Не так давно я писала про женщину, жизнь которой (а точнее смерть) легла в основу истории Анны Карениной. Конечно, нельзя говорить, что они полностью идентичны, но Лев Толстой сам не отрицал, что был наблюдателен и черпал источники вдохновения из бытовых проблем окружавших его людей. И вот мне стало интересно: а был ли прототип у Алексея Вронского? Оказалось, да. Им был полковник Николай Николаевич Раевский, внук прославленного героя войны 1812 года, чей подвиг был описан в другом романе «Война и мир». Вот такая преемственность поколений.
Для начала, думаю, стоит рассказать о том, кто такой Николай Раевский, а уже потом, что связывает его с персонажем литературного произведения.
Как уже понятно, происходил Николай Николаевич из дворянского рода, из поколения в поколение дававшего России храбрых офицеров. Родился он 5 ноября 1839 года в Керчи. В четырехлетнем возрасте мальчик потерял отца и все его дальнейшее воспитание легло на плечи образованной и энергичной матери, фрейлины императорского двора. На воспитание детей (у Николая был еще брат Михаил) она не жалела ни сил, ни средств. Для их воспитания приглашались лучшие учителя.
Николай много путешествовал с самого детства, а в 17 лет остался в Москве, так как поступил в Московский Университет на физико-математический факультет. В любое время студенческая среда была самой чувствительной к политической жизни. Не стало это исключением и при Раевском. Он сблизился с кружком Аксакова и проникся идеями славянофильства. К слову, мыслей этих он придерживался до конца жизни.
В 1862 году Николай закончил учебу в университете в степени кандидата, но сразу же сменил деятельность - поступил унтер-офицером в гусарский полк. Причиной тому стало влияние советов его родственника, князя Владимира Яшвиля, который этот полк и возглавлял. Звания у Раевского сменялись очень быстро: корнет, поручик, штабс-ротмистр, ротмистр. Периодически он брал на себя командование небольшими частями, где умело проявлял себя. Карьера обещала быть блестящей. К тому же он был весьма хорош собой, начитан и пользовался успехом в светском обществе. Но ему не хотелось получать звания за званиями, красоваться на балах и ни разу так и не оказаться в пылу настоящего сражения. Раевский уехал.
Он перевелся в Туркестанский батальон и, только прибыв на место, сразу же принял участие в военном походе. Его назначили помощником подполковника Соковнина, но когда тот получил ранение, Раевский взял на себя командование при штурме крепости. Прошло все, согласно донесениям, «вполне успешно», несмотря на легкое ранение Николая.
Вместе с военной службой Раевский живо изучал края, в которых оказался. Особенно его интересовала экономическая сторона, торговля и промышленность. Он и раньше пытался улучшить способы виноделия в своих крымских владениях, выращивал новые сорта растений и представлял их на сельскохозяйственной выставке. В 1869 году Раевский вступил в Вольное экономическое общество и ревностно стал заниматься вопросами сельского хозяйства. В Туркестане он завел собственные плантации, виноградники, шелкомотальни, выписывал семена из-за границы и тратил на все это большие деньги.
В 1872 году в газете «Голос» он опубликовал статью, в которой доказывал, что все договоренности России и среднеазиатских ханов, никогда не приносят сторонам ничего положительного, так как мусульмане попросту ненавидят русских и понимают только грубую силу. Эти выражения вызвали в обществе глубокую полемику, одни поддерживали мысли Раевского, другие считали его мнение слишком радикальным.
Знакомые отзывались о Николае как о человеке активном, а порой даже непоседливом. Он часто бывал вспыльчив и мог открыто вступить в конфликт, если его что-то не устраивало. Кому-то своими порывистыми поступками он казался странным, а генерал Полторацкий говорил, что Николай часто «в полном раздражении откочевывает в пустой надежде, конечно, найти обетованный уголок». Однако все отмечали, что мужчина выделялся на общем фоне. Держался властно. Был красив, но всегда печален и задумчив, высок ростом, слегка сутулился.
В 1874 году Раевский подал в отставку. Он хотел полностью посвятить себя деятельности в сельском хозяйстве и подать пример остальным. Он видел очень перспективные области в Туркестане и понимал, что необходимо больше заинтересованных в их развитии людей. Но вышло совсем наоборот. Поняв, что не видит никакой поддержки, а только нарывается на постоянные попытки совершить интриги на этом поприще, Раевский покинул Туркестан. Он вновь вернулся к военной службе и отправился в Одесский военный округ.
Когда в 1876 году началось восстание в Сербии, Николай Раевский поехал в сербскую армию. Матери он написал письмо, в котором говорил, что хочет «взять с собой достаточную сумму денег, дабы явиться в Сербию волонтером, ни в чем не нуждающимся, а не авантюристом, продающим свои услуги сербскому правительству». Он рьяно занимался образованием беженцев с Балкан, а местные силы готовил к вооруженному сопротивлению. Получив в ведение отряд, он принял участие в битве под Алексинацем, из которой вышел безоговорочным победителем, несмотря на численное преимущество на стороне соперника. Во время боя под ним убило лошадь, и он бросился в атаку с шашкой наголо.
Раевский не был доволен своим непосредственным начальником генералом Черняевым, не видел от него должной поддержки, из-за чего войскам приходилось уходить с выгодных позиций, а в какой-то момент и вовсе собрался вернуться в Россию. Но конфликт был улажен, и Николай Николаевич остался.
А уже через несколько месяцев, в самом начале битвы под Адровацем, Раевский получил пулевое ранение и умер на месте. По словам очевидцев, свой последний бой полковник провел умело и мужественно. Он вдохновлял солдат личным примером до самой последней минуты. Обычно мрачный и молчаливый, как вспоминал один из участников сражения, Раевский перед боем был весел и даже чрезмерно разговорчив. Он наконец мог проявить себя, чего давно ждал. И проявил, но ценой собственной жизни. Потеряв командира, его солдаты были разобщены, что привело к поражению. Турки вторглись в Сербию.
В России следили за всеми сражениями, так что новость о гибели Раевского в Петербург доставили моментально. Почти в каждом журнале или газете можно было встретить его некрологи, в которых офицера называли «новым мучеником за святое дело». Сербский король отправил брату Раевского письмо: «С чувством глубокой скорби посылаю Вам печальное известие, что Ваш доблестный брат Николай Николаевич геройски пал в кровавой битве против врага славянского имени и веры. Ваша потеря велика, но она не менее велика и для сербского войска и того святого дела, во имя которого покойный геройски боролся. Я надеюсь, что это войско, которым он командовал и показал доблестный пример, отомстит за его геройскую смерть, и прошу Всевышнего, да укрепит Ваши силы перенесть тяжелую потерю». Отпевание его проходило в присутствии сербского монарха, всех министров и русского консула. В Сербии до сих пор чтят память Раевского как человека, отдавшего жизнь за свободу их страны.
Захоронен Николай Раевский в имении Еразмовка. Есть легенда, что незадолго до смерти он попросил, если вдруг погибнет, тело его отправить на родину, а сердце захоронить в Сербии. А на месте его гибели на средства семьи построили храм. Сербы называют его «церковью Вронского».
А при чем здесь «Анна Каренина»?
Алексей Вронский, по изначальной задумке Толстого, должен был впервые появиться на страницах романа именно в Туркестане, где так активно работал Раевский. Позже Лев Николаевич изменил эту идею, да и вообще он был тем автором, что никогда не бывает до конца довольным своим произведением, отчего часто все переписывает (даже имя Вронского несколько раз менялось).
Окончательно судьба Вронского была решена, когда Толстой узнал о гибели Раевского. Лев Николаевич решил «подарить» своему персонажу черты и частично судьбу Николая Николаевича. Внешности их действительно во многом перекликаются. Как мы знаем, Вронский - «плотно сложенный брюнет, с добродушно‑красивым, чрезвычайно спокойным и твердым лицом». Еще одна деталь: несмотря на довольно юный возраст, персонаж уже начинал лысеть. То же самое говорили и о Николае Раевском. Бороду Вронский сначала сбривал, но потом отпустил и до конца романа ходил с ней. Стоит взглянуть на портрет Раевского, чтобы понять, как она выглядела.
У Раевского из семьи были старший брат и мать. Отца он потерял рано. То же самое случилось и с Вронским. А еще у них общее звание - они оба ушли со службы полковниками.
В поданном Толстым в редакцию журнала «Русский вестник», где издавалась «Анна Каренина», эпилоге писатель в отрицательном свете выставлял добровольческое движение в России в пользу восставших сербов. Редактору это не понравилось, поэтому вместо двухстраничного завершения поначалу появилась анонимная заметка «Что случилось по смерти Анны Карениной». Если бы все же эпилог был опубликован, то читатели тогда узнали бы, что Вронский, находящийся в горе после смерти Анны, отправился добровольцем в Сербию. В итоге автор развил эту тему, как мы знаем, а за основу взял биографию именно Николая Раевского. И Вронский, уезжая в Сербию, ставит перед собой целью погибнуть там, он заранее решает свою судьбу. Причем сначала Толстой хотел отправить своего героя на гибель в Туркестан, но позже поменял решение.
Кстати, другой исторической личностью, жизнь которого подтолкнула Толстого на создание образа Вронского, был поэт Алексей Константинович Толстой, который состоял в отношениях с замужней Софьей Миллер (урожденной Бахметевой), но официально оформить брак они не могли, так как муж женщины не хотел давать ей развод. Впервые они встретились на маскараде, но Софья тогда привлекла внимание другого писателя, Ивана Тургенева, с которым они договорились об еще одной встрече. Увидев женщину без маски, Тургенев разочаровался и потерял к ней всякий интерес, а вот пришедший вместе с ним Толстой, наоборот, попал под ее обаяние. Этому событию он посвятил следующие строки:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
Эти стихи легли в основу романса Чайковского.
Встречались Алексей и Софья тайно. А пожениться они смогли только спустя 12 лет. Алексей Толстой тоже собирался пойти добровольцем, но только во время Крымской войны, однако ему это не удалось. А когда мужчина заболел тифом, Софья ухаживала за ним, совсем не боясь осуждений. А ведь в обществе их история наделала много шума.
Если продолжить говорить об их дальнейшей жизни, то после свадьбы поначалу все шло хорошо. Но затем Софья начала откровенно скучать, тратить большие деньги на роскошную жизнь, Алексей ее раздражал и она все время ставила его в сравнение с Тургеневым, чей талант оценивала гораздо выше. Толстой стал часто испытывать головные боли и, чтобы справляться с ними, начал принимать морфий, от передозировки которого он и умер.
Нельзя, конечно, говорить уверенно, но ведь жизнь Карениной и Вронского, останься они вместе, могла быть ничем не лучше.
Были и другие версии. Дипломат Чарыков, например, писал в мемуарах, что в 1881 году познакомился с «Вронским» в Петербурге, где тот проживал, а потом встречался с ним еще через восемь лет «на обеде в российском посольстве в Париже». Имени он, к сожалению, не назвал.
И все же, несмотря на исследования специалистов, находящих схожие элементы у Вронского и реально существовавших личностей, сам Лев Толстой призывал не преувеличивать историзм его романа. Он писал: «Я бы очень сожалел, ежели бы сходство вымышленных имён с действительными могло бы кому-нибудь дать мысль, что я хотел описывать то или другое действительное лицо…Нужно наблюдать много однородных людей, чтобы создать один определённый тип». Стоит признать, что Вронский, как и почти все другие герои толстовских книг, - персонаж, сотканный из кусочков. Вероятно, жизнь Раевского, да и ряда других личностей, помогла Толстому найти некую точку опоры, но сравнивать их досконально не стоит.
Сын писателя подтверждал, что Лев Николаевич многое писал с натуры, но точного ответа на то, кто стал прототипом Вронского, не давал. Он говорил, что, вероятно, отец вспоминал в нем образы гвардейских офицеров, знакомых ему по Крымской войне.