Вчера я выложила исповеди мигрантов из Средней Азии, вдруг оказавшихся объектами всеобщей ненависти.
А как россияне относятся к тому, что происходит сегодня. Историями агрессия, нетерпения и «от них все беды» и без того полны интернет и ТВ, попробуем вспоминать все то хорошее, что нас связывает.
Светлана, 53 года.
«В начале 2000-го таджики ремонтировали дом, который я купила. Они были разные. Тогда никто из них даже не думал что-то взрывать или убивать.
Они жили в этом недостроенном доме. Делали самую грязную и трудную работу. Я их кормила и платила за это.
Их бригадир, если честно, был тот ещё хитрый перец. Потом он заболел туберкулезом. Его бригада скинулась ему на лечение.
Потом бригадир уехал в Москву.
Ходили слухи, что он торговал наркотой.
А ребята остались здесь. В моем доме они закончили ремонт. Подрядились в другие дома.
С тех пор прошло много лет. Приезжая из Таджикистана, они не раз привозили мне целые мешки сухофруктов. Вот просто так.
Они жили на других стройках в жутких условиях.. И я им возила одежду, подушки, одеяла, лекарства, бывало, что и еду. Они все были из каких-то аулов, где тяжело и плохо, настолько, что даже наша российская действительность, казалась им сносной. Иначе бы они оттуда не уезжали. Все, что они зарабатывали, они отправляли своим семьям. Знаю, что некоторые уже умерли. Холодно было им.
. Анна, 47 лет.
У моего брата-инвалида сиделка из Средней Азии.
Она уже много лет здесь.
Мне жаль её. Быть сиделкой трудно.
Я зову ее Ольгой, они все, когда обосновываются, отказываются от своих имён и берут наши.
Но если честно, они тоже непростые. Их легко поймать на вранье, причём очень наивном. Я к Ольге приспособилась. Она ко мне тоже.
Старается не врать. Звонит, часто спрашивает про моё здоровье.
Когда я её ругаю, она не обижается.
Иногда мы вместе плачем, когда вспоминаем своих детей, которых похоронили.
Однажды мы с мужем заболели одновременно. Она узнала и говорит — скажи, что надо (еду, лекарства) я привезу из города ( мы живём в деревне).
На мой День Рождения в прошлом году она приготовила для меня плов.
Муж Ольги работает на стройке в Москве. Ездит туда на месяц как на вахту. А она крутится тут.
Ещё она часто заходит к моей маме которой 96 лет и она живет одна. Ольга мне говорит: не беспокойся, я помогаю ей не за деньги. Я уважаю её и тебя.
Нельзя сказать что Ольга прямо альтруистка. Кроме квартиры в городе, она купила дом с огородом в деревне. Но за деньги, которые заработала, бегая целыми днями от одного лежачего к другому. Она ни у кого не взяла даром даже кусочек хлеба.
Она радуется как ребенок, когда я привожу брату что-то вкусное и прошу её тоже покушать.
Не знаю, как у вас в Москве, но когда я после операции лежала в своём городе в больнице, то поняла, что везде есть такие сиделки.
Русские не хотят ходить за лежачими, даже за своими.
Помню, вынести судно было 50 руб.
Купить ватрушку в буфете на 1 этаже тоже 50 руб. Говорит, мне же надо на лифте туда-сюда и в очереди стоять, а я за это время могу ещё одно судно вынести.
Для них больницы — золотое дно. Деньги там крутятся большие. Есть старшие, которые определяют объем работ и договариваются с завотделениями насчет пропусков. Из плохого, что никаких медосмотров не проводится.
. Анастасия, 44 года
Когда меня бросил муж, дочке было семь. Она — инвалид детства, до этого времени я не работала. А тут пришлось срочно выйти. Жить-то на что-то надо. Дочке идти в первый класс, а кто ее будет встречать-отводить в школу, кормить, следить, как она учит уроки?
Первые семь лет у нас попеременно жили няни из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии. Я не могла платить больше 25 тысяч рублей, поэтому на московскую помощницу по хозяйству рассчитывать было нечего. А для них это тоже была экономия, так как они все с проживанием, питались вместе с нами. Спали в кухне на полу на надувном матрасе, так как не было места для ещё одного дивана. К тому же маленький ребёнок совсем не то, что работать уборщицей или в магазине. Там часто обманывают, а у меня все было честно. И для них в какой-то мере это был отдых. Особенно по сравнению с жизнью на Родине, где приходилось кормить и обслуживать большие семьи. Но и в России им тоже было не сладко.
Многие рассказывали, как им тяжело одним в чужой стране. Особенно если рядом нет мужчины, защитника. Приходилось сходиться с кем-то без росписи, чтобы не обижали и не трогали другие. Я поняла, что когда они в своём обществе, то старики их как-то учат жизни, приглядывают за ними, стыдят. А здесь их никто не контролирует и ничего не держит. Ни вера, ни стыд. Они здесь просто выживают.
Собственно, как и я. Только у меня квартира и московская прописка. А так у меня с ними гораздо больше общего, чем с покупателями дорогого бутика, где я работаю.
.
«Молодого гастарбайтера никому не надо?»
Так называлась моя статья, вышедшая накануне 2007 года. Тогда мир был другим и мы все были другими.
Гастарбайтер Яша свалился на мою голову в Москве внезапно. После моей командировки в Узбекистан.
Если честно, настоящего его имени я и не помню, а по-русски он просил называть себя Яша.
Яша работал в администрации кишлака, куда я приехала писать о последнем оставшемся в живых защитнике Дома Павлова в Сталинграде узбеке Камалжоне Тургунове.
Тогда в 1942-м году они все держали 58 дней оборону этого дома: русские, украинцы, грузины, абхазы, казахи, татары, узбеки, таджики…
В селении, где жил Тутгунов, Яша оказался единственным человеком, сносно владеющим русским языком. Его приставили ко мне в качестве переводчика. После разговора с ветераном, парень долго рассказывал мне о своей собственной жизни, как собирает на калым, чтобы жениться на любимой девушке, как нет перспектив и не будущего. У всех есть свои дети. Разве что собирать хлопок до старости.
Рано утром, когда моя машина уходила в Ташкент, я снова увидела Яшу. Невыспавшийся, в мятой рубашке, он прибежал ко мне в гостиницу и на глазах у толпы сельчан, собиравшихся строем топать на хлопковые поля, расцеловал в обе щеки: «Дорогая ханум, не хочу здесь больше жить и работать, я хочу увидеть мир, можно, я приеду к тебе в Москву когда-нибудь?»
Конечно, я согласилась. Почему нет? И даже оставила ему свой номер телефона.
Я была уверена, что никогда больше не увижу Яшу. Как вдруг он позвонил…
Что уже в столице. И ему надо где-то жить, чем-то зарабатывать. Вот ведь незадача…
Я не представляла себе, что делать с этим мальчиком в огромном городе, поэтому от отчаяния написала статью про него.
Попросила читателей совершить одно маленькое чудо! «Если у вас есть сердце, вакансия и жилье для умного, образованного гастарбайтера, не дайте пропасть его мечте».
Звонки шли, не переставая. Не могу поверить, что это звонили те же самые москвичи, которые сейчас гонят приезжих вон. Я уже не помню, какие конкретно вакансии ему предлагали, помню, что их было очень много.
Яша выбрал автосалон. На прощание мы расцеловались. Он сказал, что никогда меня не забудет и обязательно найдёт возможность отблагодарить, показать, что я не зря ему помогла. И что уборщик в автосалоне — это только начало.
Через несколько лет, Яша пришёл в редакцию. Когда я спустилась, он стоял внизу с огромным букетом белых роз…
Он до сих пор стоит у меня перед глазами, довольный, гордый, что оправдал мое доверие.
Конечно, это были другие времена. И враги у нас тогда были другие. Враги ведь понятие относительное.
Жизнь идёт по кругу и возвращается на круги своя.
Тогда это были мировые террористы, окопавшиеся на Северном Кавказе. Жестокие, безжалостные в своём радикальном религиозном фанатизме. Они готовы были умереть ради своих идей.
Теперь террористы — просто нищие и неимущие мигранты, у них нет идей и нет веры.
Без малейших социальных перспектив и без мозгов. Они не готовы умирать, но вполне готовы убивать за копейки. Даже не задумываясь, что в принципе это одно и тоже.
И таких — миллионы. Они уже здесь.
Сегодня мы гоним их прочь, заставляя ненавидеть ещё больше.
И больше никто не протянет им руку, чтобы совершить даже маленькое чудо.
…Что с нами всеми случилось, люди?