Глядя на пылающий Рим, император играл на лире и декламировал стихи. Между нами говоря, довольно дрянные. Петроний тому свидетель.
Однако, вопреки расхожему мнению, Нерон не приказывал поджигать Вечный город. Напротив: собирал пожарные команды, стремясь спасти из всепожирающего пламени как можно больше культурных ценностей. Изрядно поиздержался, приказав ютить пострадавших в собственных дворцах; организовал для них питание и ночлег; возвёл новый (теперь уже полностью каменный) город в рекордные сроки, невзирая на риск восстаний в ограбленных по такому случаю провинциях...
Да, Нерон был никудышным поэтом. И таким же музыкантом. Да, он был кровавым деспотом, обвинившим в поджоге столицы христиан. И под этим предлогом залившим город невинной кровью, канализируя гнев погорельцев. Да, стабильность психики Нерона вызывала изрядные сомнения, а его творческие дарования — откровенные насмешки. И всё же Рим он не поджигал. Что бы там ни говорили...
Прошло двадцать веков. Многое поменялось. Многое осталось неизменным. Глядя на пылающие картины мастеров современного искусства, Антонио Манфреди ничего не декламировал. И ни на чём не музицировал. Более того: он поджигал их сам с вполне прозаичной целью. Директор неаполитанского музея требовал у правительства денег. Экономический кризис, охвативший Италию к началу десятых годов сего века, довёл музейное хозяйство страны «до ручки». Меры введённой Римом жёсткой экономии сподвигли сеньора Манфреди на отчаянный шаг. При помощи и поддержке своих сотрудников он принялся регулярно (и открыто) уничтожать доверенные его попечению произведения искусства, грозя правительству страны продолжать эту варварскую практику до тех пор, пока финансовые требования музейщиков не будут выполнены. Ну а для того, чтобы не поиметь проблем с законом (и с вездесущей итальянской мафией, без которой в этой истории также не обошлось), сеньор Манфреди оформил весь этот вандализм как перфоманс в духе радикальных футуристов образца прошлого века...
Не стану выводить из этих историй никакой морали. Даже серой. И не буду подводить никаких итогов. Даже общих. Сегодня, дорогой читатель, можете звать меня Сфинкс. 🙂 Ибо сегодня моя миссия — рассказывать истории и загадывать загадки. И ничего, кроме. Давать оценки деяниям и угадывать имена героев моих историй предоставляю Вам и только Вам. Вы готовы, дорогой читатель?
1. Перфекционизм этого художника не знал пределов. А честолюбие — границ. Переосмысливая своё творчество, наш герой пришёл к выводу о том, что многие из его картин откровенно плохи. А значит — недостойны стать частью его великого наследия. В результате (на пару со своей ученицей по имени Бланш) он уничтожил более полусотни полотен. Окончательно и бесповоротно.
Подобные события происходили в жизни художника не раз. В возрасте шестидесяти восьми лет он сорвал выставку в Париже, ликвидировав полтора десятка пейзажей, над которыми увлечённо работал целых три года. Сказать, что спонсоры и организаторы несостоявшегося праздника живописи были в шоке — значит не сказать ничего.
2. Когда художник покинул сей бренный мир, в его мастерской обнаружились «останки» ста с лишним картин, уничтоженных недрогнувшей рукой автора. Чем собственные детища не угодили создателю? Да попросту перестали отображать его мировоззрение.
Чаще всего «доставалось» ранним полотнам, выполненным в стиле сюрреализма. Что, впрочем, никак не гарантировало сохранности прочим его холстам, которые в любой момент могли показаться художнику недостаточно выразительными, технически несовершенными, не оправдавшими коммерческих ожиданий... Словом, от тотальной ликвидации всего творческого наследия мастера спасала только его же творческая плодовитость. Временами герой нашей истории жалел о своей горячности, припоминая положительные стороны порванных и сожжённых работ. И горько сожалел о содеянном. Увы, такие периоды рефлексии были весьма непродолжительными. А вот тяга к творческому самобичеванию художника, равно как и стремление провоцировать общество и проверять границы дозволенного в общественном сознании, не знала пределов.
3. Его картины теряли нерадивые курьеры и отступающие штабы. Многие из них были повреждены во время странствий по горам, степям, лесам. Иные — проданы или обменяны на провиант, амуницию и предметы первейшей необходимости, без которых страннику просто не обойтись.
Часть картин художник уничтожил сам. Ибо крайне болезненно относился к критике своих работ. А критиков хватало, что дома, что за границей. Лишь своевременное вмешательство Третьякова спасло от гибели цикл полотен нашего героя, посвящённый драматичным страницам истории Средней Азии. А высокие иностранные чины и вовсе запрещали своим соотечественникам посещать выставки, на которых демонстрировались картины этого живописца. Из соображений возможного распространения пацифизма среди бравых служак.
4. Когда герою нашего рассказа в очередной (кажется, четвёртый) раз не удалось поступить в столичное училище живописи, ваяния и зодчества, настало время перемен. Переосмысление собственного творчества оказалось радикальным: двадцатипятилетний художник решил сжечь абсолютно все свои ранние работы. Что и было проделано.
Сегодня остаётся лишь гадать о том, как выглядели ранние этапы творческого становления будущего культового живописца. То немногое, что сохранилось до наших дней, едва ли тянет на материал для выстраивания чёткой концепции...
Иронично: многие ценители живописи считают творчество этого художника ничем иным как «уничтожением самого́ понятия об искусстве». А ведь когда-то именно он стоял членом комиссии по охране художественных ценностей, а затем возглавлял институт художественной культуры.
5. Более десяти лет творчества? Под нож. В самом что ни на есть прямом смысле этих слов. Более шестидесяти картин? На куски. Шестьсот шестьдесят миллионов долларов суммарной стоимости ликвидированных живописных работ? Да кому это надо. Никаких сожалений. Никаких колебаний. Свой поступок этот художник назвал «актом освобождения». Освобождением содержания из плена формы.
Один из самых «дорогих» и скандальных художников современности никогда не скрывал своего отношения к нынешнему положению дел в мире искусства. «Обман, глупость, ложь, абсурд, мелочность» — уничтожать отношения с коллегами по творческому цеху ему удавалось не менее эффектно и эффективно, чем собственные полотна.
К счастью, сохранились фотографии абсолютного большинства утраченных работ мастера. О чём ему самому прекрасно известно. Так был ли в его действиях трезвый расчёт? Был ли акт превращения собственных картин в ничто эффектным пиар ходом? Очень может быть.
Когда герою нашего рассказа заказали реставрацию витража старинного собора, он превратил его в «пиксельную» абстракцию. На критику же отвечал, что не возражает против того, чтобы другие люди считали эту работу искусством. Ну или не считали.😉
Автор: Лёля Городная