Патриотизм и наследственность
«Патриотизм (от греч. πατριώτης – соотечественник, πατρίς – родина, отечество) – осознанная любовь к родине, своему народу, его традициям. Предпосылки возникновения патриотизма складываются в первобытном обществе и связаны с привязанностью к семье, роду, племени, своей земле, с почитанием родовых божеств и предков». Большая Российская Энциклопедия.
Сейчас много разговоров о патриотизме. Не хочу оспаривать мнение психологов, социологов и прочих гуманитариев, а описать патриотизм с точки зрения генетики.
Хотим мы или нет, мы потомки всеядных хищников и у нас в крови, точнее в генах, врожденное территориальное поведение. Мы готовы биться с любым, кто посмеет отнять нашу территорию. Если когда-то стая занимала какую-то территорию, а потом в силу болезни лидера или слабости членов стаи теряла, то, набрав силы, стая отвоевывала себе эту территорию назад. Это показали исследования стайного поведения волков. Это – инстинкт.
Таким образом наша любовь к родине развивалась не на пустом месте.
Каждый из нас носит в себе любовь к родине в двух её образах. Есть Родина – огромная страна. Это первый образ. В нашей стране много десятков языков, но мы только один считаем родным, в ней тысячи городов, в большинстве из которых мы не были, но на сердце становится теплее, когда мы вспоминаем свой город, или деревню И это не важно хорошо ли там жилось или были неурядицы. Это второй образ родины. И нет нужды учить любить эту малую родину. Мы и так её любим, причём бессознательной любовью. Объективно говоря, эта наша родина не хуже и не лучше тысяч других мест, но для каждого это место – единственное и ничем не заменимое. Образ этой родины, её запах, её звуки человек помнит до гробовой доски, даже если он с детства туда не возвращался. Но вернуться тянет всю жизнь. Вдали от неё всё, что с ней связано, волнует. Услышал в толпе родной говорок – уже и улыбка на лице. «И дым отечества нам сладок и приятен».
Итак, мы любим родину, где родились – это гены, и мы любим страну, в которой родились наши предки – это воспитание.
Есть мнение, чем больше в нас древних генов, тем ярче в сердце горит образ родины. Человечество растёт, мудреет, многие привыкают, что им теплее и проще, когда ими управляют. Ну что же, домашняя скотина тоже имеет право на существование. Но мы, выросшие на свободе, с полным набором генов территориальных хищников, не любим, когда кто-то пытается нами управлять. Может поэтому-то так трудно с нами некоторым европейцам.
Мы не похожи на них. Вот смотрите. Православие приняли, но сохранили веру в леших, домовых, русалок. Половину христианских праздников привязали к древним славянским. Да, вот такие мы. Как потомки всеядных хищники часто лаемся с соседями, простите, из-за тропинки, речки, которые каждый сосед считает своей. В целом из-за величины своей территории. Уж сколько десятков воевали на древней Руси княжества славян, не счесть. Но при этом мы считаем, что никто не смеет лезть в наш спор, мы не домашние животные. Вспомните у Пушкина:
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда…
Точно! Семейная! Вот и вражда семейная.
Всем, прирученным, и тем, кто их сделал домашними животными, не понять нас. Никогда! Ведь как только более крупный хищник вваливался на нашу территорию, то, забыв вражду, мы объединялись и лупили его в хвост и гриву. Прогнали? Слава Богу! Можно опять выяснять со своими соседями, кто не так сидит, не так свистит. По-моему, всё понятно.
Теперь у нас культура, высокие цели, но гены поддерживают наш с детства воспитанный патриотизм. Ради процветания Родины мы трудимся, ради неё терпим невзгоды и готовы умереть, защищая её границы. Эту Родину мы любим сознательной любовью и сознательно внушаем нашим детям любовь к ней.
Таким образом, воспитание дает 50% нашего патриотизм, а но инстинкты (50%) усиливают нашу любовь к родине. Мы не можем продать и предать Родину. Вы мне возразите, а как же те, кто уехал?
Мы же не знаем, как их воспитывали, и почему они уехали. К тому же, по-моему, у нас часто путают патриотизм и любовь к Родине. Возможно, они считают, что можно любить родину издалека. Однако любить, это не значит обсирать при любом удобном случае. Типа плохая, потому что мало даёт. Это вроде паразитизмом называется.
Что же стало с патриотизмом сегодня? Почему наши дети так часто странно и, простите, паразитически себя ведут, часто истерят, болеют, потом в подростковом возрасте пускаются во все тяжкие? Почему они забывают о том, кто они и какого рода? Да потому, что мы замахнулись на святое – патриотизм, фиксированный генетически. Мы «просрали» правильное воспитание детей, вот они ведут себя в соответствии с тем, что мы состряпали. Помните фильмы, которые они смотрели, где лупят друга друга непонятно ради чего, песни, где главным являются деньги, где живут, так сказать, богато и пофиг, как это богатство досталось, всяких чиновников, которые провозглашают любовь к родному краю, и при любом удобном случае стараются демонстрировать владение импортными вещами. Нет-нет! Я не говорю, что лучше родное говно, нет. Просто это фактор, который мы должны учитывать.
Нельзя, воспитывая коров, привыкших что их накормят напоят, защитят, и считать, что из них вырастут волки. Надо очень тонко общаться с детьми (ведь все мы родом из детства), чтобы им было за державу обидно. Вспомните примеры, их куча! В России был Пётр I, который многое привнёс в быт россиян из-за рубежа, но Россия всегда была в его мыслях на первом месте.
Мне можно возразить, да откуда вы всё это взяли про генетический патриотизм.
Я приведу вам простое доказательство.
Человек – это экотонный вид. Экотон – это переходная зона между двумя биологическими сообществами, где встречаются и интегрируются два сообщества: лес и степь, лес и тундра, луг и лес. Вид Homo sapiens, то есть человек разумный, возник в тропической лесостепи – саванна. Формировался и выживал в лесостепи. Это поэтому нам нравится не столько лес или степь, сколько экотон – лесостепь. Наверное, поэтому наши предки, поселяясь в степи сажали сады, да и просто деревья вокруг домов, а поселяясь в лесном краю, вырубали поляны, на которых и строили дома. Лесостепь – колыбель человечества.
Предки путешествовали, но кто-то, завоевав место под солнцем, выживал на месте, которые они обустроили. Однако были и те, кто шёл и шёл за солнцем, осваивая новые земли. Были и те, кто разводили скот, подчинялись правилам выживания с таким ресурсом – его пасли, медленно передвигаясь от одного водоема к другому. Это – номады.
Со школы мы знаем: есть оседлые народы, есть кочевые. Это зависит от уклада жизни, экономики. А каким был наш предок-собиратель? Как всякий собиратель, он должен был бродить. Но небольшая стая брела не куда попало – она бродила по своей, общей для стаи территории. Это была их родина, которую они помнили и готовы были защищать. А дальше простирались владения других групп, откуда их изгоняли. Кочевать по знакомой территории выгоднее – уже известны и кормные угодья, и водоёмы, и укрытия, и живущие на ней хищники.
Исходная среда человека – всхолмленные берега озер и рек в саванне. И для нас до сих пор самый приятный ландшафт – слабовсхолмленный, где деревья и кустарники чередуются с открытыми пространствами, а вблизи есть река или озеро.
Против генетики не попрёшь, и поэтому иногда даже запах, шорох травы от шаркающих по ним ног из далёкого детства пробуждают целую картину. Ту самую, которую мы запечатлели в четырёхлетнем возрасте.
У нас очень ранний импринтинг малой родины. Импринтинг – это особенная разновидность так называемой мгновенной памяти. Это память, которая удерживает полученную из внешнего мира информацию без её осмысления и переработки. В мозг поступают какие-то данные при помощи органов чувств – запах цветка, пение птицы, влажное дуновение ветра, запах свежего хлеба, вкус хлебной корки и эта информация моментально фиксируется в памяти. И вот. Это родина, которая впечаталась в нас.
Мы разные, потому что гены и программы повеления комбинируются по-разному, и у некоторых возникает дикая, невероятная тоска к странствиям. Они совершают выбор, чтобы сравнить своё родное с тем, что никто ещё не видел. Ведь он не был в стольких прекрасных местах, где есть сотни рек, в которых он не купался, и много морей, которых он ещё не видел. Вот именно эти люди бежали за горизонтом, искали небывалое.
Так рождаются такие путешественники, как Афанасий Никитин, который первым из Руси посетил Индию. Он не завоёвывать её шёл, а посмотреть. И не обязательно это были теплые страны, вспомните Семена Дежнёва, которого понесло на Север. Интересно и всё!
Много их было бегущих за горизонт. Беринг и Чириков, открывшие Камчатку, Беринг там и голову сложил. Братья Лаптевы, открывшие и описавшие море, которому и подарили своё имя. Крузенштерн и Лисянский, повторившие подвиг Магеллана. Беллинсгаузен и Лазарев, которые открыли и подарили человечеству Антарктиду. У них были разные цели, но все они имели генетические программы – любовь и охрана родины, и воспитанный патриотизм государственный.
Может нам, наконец, посмотреть на патриотизм не только глазами гуманитариев, но генетиков и этологов.
Я ничего не пропагандирую, а просто напоминаю, в пику одной написанной в интернете статье «Почему мы должны любить свою Родину».
Не должны, а любим. Нутром, наследственностью! Я могу гундеть, выражать своё недовольство. Я! Сама! Но никто другой не смеет вонять на мою Родину. Вот так! Я не корова, и даже не собака, которые служат тем, кто их кормит, я из волков.
Да и кто меня собирается учить патриотизму? Европа? Даже в Европе, которую до сих пор трясет при воспоминании о Шикльгрубере, наблюдается рост патриотических настроений. Там тоже живут потомки тех, кто осваивал когда-то дремучие леса в эпоху оледенение и выживал, защищая свой дом. Это ответ Европы на два фактора: глобализацию и массовую эмиграцию туда жителей Азии и Восточной Европы. А в результате патриотизм национальный начинает шагать рука об руку с патриотизмом государственным.
Национальный патриотизм как отторжение чуждого влияния, несомненно, уместен в мире, который хочет оставаться неизменно разнообразным, но в многоэтнической стране – явление самоубийственное, поэтому в огромных странах таких как США, Россия, Китай существует государственный патриотизм.
Хочу напомнить, что сказал Л. Н. Толстой: «Патриотизм – это не значит только одна любовь к своей родине. Это гораздо больше… Это – сознание своей неотъемлемости от родины и неотъемлемое переживание с ней её счастливых и её несчастных дней».
Если мы любим генетически, то воспринимать себя частью родины надо видимо воспитывать.