Снова все вмести принялись за работу. Помогали братья, муж Дуняши, работали на восстановлении своего жилища старшие сыновья Аннушки, приходили поддержать её кое-кто из односельчан не боясь угроз всё с той же стороны. Уже за считанные дни на том же месте стоял обновлённый сруб избы, который действительно стал немного больше. Теперь избушка будет смотреть на улицу тремя окошками.
Хозяйка радовалась этому, ведь теперь и печку можно будет сложить полноценную. Она ведь основа сельского уклада! И накормит, и согреет, и спать уложит…
Сама она не сидела без дела! По возможности готовила на костре еду для работников, чтобы те не испытывали жажду и поддерживали работоспособность в знойную пору, готовила ароматный квас. До самой мелкой щепочки собирала с земли все древесные отходы в плетюшки, которые изготавливал из ивняка Мишутка своими пока неопытными ручками. Он очень удивил и порадовал мать своим умением, которое неизвестно где приобрёл. Сейчас-то в их семье плетением корзин никто не занимается. Её Стёпушка когда-то готовил их для своего хозяйства и по просьбе односельчан… Как тут не всплакнуть! Хотя и украдкой чтобы никто не увидел. И всё же! Где он этому научился? Оказалось проходя мимо избушки, которая стояла на отшибе от села, на своё любимое место, где он обычно рыбачил, видел рядом с ней дедушку который плёл разного размера корзинки. Постоит рядом с ним, понаблюдает и мчится дальше к речке рыбу ловить. На обратном пути снова задержится ненадолго, а то и рыбкой угостит старичка. Похоже так и приноровился к новому для себя занятию. Изделия правда сначала получаются у него немного неказистыми, кривенькими с неровным верхом. А у кого всё сразу идеально получается? Главное у человечка есть желание быть полезным, ему-то ведь ещё и десяти лет нет. Вот в эти самые корзинки и собирала Аннушка стружки, да щепки. Зимой-то они очень пригодятся.
Время шло. Вид нового жилья менялся не по дням, а по часам. Вот и стропилы на месте, осталось решить чем покрывать крышу. Сначала подумали, что пока обойдутся соломой от нового урожая, надо только чуть-чуть подождать. А тут как-то Михаил вдруг с лукавой улыбкой, резко стянул с своей головы картуз, обтёр им вспотевший лоб, да и шмякнул им о землю. Не поняли сначала его окружающие.
– Чего это мы с соломой возиться будем! – воскликнул муж Евдокии. – Даю часть денег на тесины! Пожалуй на половину! – добавил он, оглядывая всё тем же лукавым взглядом братьев хозяйки. Те хранили молчание, – чего надулись-то? А ну не скупиться!
– И правда, мужики! – поддержал его Иван, – кто сколько может! Авось так и наберём на полноценную крышу. Как бывало на металлическую не получится собрать, а на тесовую-то должно хватить.
На том и порешили.
И сама хозяйка вложила свою долю, обошла несколько сёл с пуговицами, если кто-то мог оплатить их деньгами, продавала немного дешевле. Так и набралось у неё наличности, хотя и немного, но и эта сумма пригодилась. В основном-то производился обмен на продукты. Откуда у сельских жителей деньги-то появятся, если только кому-то, что-то удавалось продать в городе. Ведь оплата за работу в колхозе была натуральной (и только почти через тридцать лет правительство примет закон об оплате их труда в денежном выражении).
Аннушка радовалась тому, что у неё, наконец-то, скоро будет полноценная крыша над головой. Устала она мыкаться по баням, а уж житьё под крыльцом порой доводило до отчаяния, хотя она по-прежнему пыталась все эмоции держать в себе, но с каждым днём делать это становилось всё труднее. Теперь же на её лице всё чаще появлялась улыбка и больше всех радовался этому младший брат Иван. Он чаще всех наведывался к ней, где делом, где словом пытался ей помочь.
Александр так же как и он, хотя и жил своими заботами, но помочь сестре не забывал. То принесёт что-то съестное, то подарит Полюшке платьице, то с племянниками по долгу беседует – безотцовщина порой губит взрослеющую ребятню.
Пётр, наконец-то, обрёл хоть какой-то покой, решился таки на союз с той женщиной по имени Анастасия. Признался как-то смущённо по мальчишески улыбаясь, что ждут они маленького.
– Как же умиляет меня твоё смущение! – едва заметно улыбнулась Аннушка, глядя на порозовевшее лицо старшего брата. Подошла обняла. – Так рада за тебя! – с большим трудом сдерживала в себе рыдание. – Такая вот у нас судьба! Ломает, ломает... через коленку корёжит! А мы живём! Так и будем радоваться каждому новому дню! Счастья тебе, мой родной!
Прижимая исхудавшую фигурку сестрицы к себе, он-то здоровенный мужик не смог сдержать своих слёз тогда. Уж больно глубоко в душу проникли слова её. Всё бы хорошо в его жизни! Удручает одно – живут не венчанные. Однако жива в душе надежда, что появится у них батюшка в Храме. Главное они его смогли сохранить...
Вот и крыша на месте! В скором времени появится над ней и печная труба, а это значит, что жизнь победила снова! Снова в небольшой избушке будет пахнуть хлебом и звучать детский смех. На это Аннушка очень надеялась.
Старшему сыну исполнилось семнадцать! А ей? Ох! Лучше не думать об этом. Вон Николка уже на девок поглядывает. Да и Иван не сильно от него отстаёт… Как всё будет дальше одному Богу известно.
Небольшой земельный участок возле дома Аннушки всегда выделялся ухоженностью, да и урожайность на нём почему-то была гораздо выше чем на соседних огородах. Может быть просто потому что соседние огороды принадлежали колхозникам, они были в три раза больше по площади, у их хозяев было меньше времени на них трудиться, а может была тому какая-то другая причина.
В начале улицы с той стороны откуда обычно въезжают в село, когда возвращаются из районного городка, появились два вооружённых всадника. Они проследовали по главной улице и спросив у встреченного ими мужчины, где находится сельский Совет, двинулись дальше в указанном направлении.
А по селу моментально разнеслась весть, что прибыли в село два вооружённых человека в военной форме.
Через какое-то время они снова показались на той же улице, но теперь с ними были два председателя и руководитель партийной ячейки, которые сидели на телеге. Лошадью управлял сам Бугаев.
Увидев эту процессию люди выходили из домов и молча провожая всех взглядом пытались понять, что происходит. Давно в их селе не появлялись незнакомцы, да тем более в форме.
Одна из женщин что стояли кучкой возле колодца, вдруг изменилась в лице, бросила на землю вёдра наполненные водой и не разбирая дороги бегом кинулась в противоположную сторону, куда ехали всадники и начальники их села.
– Что? Что происходит-то? – удивлённо и возбуждённо спрашивали друг у друга жители.
– Не иначе кого-то арестовывать приехали, – высказал свою догадку мужик, стоявший вместе с другими у соседской избы.
Воцарилась удивительная по сельским меркам тишина.
– Боженька, неужто опять к Аннушке! – вдруг запричитала одна из женщин. – Да что же, люди! Неужто мы промолчим! Айда за ними!
– Умолкни, Ксения! – прицыкнул на неё стоявший рядом мужчина. – Вместе с ней хочешь загреметь! Думаешь, она напрасно страдает! Всё из-за своего упрямства!
– Да! Да! Из-за упрямства, – усмехнувшись произнёс второй мужик. – Кабы была по покладистей, не страдала бы.
– Ты это о чём, Валентин? – спросил его первый мужчина.
– Конечно же не о вступлении в колхоз! – воскликнул тот которого назвали Валентином. – Вон Марья, да и Наталья растят приблудных, живут спокойно…
– Да замолчите вы! Нашли время сплетнями заниматься! А баба и правда ни за что страдает. И что, что она отвергла этих! Теперь преследовать её за это… – возбуждённо говорила женщина, но её перебил, только что подошедший односельчанин,
– Чего зря языком треплешь, Агафья, если они и правда за Аннушкой, то точно не из-за отказа якшаться с Бугаевым или Казариным.
– А за что? За что ещё-то! – с ухмылкой спросил его Валентин. – Она жилы вытягивает, чтобы детей своих вытянуть. А эти покоя ей не дают. То дом спалят, то разобрали избушку… ребятню чуть не угробили...
– Не слыхал я этих слов от тебя! Будем так считать! Ты лучше о себе думай, а не о кулаческой су…
– Айда всем скопом, да выручим бабу! А? – вдруг выступил из толпы мужичок весьма хрупкой наружности.
Послышался смех окружающих.
– Ты, Никонор, лучше уж один иди! Мы только тебе помешаем! – весело воскликнула женщина, глядя на слабо развитого физически человека.
– Чего ржёте-то! Могли бы и пойти! А ты, Дарья, могла бы и помочь ей! То и дело бегаешь к ней за помощью-то! – зло глядя на односельчан проговорил Никонор и отвернулся в сторону, выступили слёзы у человека от безысходности.
– Ага! Помочь! За помощь этим... могут и всё село отправить туда! – с испугом в глазах говорила одна из женщин. – Слыхала я в соседнем районы было такое!
– Марфа, ты бы спала поменьше! Тогда и сны снились бы слаще! – снова со смехом заговорила Дарья, глядя на женщину выделявшейся дородностью среди остальных.
– А ты бы злилась поменьше! Тогда бы лицом краше была! – не растерявшись ответила той Марфа.
Дальше среди смеха, криков и прочего гвалта было уже не разобрать что и кто кому кричал.
Меж тем наездники и руководство села приблизилось к избе, где проживала Аннушка со своими детьми. Они все вместе копошились на своём небольшом участке, наводя там порядок после уборки урожая. Старшие сыновья копали землю, сама Аннушка и младшие дети удаляли оставшиеся и вновь выросшие сорняки, перед тем как Николай с Иваном взрыхлят жирный чернозём.
Стёпушка ползал по расстеленной на земле дерюге, пытаясь поймать заползших на неё насекомых, то с нескольких попыток ему удавалось встать на ножки, тогда на его личике появлялась довольная улыбка и он пытался что-то произнести на своём непонятном пока языке.
Первым приближающихся людей увидел старший сын Николай. Понял ли он что за незнакомцы приближаются к ним или нет, но на его лице отразился испуг.
– Маманя! Беги! – крикнул он, глядя как мать медленно распрямляется и удивлённо смотрит в сторону приближающихся мужчин, похоже никуда бежать она не собиралась.
– Савельева Анна Васильевна, – спросил один из тех что были в форме.
– Верно… – отозвалась женщина, на её-то лице как ни странно не отражалось никаких особых эмоция.
– Тебе придётся проехать с нами в районный отдел… – продолжил тот же человек, но остальные слова его потонули в крика и воплях детей.
Все четверо обступили Аннушку, вцепились в неё руками, так что подойти к ней у приезжих не получилось, а вот чтобы вырвать из объятий детей нужно было сначала их растолкать или даже раскидать. Однако на это люди в форме не решились. Уж больно естественным был порыв защитить мать и отчаянные крики останавливали их. Так забирать человека им ещё не приходилось. Обычно кто-то пускался бежать, кто-то пытался скандалить используя самые нелицеприятные слова, кто-то защищал себя вилами, лопатой и всё, что попадалось под руку. А тут…
– Гражданка Савельева! – снова обратился к ней приезжий, перекрывая детское стенание.
Аннушка как смогла обхватила руками детей и прокричала:
– Забирайте всех! Вон ещё один ползает! – она кивнула в сторону своего младшего сыночка, который при виде стольких незнакомых людей заливаясь слезами, с большим трудом двигался в сторону родных. Может быть это были его первые шаги.
– Чего с ними цацкаться! – так же перекрывая общий гвалт, прокричал председатель сельсовета. – Хочет всех! Забирайте всех! Всё равно передохнут без матери!
Приезжие переглянулись и тот, что был постарше с недовольным видом махнул рукой и зашагал в сторону улицы, второй последовал за ним.
Местное начальство растерялось, то оглядывались на семейство односельчанки, то смотрели на удаляющихся от них людей в форме. Затем поняв, что снова у них пошло не так как хотелось бы, торопливо засеменили в том же направлении.
У Аннушки подкосились ноги, она со стоном и рыданием опустилась на землю. Рядом с ней оказались и её дети. Она с причитанием обнимала их поочерёдно, горячо целовала, что-то шептала каждому из них.
И Стёпушка, наконец-то, оказался рядом с ними. Дошёл! Дошёл сам! Мамаша подхватила его на руки, прижала к груди целуя и вдруг сквозь лившие по щекам слёзы рассмеялась.
– Счастье вы моё! Стёпушка пошёл у нас! А я уж думала не увижу этого! – с жаром говорила женщина, вытирая платком слёзы. Она увидела появляющихся из-за её дома, бегущих в их сторону толпу людей, сердце сжалось от боли, узнала она своих братьев и старших их сыновей, а чуть отставши от них бежали жёны братьев. Может быть и хорошо, что они не появились здесь, когда тут были чужие люди. Что могло бы тогда случиться?..