1.
— Знаешь, а ведь впервые я убил человека именно в этой роще, — тяжело заворочавшись в кресле, хозяин усадьбы посмотрел на шумящие в ночи рябины. — Это была девушка… Поверишь, сейчас я уже не вспомню ни ее лица, ни слов, что она шептала перед смертью, но жар от попавшей мне на руки крови я помню до сих пор. Я никогда не думал, что кровь людей может быть настолько горячей. Как же давно это было, Дмитрий… Как же давно….
Мы с графом Голодовым сидели в его кабинете. Была глубокая ночь, и теплящаяся свеча рождала на стенах ломкие, странные тени. Свеча горела для меня, сам граф давно не нуждался в свете. Повисло молчание. Затем граф заговорил снова:
— Было время, когда эти леса продолжались на сотни дней пути, до самого океана. Звезды тогда горели куда ярче, а люди боялись выходить из домов после заката. Мужчины прибивали к стволам этих деревьев своих первенцев, дабы умилостивить тех, кто жил среди рябиновых ветвей. Старые боги, венчанные коронами из болотных огней, не таясь ходили по земле, а их капища не просыхали от крови. Славное было время… Куда все делось? Как мы все упустили?
Голодов сокрушенно посмотрел на видневшуюся вдали железную дорогу и огни принадлежавшей мне фабрики.
— Когда-то мы были всемогущи… А что теперь? Теперь ты, человечишко, букашка, приходишь ко мне в дом и предлагаешь уничтожить последнюю память о тех временах? Пустить под топор мою рощу? Прокормить ее деревом твои уродливые железные машины? А не слишком ли много ты о себе возомнил? — высший вампир поднялся во весь свой немалый рост и ощерил похожие на иглы зубы.
Я безразлично пожал плечами. И я, и граф знали, что его роща скоро будет вырублена. Мне нужна была древесина для бумажной фабрики, графу были отчаянно нужны деньги. При всей своей силе Голодов так и не смог приспособиться к новому миру. Он обеднел, ему не хватало средств на содержание прислужников и огромной усадьбы, на дорогие ингредиенты для темных ритуалов и редкие колдовские книги. Мы оба знали, что древняя роща обречена, и весь вопрос сейчас был лишь в том, какую сумму сумеет выторговать у меня граф.
Часы на башне усадьбы отбили первый час. Потом второй. Третий. Мы все никак не могли договориться. Наконец, когда солнце вот-вот уже должно было подняться над горизонтом, граф ушел в склеп, предложив мне продолжить торг следующей ночью.
2.
Ни в следующий раз, ни еще через ночь мы так и не смогли договориться о цене. И все же роща была нужна моей фабрике, а потому, едва солнце клонилось к закату, я садился в пролетку и ехал к графу.
Я уже обвыкся с царящей внутри усадьбы темнотой и с тем подобием жизни, что начинается после заката в этом старинном обветшалом доме.
Я уже не вздрагивал, когда сквозь меня, обдав холодом, проходил серебристый призрак Агаты, погибшей почти тысячу лет назад жены графа.
Я спокойно выдерживал взгляд злых, светящихся фосфором глаз фон Дребезга, распорядителя графской охоты, что следил за мной из темноты рощи, где его предки-оборотни веками выслеживали жертв.
Я даже научился переносить ужасный козлиный запах Мордреда, дворецкого графа. Царапающий рогами потолок, поросший черной шерстью, что служила ему единственной одеждой, демон неизменно приносил мне очень недурной кофе, лишь самую малость отдающий серой.
Кроме меня, людей в усадьбе было лишь двое. Первым был престарелый, вечно всем недовольный Горемир, бывший офицер конных егерей, что теперь управлял имением графа, охранял сон хозяина и помогал тому в ритуалах. Второй была Вероника — молодая ведьма и дальняя родственница хозяина усадьбы.
Во многом я приезжал сюда и ради нее… Пока хозяин покидал свой склеп, пока он приводил себя в порядок и раздавал указания слугам, мы с ней гуляли по извилистым тропинкам рябиновой рощи, общались о каких-то пустяках, что казались нам важными, и просто наслаждались наступлением тихих августовских ночей.
3.
— Еще не уговорили графа? — Вероника падает с неба. Как и всегда в такие моменты, она полностью обнажена, если не считать медного ожерелья на ее тонкой шее да бинтов, прикрывающих искусанные графом руки. Закинув на плечо свою метлу, она принимает из рук подоспевшего дворецкого теплый, подбитый козлиным мехом плащ, и мы, спустившись с крыльца, идем в сторону рощи.
— Почти уговорил. Думаю, сегодня мы скрепим сделку.
Темнота усиливается: мы входим в рябиновую рощу. Я зажигаю слабенький фонарь и как могу свечу себе под ноги, пытаясь не запнуться о корни. Она идет рядом, безошибочно ступая во тьме. Ее глазам совсем не требуется свет.
— Тебе не холодно? — спрашиваю я.
Она безразлично пожимает плечами и продолжает ступать по земле босыми ногами.
— Привыкла. Летать можно лишь так.
— Я не про то, привыкла ты или нет. Тебе же холодно, — я сбрасываю шинель, но ведьма останавливает меня.
— Не нужно. Все равно скоро холод станет единственным, что я буду чувствовать.
Мы долго идем в молчании. Она не в духе, и я понимаю ее. Времени все меньше. Граф одинок и стар. Стар даже для высшего вампира. Его время проходит. От своего поверенного я знаю, что Голодов уже переписал все наследство Веронике. Графу нужен приемник. И он его выбрал.
— Как бы я хотела бежать от всего этого, — она непроизвольно смотрит на свои руки. Белая кожа полнится синяками и длинными рваными шрамами: граф никогда не отказывает себе в ее крови.
— Ты не можешь отказаться от обряда?
— С моей семьей граф заключил договор на крови, и я должна служить. От такого отказаться нельзя… Но… Если бы ты знал, как мне хочется все это остановить. Закончить. Прервать.
Я попытался придумать, чем ее утешить.
— Может, и хорошо, что ты станешь таким, как он? Будешь почти бессмертной. Сможешь увидеть, как меняется мир. У тебя будут сотни лет для всего, что ты пожелаешь.
— Сотни лет нужны, если ты можешь их прожить. А мертвецы не живут, — она грустно посмотрела на меня и отошла прочь.
Я хотел удержать ее и утешить, но она скинула плащ наземь и, вспрыгнув на метлу, взлетела над тропинкой.
— Идите в усадьбу, Дмитрий. Покупайте свою рощу и уезжайте прочь отсюда.
— А ты?
— Я слышу зов хозяина, он голоден. Снова, — она непроизвольно коснулась своей искусанной шеи, а затем поднялась к звездному небу.
— Поспешите в усадьбу, Дмитрий. — донеслось до меня напоследок. — Фон Дребезг даже в людской личине желал вашей крови за то, что вы собираетесь сотворить с его родной рощей. А сейчас в небе полная луна, и распорядитель охоты обращен ее светом в гигантского волка.
Она исчезла в ночной темноте. Я немного постоял, глядя ей вслед. Где-то вдалеке раздался длинный, протяжный волчий вой. Я пошел к выходу из рощи. Часы на башне усадьбы ударили один раз.
4.
Возвращаясь в усадьбу, я сбился с пути. Тропинка стала петлять, а затем вовсе исчезла. Фонарь погас. Кроны сомкнулись, полностью закрыв лунный свет. Роща зашумела. Во тьме фосфорно вспыхнули десятки волчьих глаз, а что-то огромное замахало крыльями у меня над головой. Ломкие силуэты ползли по веткам следом за мной, протягивая ко мне мягкие, сотканные из теней лапы. Ветки деревьев ломались и падали, и я уже не мог понять, что у меня под ногами: раздавленные ли мной рябиновые ягоды или выступившая из-под земли кровь.
Я не знал, сколько прошло времени. Наконец, когда я уже совсем отчаялся, издалека вдруг послышалось козлиное блеяние. Отправившийся на мои поиски Мордред шел через темноту, высвечивая себе путь фонарем с заключенным в нем болотным огнем. Я кинулся навстречу. Освещая себе путь мертвым зеленым огнем, дворецкий повел меня прочь из чащи, к господскому дому. К рассвету мы наконец вошли в усадьбу. Внутри царило странное, болезненное оживление.
— Наконец-то Мордред вас нашел! — фон Дребезг, облаченный в охотничий камзол и даже после обращения в человека все еще воняющий псиной, с раздражением посмотрел на меня. — Теперь все в сборе.
— Что-то случилось? — я непонимающе посмотрел на присутствующих в гостиной. Передо мной призрак Агаты, Мордред и фон Дребезг, Горемир и сидящая поодаль от них, забившаяся в кресло Вероника.
— Случилось. Еще как случилось, — фон Дребезг оскалил желтые зубы. — Пойдемте наверх, Дмитрий. Потолкуем.
Мы поднялись по винтовой лестнице в кабинет хозяина усадьбы.
Граф Голодов был мертв. Теперь уже дважды. Установить причину смерти я не смог. Лежащая в мягком кресле серая куча пепла была единственным, что осталось от высшего вампира.
— Я уже вызвал Трибунал, — спокойно произнес оборотень. — К заходу солнца они прибудут сюда.
— Кто это сделал?
— Вероника, конечно. Не обессудьте, но я подслушал ваш разговор в роще. Собственно, вы должны повторить все сказанной ей перед Трибуналом.
Я вздрогнул, ибо знал, как судит Трибунал: быстро и слепо. И я знал, насколько Трибунал не любит посягнувших на вампиров людей.
— Разве у вас есть доказательства ее вины?
— Ваших слов Трибуналу хватит.
— А вам самому? Граф был вашим хозяином. Если это сделала не Вероника, вы же не хотите, чтобы убийца остался без наказания? Позвольте мне разобраться в этом деле.
Оборотень помедлил. Нехотя он все же кивнул.
— Знаете, а вы боитесь за нее, Дмитрий. Я чувствую по вашему запаху… Что ж, — он сделал длинную паузу. — Хорошо. Я могу позволить вам разобраться. Но время есть лишь до заката.
Мы с оборотнем еще раз осмотрели комнату, пытаясь найти улики. Кабинет был просторным, но носил печать разорения. Картинам на стенах не один век, но они давно почернели. Пыль везде протерта, но камин давно не чищен от копоти, на люстре висит паутина, а вокруг бронзового подсвечника изображавшего обнаженную деву оплетенную телом многоглазой твари лежат сгоревшие трупики мотыльков. Мягкие кресла, обитые зеленым плюшем, давно не чищены и запачканы бурыми пятнами крови. Ковер протерт почти до дыр и тоже бур от застарелых пятен крови. Улик и даже намека на орудие преступления нет.
На балконе кабинета тоже пусто. Ничего. Только виден след босых ног, да лежат на белом мраморе свежие капли крови.
5.
— Итак, что произошло в доме? Когда в последний раз вы видели графа живым? — спросил я собравшихся в гостиной.
Призрак Агаты выплыл в центр зала.
— Когда граф покинул свой склеп, он призвал меня к себе. И мы говорили про детали ритуала, что завтра граф хотел провести над Вероникой. Ближе к часу ночи граф почувствовал голод и велел мне уйти. Я отправилась в малую столовую, что соседствует с кабинетом графа.
— Зачем?
— Разговаривать с Той, что живет в зеркалах, конечно. Мы всегда общаемся с ней по ночам. Только она умеет меня выслушать. Итак, вскоре после того, как часы на башне пробили час, в кабинете я услышала громкие голоса. Говорили двое. Долго.
— Вы узнали второй голос? Он принадлежал Веронике?
— Я слышу не так, как живые. И я не различаю голосов. Только слова.
— А о чем они говорили?
— Я не знаю. Я же разговаривала с Той, что живет в зеркалах, все это время.
— Хорошо, — протянул я озадаченно. — Что было дальше?
— Беседа в кабинете превратилась в крик. А затем я услышала шум… Я не знаю, как его описать. Такой шум бывает, когда рядом раздается удар грома или когда темное заклятие срывается с ведьминых рук.
— И?
— Я попрощалась с Той, что живет в зеркалах, пожелала ей крепкого вечного сна и отправилась в кабинет. Там уже никого не было, и лишь граф лежал мертвым прахом.
Я опросил остальных домашних, узнавая, что они делали в это время. Горемир ставил силки на расплодившихся кроликов в саду. Он подтвердил, что в час ночи видел, как на балконе граф пил кровь Вероники. Фон Дребезг рыскал в облике гигантского волка по роще. Вероника же уверяла, что сразу после того, как граф испил ее крови, она отправилась в свою комнату и крепко заснула.
— Значит, алиби нет ни у кого, — подвел я итог.
— И у вас тоже, Дмитрий, — с усмешкой откликнулся фон Дребезг.
— У меня есть, господин оборотень. Спросите своих волков в этой проклятой роще. Они наблюдали за мной до утра.
Повисла тишина. Наконец я заговорил вновь:
— Нам нужно найти орудие убийства.
Фон Дребезг пожал плечами.
— Если это было заклятье, то мы ничего не найдем. Если же это был осиновый кол, то что нам даст его находка?
— Тут нет настолько сильного колдуна, чтоб убить высшего вампира. А что до осинового кола… Вбить его в грудь сопротивляющемуся упырю не так и просто. Агата, в каком году вас угораздило стать призраком? Судя по вашей одежде, не меньше чем тысячу лет назад? С тех пор вы не покидали усадьбы? Верно?
Получив кивок парящего под потолком духа, я улыбнулся. Кажется, все начало вставать на свои места.
Мы вновь поднялись в кабинет. Я подошел к креслу с пеплом вампира и принялся внимательно оглядывать обивку, пока наконец не нашел в ней маленькую дырочку. Достав перочинный нож, я быстро разрезал ткань и расковырял набивку.
В моих руках оказался тонкий, как карандаш, короткий осиновый колышек. Я потрогал тот его кончик, что не был заострен: он был черен от копоти.
Я принюхался. Так и есть: колышек пах пороховой гарью. Мы вернулись в гостиную.
— Агата, вы слышали когда-нибудь выстрел пистолета? Нет? Ну вот и решение загадки. То, что вы приняли за гром, было выстрелом в графа. И, увы, я, кажется, знаю, из чего в него стреляли. Несколько дней назад у меня из пролетки пропал револьвер, который я всегда возил с собой. Я думал, что обронил его, но, видно, оружие украл кто-то из присутствующих.
Вероника вздрогнула. Впервые за все это время в глазах молодой ведьмы появилась надежда. Я ободряюще улыбнулся ей.
— Итак, вопрос: у кого был мотив убить графа?
— У меня не было, — тут же отозвался фон Дребезг. — Я хозяину был как собака предан.
Горемир негодующе взмахнул руками:
— А не вы ли говорили, уважаемый, что роща — это древние охотничьи угодья ваших предков и вы разорвете любого, кто на нее покусится? Ведь было дело!
— Сам хорош, гусь старый, — огрызнулся оборотень. — Тридцать лет канючил, просил хозяина выполнить обещание и тебя в вампира обратить.
Мордред согласно заблеял, поддерживая оборотня, но Горемир тут же обернулся к нему:
— А к вам, не менее уважаемый Мордред, вопросов не меньше. Хозяин вам за служение бессмертную душу Вероники обещал, но затем-то граф планы на нее изменил.
Престарелый управляющий зло посмотрел на демона.
Оборотень же, сверкнув глазищами, вдруг резко повернулся к Веронике:
— А ты что заулыбалась, ведьма? Тебе до обращения самая чуть оставалась. Уж кто, как не ты, смерти хозяину желала.
Я покачал головой. Круг подозреваемых не желал сужаться.
6.
Мы сидели в комнате Вероники. В коридоре, у двери, прохаживался сторожащий ведьму фон Дребезг.
Закат отгорал.
Я гладил забинтованные руки девушки.
— Больно было?
— Я привыкла, — Вероника было покачала головой, но вдруг ее плечи вздрогнули, и она призналась: — Так больно мне не было никогда. Я не знаю, что на него нашло. Он вдруг сказал, что следующей ночью он сделает меня вампиром и что мою кровь он пьет последний раз. И перестал себя сдерживать.
Девушка зябко поежилась.
— Трибунал обвинит меня. Непременно. Но я не убивала его….
— Я знаю.
— Спасибо, мне почему-то важно, что ты мне веришь.
В дверях появился фон Дребезг.
— Дмитрий, я бы не пытался уверять всех в ее невиновности, — оборотень с усмешкой посмотрел на меня. — А то за вас возьмутся в Трибунале… Волки — ненадежные свидетели.
— Не слушай его, — ведьма кинула на оборотня злой взгляд. — Просто посиди со мной еще, ладно? Пока еще есть время.
Она прижалась ко мне. Тепло ее тела опалило меня даже через одежду, но прекрасный момент рухнул. Раздалось козлиное блеяние и цокот копыт.
Дворецкий проходил по коридору, убирая пыль. Я окликнул демона, потрясенный сложившейся в голове картиной.
— Мордред, а как часто ты убираешь кабинет хозяина? Каждое утро, как я помню, верно?
Дворецкий кивнул рогатой головой. Я вскочил с дивана.
— Нужно немедленно собрать всех в гостиной, я знаю убийцу!
7.
Закат отгорел. Усадьба погрузилась во мрак. Мы сидели в гостиной, освещенной пламенем единственной свечи. Вот-вот должен был прибыть Трибунал.
— Итак, — обратился я к собравшимся. — Мордред убирает кабинет хозяина усадьбы каждый день, сразу как тот уходит в свой склеп. Граф, будучи вампиром, не нуждается в свете. Агата, будучи призраком, тоже. Значит, никто не зажигал света в кабинете до ее ухода в час ночи. Верно, Агата?
Призрак кивнул, и я продолжил:
— Однако на столе мы видели сгоревших мотыльков. Значит, после ухода Агаты кто-то вел разговор с покойным при свечах. Фон Дребезг — оборотень. Он нуждается в свете в человеческом обличье, но в ту ночь было полнолуние и на небе не было ни облачка. А значит, луна обратила его в волка. Вероника же ведьма и тоже не нуждается в свете. Я прекрасно видел это в роще.
Остаются трое. Я, Мордред и Горемир. И сейчас мы будем искать убийцу методом исключения. Я был в роще и расстался с Вероникой накануне часа ночи. Я физически не мог успеть в усадьбу, да и волки видели меня на тропах позже.
Мордред не носит одежды. Револьвер ему прятать было негде. А зайди он с револьвером в лапах, явно не состоялся бы долгий диалог. Хозяин бы позвал на помощь или начал защищаться. Да и зажигать свечи на столе одной рукой и держать на прицеле вампира другой — как вы это представляете?
А вот Горемир прекрасно подходит на роль убийцы. Человек, бывший военный, решительный, он тридцать лет просил графа обратить его в вампира. Конечно, граф остался глух к его просьбам. Ведь зачем терять удобного, не боящегося света слугу?
Когда стало ясно, что граф решил превратить в вампира Веронику, управляющий замыслил месть. Понимая, что не победит вампира в схватке, он украл мой револьвер и подготовил осиновый колышек, плотно входящий в ствол.
Окончательно его нервы сдали, когда он работал в парке и увидел, как граф пьет кровь из Вероники на балконе, обещая ей, что это последний раз и он завтра ночью обратит ее. Горемир взял заготовленное оружие и пришел к графу. Он сперва попробовал в последний раз убедить Голодова, но спор ни к чему не привел. Разозленный, Горемир выстрелил в вампира.
Что ж, все, что нам остается, — хорошенько осмотреть комнаты Горемира и найти револьвер. Ведь управляющий вряд ли отважился покинуть усадьбу после убийства. Это привлекло бы лишнее внимание.
Горемир не стал дожидаться, пока его схватят, и бросился прочь из гостиной. Незримые фигуры Прокураторов Трибунала, что скрывались в тенях на протяжении всей моей речи, неслышно пролетели вслед за ним. Раздались крики беглеца.
8.
Занимался рассвет. Над цехами раздавались первые гудки. Мы с Вероникой сидели на вершине фабричной трубы, глядя то на суетящихся внизу рабочих, то на далекую, волнующуюся под ветром рябиновую рощу.
Ведьма привычно держала в руках метлу, а на ее тонких плечах лежала моя шинель.
— Что будешь делать теперь? — я посмотрел на Веронику.
Та слабо улыбнулась, точно еще не верила, что все закончилось.
— Жить. Теперь я наконец буду жить, — девушка задумчиво посмотрела вниз. — Оставлю весь этот ужас в прошлом….
— Куда думаешь уехать? Денег за усадьбу и рощу вполне хватит, чтоб еще долго жить безбедно.
— Не обязательно уезжать прочь, чтобы сбежать от своего прошлого.
Она посмотрела на поселок, уже начавший строиться вокруг бумажной фабрики и на первые заводы возводящиеся поодаль от него.
— Люди говорят, что не пройдет и десяти лет, как здесь вырастет город.
— Не врут. Планы на это место очень большие.
Она повернулась ко мне. Рыжие волосы золотило восходящее солнце.
— Я видела города лишь на картинках. Скажи, каково там?
— В городах прекрасно, — я улыбнулся.
— Знаешь, мне все равно немного страшно. Когда гроза течет по медным проводам, а по улицам ползет железо… Это так непривычно.
— Если ты захочешь, я все покажу тебе и объясню.
Она улыбнулась.
Мы взялись за руки.
В наступившей вдруг тишине было отчетливо слышно, как далеко-далеко в рябиновой роще по дереву начинают стучать топоры.
Автор: Тимур Суворкин Оригинальная публикация ВК.
