Лесная фея, по имени Вила, дёрнулась всем телом и широко распахнула глаза. Высокое небо ослепило ее торжествующей весенней синевой. Лесные феи всегда просыпаются на рассвете, но даже робкий утренний свет нестерпим для них после долгой зимы, проведённой под высоким снежным покровом.
Осенью Вила соорудила для себя пышное ложе из опавших листьев и еловых лап, заснула легко, спала крепко, но в феврале сны стали хаотичными, без начала и конца. Они либо безжалостно погружали сознание Вилы в чёрные воды небытия, либо внезапно исчезали, и тогда фея, словно наяву, слышала все лесные звуки, но не смела пошевелиться.
Тени, тени, тени...
Превозмогая тяжесть в груди, Вила сделала первый, жадный вдох. Сначала она чувствовала только безвкусные потоки воздуха, потом ветер смилостивился и принёс горячий дух звериных нор. Человек, поморщившись, назвал бы этот запах смрадным, но для лесной феи он был символом круговорота жизни.
Виле пыталась различить запах своего друга, верного Лиса, однако у неё не получалось. Три лета назад фея подобрала лисёнка- сироту и выходила его в роскошного, умного зверя. Но, как бы ни был хитёр зверь, зима для него опасна и голодом, и холодом, и злющими охотничьими собаками.
Рассердившись на себя за дурные мысли, Вила смахнула с губ и щёк остатки колючего снега. Пальцы пахли грибами. В висок ткнулась щекотливая мордочка зайца, обрадованного её пробуждением.
"Исчезни", — беззвучно выдохнула фея, и зайца как ветром сдуло. Больше её никто не решился беспокоить, даже птицы предусмотрительно замолкли в рассветной вышине. "Пора!" — подумала Вила и попробовала осторожно приподнять голову. Зимой волосы лесных фей глубоко прорастают в почву и питают их тело, как корни питают дерево. Обычно волосы легко рвутся, не причиняя особого вреда, но сейчас Вила и на полпальца не могла оторвать затылок от земли!
Лесная фея должна встать со своего ложа до заката солнца, иначе земля уже не отпустит ее от себя. Вила прекрасно об этом помнила, поэтому, не раздумывая, дёрнула головой вверх. От боли потемнело в глазах, фея протяжно завыла, распугав лесных обитателей.
Она пробовала снова и снова, снова и снова, пока совсем не выбилась из сил.
Ничего! Ничего! Ничего!
Может быть, волосы проросли слишком глубоко? Или случайно переплелись с корнями соседних деревьев? Или не случайно?! Но о последнем даже думать было страшно...
Стараясь восстановить дыхание, Вила смежила веки. Вокруг царила умиротворяющая тишина, терпкий аромат зелени на проталинах нагло спорил с прохладой снегов, лежащих в тени мрачных елей.
Вила сама не заметила, как задремала на полуденном солнышке, и тут на грудь запрыгнуло что-то мягкое и влажное, будто бросили комок сырой земли. Фея вскрикнула, открыв глаза и увидев на своей груди сидящего на корточках лешего. Он хлопал в ладоши и радостно щерил беззубый ротик, а его жёлтые глазки светились злобным торжеством. Так вот кто переплёл её волосы с корнями деревьев! Вила хотела стряхнуть наглеца с груди, но не тут-то было! В одно мгновение из-под земли вылезли тонкие бледные корешки и опутали её запястья.
Удивлению Вилы не было предела: она всегда ладила с мелкими духами, сторожевыми леса. Что случилось? Чем она не угодила этому лешаку?
Если она не выпутается до заката, то очень скоро сквозь её и так зыбкую плоть прорастут лесные травы, равнодушно вытягивая жизненные соки, к осени от плоти останутся жалкие ошмётки. И это будет последняя осень Вилы.
— За что? - прошептала Вила, обращаясь к лесным богам. Леший подпрыгнул и с готовностью ответил за всех богов:
— Помнишь, как пожалела для меня крестьянское дитятко? Уж я-то его манил в чащу, манил-заманивал... А ты людей на нас вывела. У-у-у! Я тогда еле ноги унёс, не солоно хлебавши. Помнишь, аль нет?!
Для человека голос лешего звучит, как стон старого скрипучего дерева. Если кто-то из людского рода случайно увидит лесного духа, последний вмиг обернётся или старой корягой, или зайцем-русаком.
В то давнее лето деревенские жители три ночи и три дня искали пропавшего с покоса мальчика. Незримая Вила вывела их к ребёнку, который лежал в беспамятстве рядом с трухлявым пнём. Край домотканой детской рубашонки намертво зацепился за острый сук пенька, от злости уставшие и голодные деревенские мужики вывернули пень корнями вверх.
Много лет и зим прошло с того случая, уж и сам мальчонка, и дети его, и даже внуки с правнуками давно почили на деревенском погосте, а леший, как видно, не забыл ту обиду.
— Чего хочешь? - прямо спросила Вила. Леший, для виду поломавшись, мол, ничего ему не надо, "окромя справедливости", признался:
— Жаниться хочу. На кикиморе. Скажи заветное слово, пусти нас на дальнее болото, очень уж мы с кикиморой клюкву по осени уважаем!
Леший прищёлкнул языком, слово пробуя на вкус позднюю, сладкую как мед, клюкву.
Вила недобро усмехнулась:
— Ты, никак, одурел за зиму, леший?! Или кикимора, душегубица болотная, тебя с толку сбивает? Не клюква вам надобна, хотите баб да девок деревенских в трясину заманивать на верную гибель! Души их потом по лесу маются, плачут, птиц и зверьё пугают!
Хоть Вила и сторонилась людей, в ней жило смутное, но верное чувство, что именно они, а не лес, есть подлинный смысл её существования.
— Ну, не хочешь, как хочешь, — ехидно протянул леший, тыкая Вилу прутиком в глаз, — могу и с тобой потешиться, от тебя ужо не убудет...
Как же хотелось Виле испепелить взглядом эту позорную тварь, но после зимней спячки она была слишком слаба, чтобы сопротивляться магии лешего.
Между тем солнце миновало зенит и шло к закату. Вместе с уставшим солнцем в сердце лесной феи догорала надежда на спасение.
Никто из животных не пойдёт против лешего, победно скачущего на её беспомощном теле. Горькие слёзы покатились из глаз Вилы, оставляя на висках влажный холодок. В июне эти слёзы превратятся в печальные ландыши, тихо звенящие на лесном ветру.
Вила вспомнила своё рождение из дыхания северных богов и первые годы в лесу, когда она, еще не чувствуя себя хозяйкой, боялась каждого шороха. Но разве она кого-нибудь обидела? Разве завял по её вине хоть один цветок? Хоть раз испугалась она гнева богов, заступаясь за людей и лесных тварей?
Как же быстро наступил конец её земного пути...
Жаль, что так не удалось попрощаться с верным Лисом. Почесать бы его за ушком, нырнув пальцами в яркую, как пламя, рыжую шёрстку, пробежаться бы наперегонки по лесной опушке, дразня деревенских собак…
Вила словно наяву почувствовала запах Лиса, смешанный с… С дымком из печной трубы!
«Ах, негодник! Опять повадился потрошить деревенские курятники!» — мысленно рассердилась фея, поняв, что запах Лиса вполне реален.
Прищурившись сквозь слёзы, она, к своему ужасу, увидела Лиса за спиной лешего. К блестящему носу прилипло белое пёрышко, передняя лапа была поджата, а тело готовилось к прыжку.
Нападение животного на лешего карается смертью. И именно лесная фея должна будет привести приговор в исполнение.
Вила не могла этого допустить.
Собравшись силами, она в отчаянии рванулась вверх, позади раздался оглушительный треск рвущихся волос, кожа на затылке лопнула, обжигая невыносимой болью.
За мгновение до прыжка Лиса лешего подкинуло вверх, и он кубарем скатился под куст дикой смородины.
Голову дёрнуло назад, но Вила, преодолев боль, снова подалась вперёд.
Скорей всего, ей было на роду написано остаться лысой!
Ещё рывок, ещё! Лис крутился рядом и жалобно поскуливал.
Лесная земля вздыбилась пахнущими грибницами буграми, на лицо Вилы упала тень от еловых лап. Фея замерла, ель покачивалась и жалобно скрипела над её головой, готовясь рухнуть в любое мгновение. Виле совсем не хотелось быть похороненной под колючей хвоей, поэтому она, закусив губу и зажмурив глаза, сделала ещё один рывок, ель качнулась в последний раз и, жалобно всхлипнув, упала в противоположную от феи сторону.
Путы на запястья Вилы лопнули, голове стало легко, свежий ветерок, унимая боль, холодил затылок.
По лесу разнеслась звонкая птичья трель, тысячи птиц подлетели к Виле, чтобы разобрать на травинки для гнезд её прошлогоднее платье.
Фея ласково потрепала по загривку верного Лиса и, преодолевая слабость, поднялась на ноги. Осмотревшись, она заметила внизу розовые заячьи уши: видимо, леший с перепугу не сумел до конца обернуться в зайца. Вила расхохоталась так громко, что дрогнули облака в вышине, запустила руку в кусты и вытащила на свет дрожащего от страха мелкого лесного духа.
— Покукуй-ка здесь немного, — довольно сказала фея, подвешивая лешего за шиворот на высокий сук. Сразу же после её слов лешак скукожился и превратился в старый мох.
Нагая, полупрозрачная, с клочками волос на израненной голове, Вила гордо вскинула подбородок и величавой поступью двинулась в сторону березняка на лесной опушке. По пути она дотрагивалась до стволов и ветвей деревьев, кончиков кустов. Каждое касание сопровождалось мелодичным звоном, а вслед её шагам поднималась поросль молодой травы.
На опушке Вила припала губами к ближайшей берёзе и с жадностью стала пить сладковатый сок.
Закатное солнце пронизывало лес тонкими, как стрелы, красно-золотыми лучами.
Утолив жажду, Вила распахнула руки и встала навстречу закату: её щёки разрумянились, словно лепестки гвоздики-травянки, тело наполнилось силой и свежестью; до самых пят заструились новые, густые волосы цвета дикого мёда.
"Благодарна!" — крикнула Вила, эхо подхватило и унесло богам.
Птицы умело соткали для любимой феи невесомый наряд из весенней зелени и венок из медуницы. Облачившись в новое платье, Вила поднялась на дивный трон, укутанный изумрудным мхом. Верный лис устроился в ногах.
Лесные звери окружили трон феи, ожидая её милости и благословения.
Вила взмахнула рукой, призывая к тишине, и произнесла слова, которые весь лес так ждал и в лютые морозы, и в короткое время редких оттепелей:
— Я здесь хозяйка во веки веков. Пусть пятится зима, а смерть умерит свой голод. Впереди жизнь и солнце.
©Смирнова Ольга. Е. 2024
Копирование материалов, идей, образов запрещено законом статья УК РФ 146