…я был идиотом.
Для того, чтобы это понять,
Надо было б родиться опять.
Но покамест не клеится что-то.
Десять лет назад это было, день в день. Я отмечал любимый праздник – Первое апреля. Настроение у меня было… Впрочем, о моем настроении можно судить по тексту, который я написал по горячим следам тех событий и который публикую без изменений:
Люблю я этот праздник, День Смеха. Я вообще розыгрыши люблю, но в другие дни разыгрываемого человека можно застать врасплох и, тем самым, ненароком обидеть. И будешь ты, как один известный композитор, для одних действующим вулканом остроумия, а для других, извиняюсь за выражение, сволочью. А первого апреля все начеку и, даже если обидчивы от рождения, как плачущий большевик Николай Иванович Рыжков (дай Бог ему здоровья), то спрячут свою обиду на будущее, а там, глядишь, и совсем отомстить забудут. Представьте себе, даже в одном из первоначальных вариантов пьесы Шекспира Отелло, прежде чем задушить Дездемону, пошел руки помыть, а мыло у него под биде усклизнуло, и, пока он его там нашаривал, весь гнев куда-то подевался. И жили они долго и счастливо, до следующего Яго.
Если шутить можно всего один раз в году, то хочется придумать нечто оригинальное. Не заниматься банальщиной, вламываясь во все солярии фитнес-центра на Солянке со словами: «Девушка, у Вас вся спина белая!». Не повторять некоторых, даже очень удачных, но чужих шуток, разливая на трамвайных путях подсолнечное масло «Платиновая семечка» или пририсовывая усики «Моне Лизе». С другой стороны, слишком уж оригинальные шутки типа: «Гражданин, у Вас нейтрино отклеилось!» или «Бабулечка, это не Ваш тест на беременность полицейский на Площади Революции подобрал?», - тоже прокатывают весьма редко.
К своим почти шестидесяти годам я пришел к выводу, что шутить в День Смеха надо на актуальные и, по возможности, общедоступные темы. Как говорится, «утром в газете, вечером в телевизоре». Правда, тут никуда не денешься от политики, а к ней у меня отношение смешанное, если не сказать хуже (а хуже у нас сейчас говорить нельзя, поскольку тут же попадешь под статью, и не в какой-нибудь «Комсомольской правде», а прямиком в «Забайкальском комсомольце»). Смешанность же моего отношения к политике заключается в следующем. Против политики в ее наиболее чистом, так сказать, дистиллированном виде, я ничего не имею. Действительно, куда же мы без нее? А вот люди, которые той самой политикой занимаются... Обязательно они в этот дистиллят чего-нибудь из пипетки капнут, потом сыпанут, потом сгоряча, видя, что не все идеально растворяется, да и цвет не совсем тот, плюнут в непослушный раствор, а особо харизматичные еще и насрут туда. И ведь не со зла, а от безысходности.
Вы только не думайте, что я о политиках какой-то конкретной страны говорю, все они одним миром мазаны. А мир он ой какой неоднозначный. И многополярный, к тому ж. Взять вот, к примеру, собаку. Она всего одному человеку служит, но и тот: то не с той ноги встал, то с похмелья, а то и вовсе непьющий и потому злющий на весь мир, как Волан-де-Мор на Гарри Поттера. А ведь политик гораздо сложней собаки, раз в восемь по крайней мере, и хозяев у него как собак нерезаных.
Так что я решил, что ни от политики, ни от связанных с ней шуток и розыгрышей никуда не денусь. Тем более, что далеко не все из них однодневки, вон член сталинского политбюро Карл Радек предложил после смерти Максима Горького для увековечения памяти великого пролетарского писателя назвать всю окружающую жизнь Максимально Горькой. Давно уж расстрелян Радек, а шутка его живее всех живых, самого бессмертного из людей и то пережила.
А теперь сам розыгрыш. Я, вообще-то, не собирался его оформлять в виде докторской диссертации. Хотел, как Радек, блеснуть искрометно, да и удалиться вслед за ним. Мысль у меня была следующая: выйти к американскому посольству этаким человеком-бутербродом (ну, знаете, они вокруг торговых центров слоняются и всем своим видом завлекают школьников и пенсионеров отведать в закусочной «На морском песочке», что на двадцать четвертом этаже, вход через тратторию «Потерпевшие кораблекрушение», дюжину свежайших устриц под кружечку «Арсенального»).
Между прочим, человек-бутерброд — самая прогрессивная форма рекламы. Во-первых, «начинка» представляет собой наименее квалифицированную рабочую силу со времен строителей пирамид и Беломорско-Балтийского канала: они могут не уметь ни читать, ни писать (ведь на них уже все написано), ни даже разговаривать на языке аборигенов. Они могут даже не иметь регистрации - кто из полицейских подойдет к такому документы проверять, чтобы потом перед супругой объясняться, почему он с таким амбре лезет в койку, если в общежитии уже неделю горячая вода. Во-вторых, бутерброд не подпадает ни под одно ограничение, связанное с наружной рекламой, ведь если его попытаться внести хоть в какой-то «разрешительный» список, туда немедленно попадет студент Раскольников в майке с надписью «WITH LOVE TO GRANNY».
Итак:
– Пикет? – деловито спросил меня один из полицейских, охраняющих посольство. Ну что ж, пикет так пикет. Полицейский взял у меня паспорт и удалился в охранную будочку звонить вышестоящему штатскому. Получив паспорт назад, я понял, что мое выступление санкционировано.
Прохожих было немного, подавляющее большинство реагировало довольно вяло. Человек десять улыбнулись, двое-трое сфотографировали меня на мобильники. Интеллигентная пожилая женщина бросила на ходу, что фамилия Матвиенко не склоняется. Хотел ей ответить, что еще как склоняется, но губы уже окоченели.
И совсем бы я пожалел о своем неудавшемся полуторачасовом розыгрыше, если бы в самом конце не подошел ко мне ничем не примечательный человек и не сказал бодро: «А представляешь, чувак, вот появится завтра на экранах телевизоров Обама, и на груди у него табличка «Ладно!».
Счастье это когда тебя понимают!
P.S. Когда я заказывал амуницию для своего бутерброда, обзвонил нескольких производителей наружной рекламы. После «Ваш звонок очень важен для нас – сделаем качественно, не сомневайтесь» послал эскиз и получил несколько устных немотивированных отказов. И один письменный, который не откажу себе в удовольствии процитировать: «Информирую Вас, что предлагаемый Вами текст содержит угрозы в адрес высшего должностного лица суверенного государства и следовательно может вызвать преследование по закону. ...как заканопослушный гражданин обязан был бы немедленно заявить в органы внутренних дел о готовящемся преступлении (экстримистские призывы однако...)» - правописание автора. Наученный опытом, я при следующем звонке предварительно зачитал текст по телефону. «Сделаем», – бодро ответил мне молодой голос. И сделали. Даже накладную, представьте себе, выдали.
Стоит ли сегодня к этому тексту что-либо добавлять? Пожалуй, только четверостишие, с которого я, собственно, и начал…