая драки.
«А что с ним драться — доходяга, вся рожа, как в лишаях. Я затолкал гада в сарай, боясь, что он нам до утра не даст спать. Закрыл дверь на вертушку и увёл жену в дом. Планировал написать заявление. Как пропел петух, пошёл глянуть, а Яковлевич не живой. И явно не своей смертью помер — башка, лицо в крови. Но я его пальцем не трогал!» — божился Сергей.
Фрида слово в слово подтверждала его слова, а других свидетелей не нашлось. Однако бывший муж женщины выглядел так, будто его сильно ударяли об стену головой и лицом. Последний удар пришёлся на гвоздь. Пусть неумышленно, но Сергей ночного гостя добил, совершив преступление на почве личной неприязни. Версию, что Владимир Яковлевич покончил с собой вот таким изуверским образом, отмели как несостоятельную.
Историю про канистру с водой и то, что пришедший дразнил Сергея, изображая поджог, рассмотрели вскользь, хотя она доказывала, что мужчина намеренно хотел пострадать от кулаков мужа Фриды как можно сильнее. И заявить на него, желательно из больницы. Такая коварная месть. Когда она не удалась, он сам «разобрался» с собой, подставив ненавистного соперника. И кто в такое поверит?
Сергей получил срок. Смягчающими обстоятельствами прошли беременность жены и наличие маленькой дочери. Фрида осталась одна. Когда пришло время, никто не встретил её из роддома. Старшая девочка была к соседке пристроена, а не к бабушке — маме Сергея. Свекровь невестку прокляла на всю улицу, обвинив, что она двух мужей погубила.
Фриде в декрете тяжело приходилось, и бывало, что еды в доме едва детям хватало. И потом не сахарно. Жила надеждой: «Вот вернётся Серёжа, и заживём лучше прежнего». Муж вернулся не к ней, а к родителям. Сам подал на развод, детей видеть не захотел, ограничившись алиментами. Отдельно от Фриды устроил жизнь.
Ветер печали сдул её молодость и красоту, женское одиночество стиснуло хрупкие плечи. Фрида умерла в сорок лет, едва успев поднять детей. А виноват во всём один, как оказалось не прекрасный день, когда бодрый Владимир Яковлевич вошёл в подъезд кооперативного дома и услышал романс "Гори, гори моя звезда." Не встреться эти двое... Да что уж теперь.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина