На лето меня с сестрой частенько отправляли погостить к бабушке с дедушкой по отцовской линии. Это не было ссылкой в глушь. Ехали мы туда с удовольствием. Рядом с родителями жили папины сёстры, они были замужем и многочисленные племянники составляли нам компанию в беготне по зарослям и купании в озере. Старый казачий редут представлял для нас обширную площадку для игр . Войнушка, взятие флага, лапта-беговая и круговая, чижик, прятки, штандер, футбол, из-круга-вышибала, перечислять можно ещё долго.
Бесконтрольное купание в озере, рыбалка (совсем, как старшие невод, таскали привязанный к палкам тюль), хождение по ягоды в ближайший лес. И многие другие замечательные занятия, которыми можно было заниматься почти с утра, только натаскав воды в бочку для полива и выполнив ещё какие-нибудь несложные поручения от бабушки. И самое главное - единомышленники! Двоюродные братья и сёстры, готовые поддержать любую задумку, любую проказу или игру. Прерывались только тогда, когда бабушка звала обедать. Мыли руки и лица, разгорячённые беготнёй, под рукомойником во дворе, с хохотом брызгаясь водой друг в друга. Вода пахла озером.
Гурьбой вваливались в тенистую прохладу избы, останавливались у порога, давая глазам привыкнуть к полумраку, царящему внутри. Потом с гомоном рассаживались по лавкам, разбирая ложки и ломти подового хлеба. Во главе стола, в углу под иконами, сидел дед, строго поблёскивая на нас стёклами очков. Под его строгим взором компания успокаивалась, гомон затихал. Самые неугомонные строго окликались: ,,Шу-у-урк!" или ,,Ми-и-ишк!". Этого было достаточно. В самом крайнем случае в воздухе мелькала деревянная ложка на длинной ручке и звонкий щелчок по стриженной макушке наводил окончательный порядок. Дед довольным взглядом обводил притихших внучат, бормотал в бороду: ,,Благослови, Господи!" и первым зачерпывал из чугунка, стоящего посреди стола. Подносил ложку к бороде, отхлёбывал и говорил нам: ,,Налегай!". И мы ,,налегали". Сталкиваясь ложками, черпали из чугунка варево, несли ко рту, подставив снизу хлебный ломоть, чтобы не накапать на стол, дули, вытянув трубочкой губы, с шумом втягивали горячее.
Летом еда была незатейливой. Щи с солониной, шарба (суп из сухой рыбы), картошка и яйца печёные в загнетке, часто окрошка. Но, после беготни, игр и купания, всё принималось нами на-ура, сметалось со стола, запивалось квасом и было очень вкусным. А хлеб с тугой нижней корочкой, испечённый на поду в русской печи! Такой вкусный хлеб мог быть только в детстве.
После обеда дед отправлялся в ,,малушку" вздремнуть, а мы опять возвращались к своим играм. Нам отдыха не требовалось, энергия била ключом. ,,Малушкой" называлось бревенчатое помещение под общей крышей крытого казачьего двора, служившее для хранения сухих сыпучих, вяленных, копчёных и прочих продуктов. В нем был ещё топчан, застеленный старыми шубами, на котором отдыхал после обеда дед или бабушка уходила в неё, когда к ней являлась, странная для жительницы сибирского казачьего редута болезнь, - мигрень.
Гоняли мы по улицам до полного изнеможения. Вечером буквально засыпали, сидя за столом. Сил едва хватало, чтобы забраться на полати и там, упав головой на подушку, провалиться в сон до следующего утра.
Жизнь была прекрасна, лето - солнечным, дожди - тёплыми и быстротечными. Единственное, что доставляло неудобства - была возня с младшими. Девчонкам доставалась младшая сестрёнка, нам - мелкий братишка. Пока их родители были на работе, забота о них целиком ложилась на наши плечи. Причём, девчонки никак не хотели объединить малолеток и устроить ,,детский сад". Младший братец не доставлял нам особых хлопот, но быстро уставал, когда требовалось идти в лес или лез в грязь, пока мы купались на озере. Пока у нас была в распоряжении коляска (обыкновенная, детская, с плетёным коробом для перевозки ребёнка), которая когда-то имела четыре колеса, а теперь только три, (но мы обходились и тремя) всё было нормально. Но потом куда-то пропало ещё одно колесо и мы лишились транспорта. Таскать на закорках братца-бутуза мы не хотели. И приспособились оставлять младшенького в малушке, наложив вокруг игрушек и пообещав ему живого ёжика. Поимка ёжика откладывалась со дня на день. Главное было - забрать его оттуда до прихода деда. Дед у нас был инвалидом гражданской войны. При штурме Перекопа в рядах Красной Армии получил ранение и ему ампутировали ногу. Но передвигался на своём протезе быстро и ловко. И был мужчиной строгих взглядов и правил. Порядок любил во всём. И наше манкирование своими обязанностями он бы не одобрил. А бабушку мы не боялись, она бы нам ничего не сделала, даже обнаружив младшего в неположенном месте.
В один из дней, когда мы запланировали игру с соседскими пацанами и собирались водворить младшего в малушку он заявил (к тому времени братец научился уже связно выражать свои мысли и мог нас ,,заложить", но пока этого не делал, ожидая поимки ёжика): ,,В малуску не пойду. Там лягусычка зывёт." Мы, конечно в смех: ,,Какая ещё лягушечка?" -,,Белая. Под клаваткой. Она сказала съест меня." Мы, конечно же, не поверили в сказочки про неведомую лягушечку. Затащили брыкающегося братца в малушку, разложили игрушки и выскочили наружу, подперев дверь поленом.
Планы на игру были нарушены соседскими мальчишками. Кого-то ,,припахали" родители, кто-то проспал, у кого-то нашлись другие причины. Так или иначе, но, попинав мяч вчетвером , разошлись по своим делам. Мы с братом пошли к деду. История с непонятной ,,лягушечкой" всё-таки беспокоила нас. Пролезли под крышу через задние ворота, в которые проезжали на телеге, когда привозили что-нибудь объёмное и только успели подойти к дверям малушки, как раздался этот дикий вопль, переходящий в визг. Визжали в малушке. Дверь, ведущая в избу, распахнулась и оттуда вышел дедуля. Для человека, двигающегося на протезе, он передвигался на удивление быстро. Оттолкнув нас в сторону, он распахнул дверь и выдернул из-за порога визжащего на уровне ультразвука внучка. Дед явно что-то увидел в глубине комнатки. Он швырнул орущего мальчишку в ясли, устланные сеном, вскочил на колоду для разделки мяса и выдернул из-под крыши свёрток. Мы с братцем знали, что за таинственный свёрток достал дед. Мы тоже дважды доставали его и разворачивали, когда никто не мог нас видеть. С трепетом рассматривали воронёный металл, отполированную до блеска шишку рукоятки затвора, один раз даже оттянули затвор и увидели маслянистый патрон с жёлтой гильзой и остроносой пулей.
Дед передёрнул затвор, хроманул в дверь малушки и закрыл её за собой. И сразу бабахнуло. Звук был очень громкий. У нас заложило уши. Мелкий перестал визжать. Зазвенели стёкла, вылетевшие из рамы окна. И сразу бабахнуло снова. Мы стояли не шевелясь. Через некоторое дверь распахнулась и из дверей вышел дед. За собой он тащил волоком мешок. В мешке что-то хрипело и булькало. На грубой ткани расплывались кровавые пятна.
Прибежала бабуля, подхватила замершего младшего и унесла в дом. Дед прошёл во двор и завалил мешок в телегу. Конь при этом храпел, пятился и вращал выпученными глазами, роняя пену с губ. Дед обругал его, взмахнул вожжами и выкатился за ограду. На нас никто не обращал внимания. Телега протарахтела до дома местного батюшки, потом там на задворках взвился в синее летнее небо столб чёрного дыма. Мы прокрались поближе, но увидеть ничего не удалось, только распевные слова каких-то молитв донеслись до нас.
Дед, вернувшийся домой, ни слова не сказал нам с братом. Младшенький утратил способность разговаривать на долгие пол года. А когда, после поездок по врачам и бабкам, он заговорил, то заикался ужасно. Стоило с ним завести речь о событиях того дня - сразу замолкал и замыкался в себе. Как ни зуделось у нас с братцем, но узнать что или кто это был нам не довелось. Ни тогда, ни позже Постепенно ушли все свидетели того странного события. Сначала дед, потом бабушка, а теперь и братцы. А собака священника таскала потом странную пятипалую кисть с худыми пальцами и длиннющими чёрными когтями.
Спасибо всем, кто дочитал до конца. Подписывайтесь на мой канал, друзья мои, делитесь своим мнением и своими догадками . Читайте! Чтение наводит на размышления!